Барбара Картленд - Встречи и разлуки

Но уже неделю спустя я поняла, что у них такая манера, потому что они очень устают, а многие к тому же морят себя голодом, боясь пополнеть. Мистер Канталуп без сожаления уволит любую, кто увеличит бедра или талию хоть на дюйм.

Они все изводились от зависти, что я могу есть сколько угодно и не полнеть. Чаще всего разговоры между манекенщицами велись о диетах, позволяющих сбросить фунт-другой.

Клеона из них самая красивая. Она брюнетка, и волосы у нее короткие и вьющиеся, как у греческой статуи. При всем при том она еще и графиня, итальянская. Она не виделась с мужем уже пять лет, и, хотя и называет себя графиней ди Риволи, что-то сомнительно, была ли она действительно замужем.

Я узнала ее коротенькую историю. Граф ди Риволи приезжал в Англию покупать аэростаты для итальянского правительства и задержался на три месяца дольше, чем следовало, потому что познакомился с Клеоной, влюбился и женился на ней.

Потом он уехал в Италию, и с тех пор от него не было вестей. Ее это, очевидно, мало волнует. Она пользуется огромным успехом и постоянно завтракает в «Ритце».

Каждый вечер она выезжает на какие-нибудь приемы и встречается там со всей этой публикой, чьи фотографии еженедельно появляются в модных журналах, в «Тэтлере» и «Скетче».

Бывает очень любопытно видеть наших клиенток в ателье, после того как прочитаешь об их развлечениях на балах и скачках.

Сегодня приезжала леди Мэриголд Карстэйрс. Девушки мне о ней много рассказывали; я поглядела на нее через щелочку в занавесях, на случай, если она не пожелает платья, которые демонстрирую я, и, значит, мне не представится возможность ее увидеть.

Она пользуется скандальной известностью и дает какие-то совершенно необыкновенные вечера, куда приглашает самую разношерстную публику.

Хотя леди Карстэйрс только тридцать два года, она уже сменила троих мужей, а сейчас у нее роман с одним из самых известных в стране газетных магнатов.

Сегодня ее сопровождал не он, а двое других мужчин, одного из которых, как сказали мне девушки, прозвали Крошка Спенсер, потому что он огромного роста.

Второй — ее брат лорд Глаксли, глуповатый на вид молодой человек, без подбородка, с нежной бело-розовой кожей, за что его прозвали Пупсик.

Леди Мэриголд и ее спутники все время громко хохотали, и она, казалось, не обращала никакого внимания на демонстрируемые ей туалеты. Но это впечатление оказалось обманчивым, потому что она выбрала два платья еще до того, как мадам Жан, наша распорядительница, велела мне показать белое гипюровое.

Хотя за последнюю неделю я надевала сотню платьев, каждая новая модель доставляет мне истинное удовольствие. Все они такие замечательные!

Мне теперь трудно поверить, что голубое гипюровое платье, которое было на мне в мой первый вечер в «Савойе», казалось мне элегантным.

У всех моделей Канталупа изумительные линии, такие простые и в то же время изысканные.

Я надела платье, вышла и прошлась, покачивая бедрами, как меня учили девушки, и услышала, как лорд Глаксли сказал: «Какая хорошенькая!» Леди Мэриголд повернулась к мадам Жан:

— У вас новая манекенщица? Кто она такая?

Скрываясь за черными бархатными портьерами, я услышала, как мадам Жан назвала меня, а минутой позже я получила распоряжение надеть зеленое кружевное платье.

Когда я оделась и раздвинула занавеси, то услышала, как леди Мэриголд сказала:

— Ладно, Пупсик, не суетись, предоставь это мне!

Осмотрев платье, она повернулась к мадам Жан:

— Никак не могу решить! Быть может, вы будете так любезны прислать мне белое и зеленое сегодня в шесть часов, и я еще раз их померяю? Или, что было бы даже лучше, пришлите манекенщицу; я просто не могу дольше задерживаться сейчас.

— Да, конечно, миледи, — ответила мадам Жан, — непременно.

— Благодарю вас. — Леди Мэриголд улыбнулась и повернулась ко мне: — Вы приедете в шесть часов с этими платьями?

Конечно, я согласилась, и вся компания удалилась.

Когда они ушли, мадам Жан сказала:

— Вы имеете успех.

— Вот как? У кого это? — спросила я.

— У брата леди Мэриголд — поэтому они вас и пригласили сегодня.

— Значит, платья их не интересуют, — сказала я. — Может быть, мне лучше не ездить?

— Делайте то, что вам говорят, — ответила мадам Жан, — и не будьте дурочкой, развлекайтесь, пока есть такая возможность. В Олвуд-хаузе бывает весь Лондон.

День я провела в ужасном возбуждении. Девушки рассказывали мне всякие подробности о леди Мэриголд. В семнадцать лет она убежала из дома с секретарем своего отца, человеком намного старше себя. А два года спустя ушла от него к какому-то исследователю и путешественнику; потом вышла замуж за сэра Артура Карстэйрса, но сейчас у них дело шло к разводу.

Забавно, она ведь совсем не красавица — обворожительна, великолепно одета, ухожена, но я поняла теперь, что внешность — не главное, главное — личность, индивидуальность.

Боюсь, что это как раз то, чего мне недостает, и я могу потерять работу. Четыре дня спустя после того, как меня приняли, уволили совершенно прелестную девушку. Она была брюнетка, очень хорошенькая, но недостаточно шикарная.

Я расспросила о ней девушек, и они сказали, что манекенщица из нее оказалась никудышная, никто ни разу не купил платья, которые она показывала.

Она не пользовалась успехом и за стенами ателье. Мистер Канталуп уволил ее за полной непригодностью: ему нравились девушки, которые не только могли показать товар лицом, но и пользовались популярностью среди его клиентов.

— Почему, ты думаешь, он взял меня? — спросила я Клеону. — Ведь я совершенно никого не знаю, у меня совсем нет знакомых.

— Ты, Линда, темная лошадка, — сказала Клеона. — Ты еще себя покажешь. Сейчас на тебя можно ставить пять к четырем.

Я невольно волновалась из-за визита к леди Мэриголд. Сумею ли вести себя должным образом? Я спросила Клеону, как мне следует поступать, и она посоветовала:

— Просто будь собой, Линда. Ты скоро сама всему научишься.

Проходившая мимо нас девушка спросила:

— Думаешь, Линда станет звездой? Давно у нас не было никого выдающегося, с тех пор как Молли вышла за маркиза.

— Линда, может быть, и звезда, как знать, но уж Пупсика, — усмехнулась Клеона, — никак не назовешь волхвом.

Все засмеялись ее шутке.

Похоже, мне не миновать переезда.

Сегодня утром единственная наша ванная была занята двадцать минут, и я из-за этого боялась опоздать на работу. Мадам Жан злилась, когда девушки позволяли себе такое.

Вообще я люблю ходить пешком, а сейчас, боясь опоздать, поехала в автобусе, вместо того, чтобы подышать свежим воздухом. Я провожу целые дни в ателье, где мне не хватает воздуха, наверно, потому, что я привыкла к свежести севера, к физическим упражнениям на свежем воздухе, которыми мы занимались в монастыре.

В ателье постоянно ощущается приторный запах парфюмерии, источаемый многочисленными флаконами духов собственного производства Канталупа, которые он продает по непомерным ценам; да и наши клиентки благоухают самыми всевозможными духами.

Но если говорить откровенно, хочу переехать не только из-за неудобства с ванной, но и из-за Бесси.

Я знаю, что нехорошо так говорить, и мне стыдно, что я к ней придираюсь, ведь она была мне настоящим другом.

Если бы не она, у меня не появилось бы такой замечательной работы, как теперь, и я бы не проводила так весело время, но после того, как я ушла из театра, Бесси сильно изменилась, и, что бы я ни делала, она относилась ко всему с иронией и вела себя неприветливо и даже недоброжелательно.

Тяжело, когда не с кем поделиться своими новостями, а особенно если живешь в одной комнате с человеком, который затаил на тебя обиду.

Вчера вечером ситуация дошла до предела. Я вернулась всего на несколько минут позже Бесси. Никто не пригласил ее вместе провести вечер, хотя они с Тедди помирились после того, как я ушла из театра.

В доброе старое время она была бы готова выслушать все, что я скажу. Но когда я ворвалась в комнату со словами: «Бесси, ты знаешь, что случилось?», — она вдруг насупилась и не проявила никакого интереса к приглашению леди Мэриголд.

По правде говоря, я думаю, Бесси мне немного завидовала, и пусть это предательство с моей стороны, но я не могу не замечать, что, по сравнению с девушками у Канталупа, она слишком вульгарна.

Должна признаться, что мне было бы стыдно, если бы они увидели меня с ней. Это гадкое чувство, и оно только доказывает, какое я ничтожество.

Я знаю, что в любой жизненной ситуации нужно ценить своих друзей, какими бы они ни были. Но если бедняжка Бесси не выдерживает сравнения с девушками Канталупа, я рядом с леди Мэриголд и ее окружением выглядела бы просто ужасно.

И самое странное, что это не потому, что Бесси красит волосы и чересчур ярко красится, друзья леди Мэриголд выглядят настолько необычно или, лучше сказать, экстравагантно, если только я правильно поняла это слово, что дадут сто очков вперед любой хористке из шоу, где выступала Бесси.

У одной из дам из окружения леди Мэриголд, какой-то там княгини, хоть она и американка, ногти покрыты черным лаком, а помада ежевичного цвета.

Но, когда я приехала к леди Мэриголд, поначалу было не до гостей. Меня сразу провели к ней в спальню и велели разложить платья, что я и сделала с помощью горничной — француженки с важными и покровительственными манерами.

Я в жизни не видела ничего такого, как спальня леди Мэриголд.

Кругом одно серебро и зеркала, постель покрыта оранжевым бархатом, сверху которого накинута огромная тигровая шкура — нечто экзотическое. А потолок весь сверкал позолотой и был выложен оранжевым стеклом, как мозаика.

Пока я осматривала комнату и думала, что на мой вкус это уж слишком причудливо, открылась дверь и вошла леди Мэриголд. В одной руке она держала бокал, в другой — сигарету.

— А, так вы привезли платья? — сказала она. — Прекрасно, но сейчас я не могу их посмотреть. Спуститесь пока вниз и выпейте коктейль с гостями.

— Благодарю вас, — чинно ответила я.

В это время в дверь заглянул лорд Глаксли. Он уставился на меня во все глаза, а потом спросил:

— Можно войти, Мэриголд?

Она засмеялась.

— Ты слишком нетерпелив, Пупсик. Почему бы тебе не подождать внизу? Впрочем, раз ты уже здесь — заходи!

И обратилась ко мне:

— Это мой брат.

Мы поздоровались. Мне было очень неловко, потому что я видела, что леди Мэриголд вовсе не интересовалась платьями. Пупсик переминался с ноги на ногу и молчал. В конце концов леди Мэриголд сказала:

— Пошли вниз, к остальным.

И направилась к двери. Мы последовали за ней.

В огромной гостиной десятки людей болтали, смеялись, пили. В воздухе стояли клубы дыма, и шум был невообразимый.

— Хотите коктейль? — предложил мне лорд Глаксли.

Я забилась в угол у стола и пыталась разговаривать с ним, но это было очень трудно осуществить из-за шума.

Поминутно кто-нибудь проходил мимо нас с возгласом: «Привет, Пупсик, как дела?» — и, не ожидая ответа, двигался дальше.

Потом к нам подошел джентльмен, который был с леди Мэриголд у Канталупа. Он пожал мне руку, не дожидаясь, пока нас представят, и сказал:

— Вы сегодня выглядели великолепно во всех этих туалетах. Вам нравится такая работа?

Я сказала, что да, нравится.

— Ну что же, женщинам это подходит, а мы с вами в манекенщики не годимся, а, Пупсик?

Потом подошел еще один, высокий, приятной наружности мужчина, но очень старый, лет сорока пяти.

— Представьте меня, — попросил он.

Крошка Спенсер сказал:

— Еще что! Тебе здесь нечего делать, Питер. Вера ищет тебя повсюду.

Но Питер все не уходил.

— Что ж, если меня не хотят представить, придется сделать это самому. Я знаю ваше имя от Мэриголд. Вас зовут Линда, так ведь?

— Линда Снелл, — сказала я.

— С меня достаточно Линды. А я — Питер.

Он протиснулся поближе ко мне и начал говорить, и все говорил и говорил, очень даже интересно.

Он спросил меня, чем я занимаюсь, где я побывала в Лондоне, когда я ответила ему, что не была нигде, кроме «Савоя», он ужаснулся и сказал, что нужно исправить такое положение и он готов это сделать.

Еще он сказал, что я самая хорошенькая девочка, какую ему случалось видеть за последнее время, и произнес это так, что я могла только засмеяться и ответить:

— Благодарю вас!

— Что вы делаете сегодня вечером? — спросил он.

Прежде чем я успела открыть рот, прислушивавшийся к нашему разговору лорд Глаксли быстро сказал: