— Вопрос, — повторил маркиз заплетающимся языком. — Вы пропустили самый прямой путь. Я грубый, не воспитанный человек — таким уж уродился. То, что мне не нравится, когда ваши ноготки царапают меня до крови, не означает, что я играю в игры или скрываю что-то.

Пока Виктория изучала его лицо, он отвечал ей непроницаемым взглядом, ожидая, когда молния с небес лишит его жизни. Он лгал так же свободно, как и раньше, но ему еще не приходилось делать этого по отношению к тому, кому хотелось сказать правду.

— Ладно, допустим. — Она убрала руки. — Значит, вы так хотите. Но если вы не будете доверять мне, не ожидайте, что я доверюсь вам.

— Не помню, чтобы я просил вас об этом.

— Вы и не просили. — Виктория отвернулась и вновь принялась выглядывать из окошка. Каждая линия ее изящной фигурки демонстрировала боль и разочарование.

Синклеру хотелось извиниться, уверить ее, что, если она проявит терпение, все как-нибудь наладится, но он промолчал.

Экипаж подъехал к дому и остановился. Когда лакей открыл дверцу и опустил подножку, Виктория искоса взглянула на мужа.

— Сегодня вечером меня пригласили на обед.

Он помог ей спуститься на землю.

— Кто-нибудь, кого я знаю?

— Я не спрашивала их об этом.

Похоже, такое положение дел никогда не принесет никакой пользы. Ему был необходим доступ к ее друзьям, а значит, у него имелось два выхода: он мог снова солгать ей — и тогда, возможно, она станет более снисходительной к нему — или же мог сказать ей правду. Немного правды достаточно, чтобы обеспечить содействие, но не подвергать ее опасности.

Майло, открыв парадную дверь, вышел им навстречу.

— Добрый день, ваша милость. Как прошел завтрак?

За те четыре недели, что Синклер знал дворецкого, Майло никогда не спрашивал его, как прошел его день или вечер. Очевидно, вопрос был адресован не к нему.

— Неплохо, — тем не менее ответил он. — Я бы даже сказал, очень познавательно. Виктория, могу я поговорить с вами? — обернулся маркиз к жене.

— Мы уже достаточно наговорились.

Синклер шагнул вперед и, прежде чем она успела вымолвить слово, поднял ее на руки.

— Всего несколько минут, — мрачно уточнил он, поднимаясь наверх.

— Отпустите меня! Немедленно!

— Нет.

Ее комнаты располагались в одном конце холла, его — в другом. После небольшого размышления Син остановился на нейтральной территории и ногой распахнул дверь библиотеки, находившейся напротив его спальни. Войдя в комнату, он закрыл дверь и усадил жену на софу, стоящую под окном.

— Вы хуже, чем грубый, невоспитанный простолюдин! — Она вскочила на ноги. — И я не собираюсь терпеть это от вас. Никто никогда не обходился со мной так неуважительно!

— Сядьте, — приказал он. Виктория скрестила руки на груди.

— Нет.

Маркиз шагнул к ней.

— Если вы не сядете, мне доставит удовольствие заставить вас сделать это, Лисичка.

Выражение лица Виктории могло бы заморозить солнце, но после минутного неповиновения она все же грациозно села на подушки.

— Как пожелаете, милорд.

— Благодарю. — Теперь, овладев ее вниманием, Синклер не знал, с чего начать. Он скрывал свои намерения и секрет так чертовски долго, что не представлял, как расстаться с ним или определить, что будет для нее безопасно узнать, а что нет. Так как ее лицо мрачнело с каждой минутой, ему нужно было поскорее придумать что-нибудь. — Я был не до конца честен с вами…

— Вот так новость! — Она наклонилась, взяла книгу открыла ее. — Видите ли, меня это больше не волнует.

Надеясь, что он не оттолкнул ее окончательно, Синклер принялся шагать от двери к окну и обратно.

— Я вернулся в Лондон совсем не с целью получить титул маркиза.

— Вот-вот, вы еще упоминали о желании найти супругу. — Послюнявив указательный палец, она начала шумно переворачивать страницы.

— Не только. Мне нужно найти человека, который убил моего брата.

Виктория захлопнула книгу.

— Я знала это!

— Положим. — Он пытался не замечать внезапную сухость во рту и тяжелый стук сердца.

— О Боже, почему бы просто не сказать, чем вы занимаетесь? И почему вы так долго не возвращались Лондон, если хотели, чтобы справедливость восторжествовала?

По крайней мере она все еще казалась заинтересованной.

— Мне приходилось оставаться там, где я был, — медленно начал он. — И очевидно, убийца Томаса считает, что убийство сошло ему с рук. Я не хочу лишать этого человека иллюзий, пока не поймаю.

— А как это связано с тем, что вы притворялись пьяным, и с теми тремя людьми, скрывавшимися в конюшне?

Син замер.

— О каких людях идет речь?

Виктория вздохнула.

— Те трое, с которыми вы разговаривали ночью и которые на нашей свадьбе притворялись пьяными… по крайней мере мне так показалось.

На этот раз она поразила его. Им приходилось всегда оставаться начеку, иначе все они давно были бы покойниками. И все же эта неугомонная заметила и за два дня вычислила часть их игры. Неудивительно, что она тут же стала относиться к нему с подозрением. Он не сразу понял, какой она была сообразительной, и не чувствовал себя лучше от того, что приходится включить ее в это дело.

Синклер откашлялся.

— Я знаю этих джентльменов со времени пребывания в Европе. Они предложили мне свою помощь.

— А почему они притворялись пьяными?

— Люди становятся более разговорчивыми, когда думают, что вы пьяны. Обыкновенно это так.

Виктория долго сидела молча, неподвижно глядя на свои сложенные руки.

— Можно задать один вопрос?

— Конечно.

— Какая часть историй о ваших похождениях в Европе — правда?

Синклер помедлил.

— Большинство из них. — По крайней мере на поверхности, добавил он про себя.

Виктория медленно поднялась с подушек.

— Отлично. Теперь мне есть над чем подумать.

Уж лучше получить такой ответ, чем быть сразу отвергнутым.

— А могу я задать вам тот же вопрос? Сколько из ваших предположительных подвигов в Лондоне — правда?

Она подошла к двери и открыла ее.

— Большинство из них. — С независимым видом Виктория направилась в свои комнаты, а Синклер снова принялся мерить комнату шагами. Жена не была его союзником; во всяком случае, он не хотел рассказывать ей слишком много. Но главное — она не была врагом, и это ощущалось как победа или по крайней мере как начало перемирия.


— Готова дать пенни, чтобы узнать, о чем ты думаешь, дорогая.

Виктория вздрогнула, осознав, что уже минут пять мешает картофельное пюре в своей тарелке.

— Это, Лекс, будет стоить тебе самое малое фунт.

Александра Бэлфор улыбнулась:

— Договорились.

— Но прежде чем заплатить, мы требуем, чтобы вы открыли свои мысли, — сказал Люсьен Бэлфор, сидевший по другую руку от нее. — Принимая во внимание то, что я получил разрешение поиграть в фаро в «Уайтсе» сегодня вечером, хорошо было бы, чтобы эти мысли были необыкновенными.

Александра бросила на него сердитый взгляд.

— Не глупи, Люсьен, Вики зашла к нам, чтобы поговорить.

— Нет, на самом деле я пришла сюда потому… ну, я сказала Синклеру, что меня пригласили на обед. Мне нужно было время, чтобы собраться с мыслями. — Она взглянула на подругу. — Сейчас мне кажется, что, возможно, я поступила неверно.

— Чепуха, — заявила Александра. — Можешь ни о чем не рассказывать, если не хочешь. Я очень рада видеть тебя. — Она бросила взгляд на графа.

Люсьен, похоже, все понял. Он отодвинулся от стола и встал:

— Я отправляюсь в «Уайтс».

— Нет-нет, вам не стоит уходить из-за…

— Не из-за вас. — Он кивнул в сторону Александры. — Я ухожу из-за нее.

— Он боится меня, — хихикнув, заметила Лекс.

— Только когда у нее под рукой есть чем расправиться со мной. — Лорд Килкерн подошел к жене и наклонился. Александра подняла голову и коснулась губами его губ.

Виктория сжалась. Так вот какова она, семейная жизнь. Синклер мог бы получить здесь сотню уроков, и, несомненно, она тоже.

— Итак, Лисичка, — обернулась к ней Александра, когда Люсьен удалился, — что тебя беспокоит?

— Право, я не собиралась жаловаться. Синклер рассердил меня, поэтому я сказала ему, что приглашена на обед. — Она пожала плечами.

— Что тебя рассердило?

— Перестань, Лекс. Ты уже не моя гувернантка.

— Но я по-прежнему твоя подруга.

— Верно. И именно ты сказала, что если я не научусь вести себя, то выскочу замуж за отъявленного негодяя.

Александра усмехнулась:

— Нет, это утверждала мисс Гренвилл. Я сказала, что ты заработаешь дурную репутацию.

— Похоже, вы обе были правы. — Виктория отодвинула от себя тарелку, встала и принялась ходить вокруг стола.

— Я даже не могу находиться с ним в одной комнате без того, чтобы мы не поспорили.

— А как лорд Олторп отреагировал на твой зверинец?

— Думаю, его это позабавило. Во всяком случае, он не возражал.

— Уже что-то, не так ли? Мужчина, который способен примириться с Генриеттой и Мунго-Парком, не может быть безнадежно плохим.

— Я пока еще не представила ему Мунго.

— Это может стать решающим фактором.

Конечно, Александра только хотела поднять ей настроение, но Виктория тем не менее оценила ее жест.

— Ты права. Но как один и тот же человек может представляться одновременно таким привлекательным и… таким несносным? Только не говори мне, что я должна задать этот вопрос самой себе.

Александра засмеялась.

— Тогда я вообще ничего не скажу — кроме того, что ты не трусиха и не пасуешь перед трудностями.

— Полагаю, следует побыть замужем дольше, чем один день, прежде чем полностью отречься от мужа.

— Вполне справедливо.

— Что ж, спасибо за участие, и… буду держать тебя в курсе.

Когда Виктория вернулась в Графтон-Хаус, Синклер уже ушел, и она отправилась в зимний сад покормить своих питомцев. Кошки явно наслаждались растерзанными растениями, раскиданными по комнате, а Генриетта и английская гончая Гросвенор расположились на старой кушетке, которая была куплена специально для них. Мунго-Парк все еще притворялся частью изысканного карниза над окном, но горстка орехов на камине уменьшилась вдвое.

Виктории очень хотелось позволить им побегать по дому, раз уж они привыкли к новому жилищу, но она не знала, как Синклер отнесется к этому. Ее родители настаивали на том, чтобы все животные оставались поблизости от нее. Даже Лорду Бэгглсу разрешалось выходить ночью и путешествовать только до закрытых дверей ее комнаты. Лорд и леди Стиветон были бы счастливы держать и дочь запертой в том же пространстве.

Удалившись к себе вечером, Виктория еще долгое время смотрела в окно, но в ту ночь призрачные фигуры не появились. Несомненно, Синклер выбрал другое место для своих встреч — а где, она уже никогда не узнает.

Он притворялся пьяным, чтобы развязать языки тем, кто его окружал. Это предполагало, что маркиз использовал эту тактику и раньше, но почему? Какую информацию он выискивал? Относилось ли это к убийству брата? Она так не думала — Син сказал, что вернулся в Англию, надеясь найти убийцу. Очевидно, в Европе у него были другие дела.

Но, может быть, он притворялся и в других своих привычках? Виктория продолжала думать о другом Синклере — умном, сообразительном и очень сексуальном, о том, который появился так внезапно, чтобы смущать и мучить ее.

Улыбнувшись, она юркнула под теплое мягкое одеяло. Они были женаты только два дня, а она уже обнаружила один из секретов мужа Узнать остальные его тайны было только делом времени.


— Ты сказал ей?

У Бейтса дрогнула челюсть, а Уолли расплескал эль. Криспин Хардинг оставался непроницаемым, словно он и не ожидал ничего другого.

— У меня не оставалось выбора. — Син защищался как мог. — Она видела вас, болваны, в моей конюшне прошлой ночью.

— И ты открыл ей всю правду? — прошипел Бейтс. — Ты, мастер мистификаций?

— О Боже, я же не докладывал ей всего. Главное, чтобы она не задавала неприятных вопросов. — Маркиз надеялся, что истории, которую он рассказал, будет достаточно, однако у его жены проявилась удивительная способность видеть больше, чем другие.

Три последних дня она избегала его, проводя время с друзьями или оставаясь в комнатах со своим зверинцем. Несколько раз Синклер пытался как бы невзначай встретить ее, чтобы определить, простила она его или все еще дуется. К тому же у него появилась странная потребность видеть ее — ему хотелось дотронуться до нее, поцеловать, заключить в объятия, но с этим он мог немного подождать. Он был терпеливым, но уж, конечно, не евнухом.

— Ты выжил из ума. Пара хорошеньких голубых глаз взглянула на тебя, и ты раскрыл ей все наши секреты. — Уолли подал знак, чтобы принесли еще эля.