Я встала на колени и обняла его за талию, боясь, что он растворится в темноте.

— Положение, успех — это смешно. Они ничто без тебя.

— Посмотри на меня, — скомандовал он, и я повиновалась. — Роксана, ты не смеешь так говорить. Ты много работала и не можешь так просто отказаться от всего, чего добилась. Боже праведный, ты хотя бы представляешь свою жизнь здесь?

— Да, милый.

— Боюсь, что да, — согласился он. — Благодаря моему эгоизму. Я не должен был разрешать вашей группе оставаться на плантации. Я знал, насколько велик риск, но мне хотелось задержать тебя здесь, хотя бы на четыре дня. С тех пор, как я увидел тебя, своенравную незнакомку, на ступеньках веранды, я хотел задержать тебя здесь. И до сих пор хочу. Но слава богу, я сумел преодолеть свой эгоизм и не могу использовать тебя как еще одну стальную ставню для улучшения своей жизни.

Судя по тому, как безжалостно Керк обстреливал меня аргументами, он, видимо, полагал, что я сделана из металла. Но металл не плачет, а мне так хотелось разрыдаться!..

— А как же я? — всхлипывала я у него на груди.

— Что я могу тебе обещать? Не могу даже того, что проживу от утра до утра. Ты только представь себе свое существование на этой забытой богом и затерянной в джунглях плантации. Скоро ты превратилась бы в еще одну плантаторскую жену, начала бы пичкать себя снадобьями от лихорадки, скулить и проклинать эту чертову погоду, и постоянной чувствовать, что каждая минута твоей жизни может стать последней. Я правда люблю тебя, Роксана. Люблю радостный блеск твоих глаз, твой озорной смех. Так не заставляй же меня быть свидетелем того, как твой смех умолкнет, а глаза поблекнут и наполнятся грустью. Пойми — то, что я читаю в глазах Оливии Виктор, мне представляется твоей будущей судьбой! С этим я не могу примириться!

— Рядом с Оливией — любимый муж. Могу поспорить с кем угодно, что для нее это намного важнее, чем свежие яблоки и сухой климат.

— Викторы — счастливчики. Если бог даст, в будущем году они вернутся в Англию. А я — не вернусь. Я останусь здесь до последнего вздоха, любимая.

— Разве это так необходимо? Кем ты приговорен? Мы тоже можем уехать куда-нибудь.

— Ты же знаешь, что это не так, — он разомкнул мои руки и отошел к окну. — Я должен остаться здесь. И это не упрямство или желание быть каким-то символом демократии. Бог свидетель, я не считаю себя героем. Меня тошнит от этой жизни не меньше, чем любого другого, оказавшегося здесь. Но у каждого человека свое место в жизни и негоже покидать его. Надеюсь я сумел объяснить тебе это.

Я снова легла на кровать и подумала о том, как мне повезло влюбиться в символ. Виктор назвал его тогда — «талисман». Наверное, это выглядело довольно глупо со стороны, но я расхохоталась. Керку нравился мой смех, но не теперь, когда с нем звучало столько горечи.

— Не надо, пожалуйста, — попросил он.

— Почему? Смеяться, по-моему, лучше, чем плакать.

— Не о чем плакать. Во всяком случае сейчас. Может быть, в скором времени появится действительно серьезная причина. Я подумал о том, как мне повезло. Не многим мужчинам дано судьбой прикоснуться к своей мечте хотя бы на миг. У меня было несколько мгновений с тобой, Роксана. Память будет поддерживать меня, даже когда тебя не будет рядом. Ты останешься со мной навсегда такая же молодая, красивая и грациозная.

— Воспоминания, конечно, прекрасны, но мне их мало — они слишком недолговечны. Ими нельзя жить.

— Мы сможем, Рокси. Если мы действительно любим друг друга.

Я посмотрела на него внимательно.

Господи, до чего же он устал! И какая же я дура! Это я во всем виновата. Я мучила его и своими дурацкими выходками, и страхом за мою жизнь, мучила, заставляя сомневаться. И продолжаю мучить до сих пор, возлагая именно на него бремя выбора. А он, как всегда, ясно представляет себе наши жизненные пути, тогда как я по-прежнему нуждаюсь в том, чтобы меня кто-то направлял, кто-то всё решал за меня.

И всё же меня согревала мысль о том, что это любовь и уважение ко мне придали ему столько мудрой предусмотрительности. Керк первым увидел, в какой точке наши пути расходятся. Мы оба упорно трудились для достижения того, что имели, и Керк не хотел, чтобы я так легко отказывалась от своей доли. Я поставила перед собой цель давно, и отвернуться от нее сейчас означало бы лишить мою жизнь смысла.

Конечно, вопрос о том, что ценного я сделала или смогу сделать, был для меня не так важен, как для него, и все же я должна была на него ответить. И не ошибиться.

Я не плакала. Он хотел, чтобы я была его мечтой, а мечта всегда должна быть в наилучшей форме. Я сожалела, что ввязалась в спор с ним, потому что больше всего на свете боялась, что он запомнит меня такой: смятенную, растерянную и… плачущую. Я заставила себя улыбнуться и прошептала:

— Да, дорогой. Мы можем даже поклясться ничего не забывать.

Он стоял надо мной, встревоженный тем, что я могла неправильно понять его.

— Кажется, мы преодолели эту вершину. Давай запомним навсегда и ее.

Я рассмеялась. На этот раз легко.

— Разве я не сказала, что я люблю тебя? По крайней мере, я всегда буду чувствовать себя замужем за тобой.

— На меньшее, я не надеюсь.

— Меньшего и не будет, дорогой.

Прощальная ночь может быть очень короткой.

Я умоляла солнце не всходить, но молитвы мои опять не были услышаны.

Глава 25

На следующее утро расставание прошло довольно спокойно. Мы с Керком уже произнесли слова прощания накануне в спальне. Наши чувства достигли высочайшего эмоционального накала и в какой-то мере опустошили нас. У природы есть свои обезболивающие средства: когда боль достигает какого-то предела, мозг отключается и прекращает выполнять свои функции. Иначе жизнь стала бы невыносимой.

Вот так и мы с Керком, стоя на веранде, были настолько официальны и сдержанны, что могли показаться чужими. К тому же нужно было учитывать присутствие остальных. Керк был не из тех, кто выказывает свои чувства перед посторонними. А там находились не только Дэн и Джи Ди, но и Че Муда, пришедший попрощаться с нами. Рука у него была в гипсе, и сам он был еще бледен после тяжкого испытания, но в целом быстро шел на поправку.

Наша команда существенно поредела с тех пор, как прибыла сюда неделю назад. Погиб Хуссейн. Умер Нордж. Его гроб из белой древесины был закреплен на том, что осталось от кузова операторского грузовика. Решили отправить его тело домой морем. С таким решением я не была вполне согласна, так как думала, что он предпочел бы быть похороненным рядом с Сити. Уверенности в этом у меня не было, да и много ли теперь ли это значило? Какая разница где теперь находились останки: Эд Нордж, неважно, каким он был, добрым, злым или и тем и другим одновременно, найдет свое место для успокоения. И я чувствовала, что у нас, живущих, было с ним что-то общее.

Уезжая с Гурроч-Вейл физически, каждый из нас что-то оставлял здесь. Одни больше, другие меньше.

Если кто-нибудь и разделял мои мысли, вслух они высказаны не были. По этой же причине все были немногословны и в основном обошлись банальностями. Дэн и я собирались ехать в джипе, а Джи Ди — один — в грузовике.

— В пути не мешкайте, — без надобности инструктировал Керк. — И ни в коем случае не останавливайтесь, чтобы ни произошло.

— Можете не сомневаться, — угрюмо согласился Джи Ди. — Я хорошо усвоил урок. Я думаю, нам пора трогаться в путь.

— Одну минуту, — попросил Керк. — Я хочу позвонить в деревню с тем, чтобы военные выслали патруль навстречу вам. Мне не хотелось звонить заранее, так как нет уверенности в том, что кто-нибудь не подслушает. Теперь, когда вы готовы…

Мы стояли на крыльце, пока он находился в доме, несколько нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Я напрягла слух, чтобы услышать знакомую фразу «Луэлин Керк слушает». Она настолько вошла в мое жизнь, что стало любопытно, смогу ли я не вспоминать ее при звуке телефонных звонков в будущем. Однако, в этот раз она так и не прозвучала, и вскоре Керк вернулся к нам.

— Извините, что задержал вас. Линия занята. Но на вашем месте я бы не ждал. Через несколько минут я попытаюсь еще раз, — сказал он.

Для Джи Ди этого было достаточно. Он быстро пожал руки Керку и Че Муда и поспешил к грузовику. Дэн последовал за ним, но вынужден был ждать меня.

— Я приду через минуту, — сказала я ему.

— Конечно, — с пониманием отозвался он. — Всего доброго, мистер Керк, и если в ближайшем будущем вам доведется приехать в Штаты, найдите меня. Мы продолжим наше состязание.

— Ладно, — согласился Керк. — Возможно, я так и сделаю.

И вот, мы остались на веранде вдвоем с Керком, Че Муда скромно удалился под предлогом оказания помощи Дэну с багажом. Мгновение мы смотрели друг другу в глаза, не зная, что сказать. Наконец Керк тихо произнес:

— До свидания. Да благословит вас бог.

Боясь расплакаться в последнюю минуту, я быстро спросила:

— Ты мне напишешь, да? У тебя же есть мой адрес.

— Да, напишу, — пообещал он, хотя мы оба знали, что не напишет и что так будет лучше.

— Могу я попросить тебя подождать минуту? Я хочу, чтобы ты взяла с собой одну вещь, — и он бросился в гостиную.

Через несколько секунд он вернулся, неся свой подарок. В других условиях это могла бы быть какая-нибудь сентиментальная безделушка или сувенир. Но это была Малайя, чрезвычайное положение. Поэтому подарком, который мой любимый преподнес мне, был его пулемет — «стен».

— Я не могу его взять, — запротестовала я, как будто мне дарили бриллианты. — Он нужен тебе здесь.

— Ты должна. По крайней мере, пока вы не выберетесь из опасной зоны, он должен быть с тобой. Потом, если захочешь, сможешь переправить его мне. Я буду чувствовать себя намного лучше, зная, что он при тебе.

Джи Ди, сидя уже в грузовике, нетерпеливо жал газ.

— Хорошо, я пришлю его назад, — пробормотала я.

Беря «стен», на мгновение я прикоснулась к его руке. Она была холоднее моей. Я не смогла больше на него взглянуть. Крепко сжав его пальцы, я побежала вниз по ступенькам к джипу. Ничего не видя, я приняла прощальную фразу Че Муда и забралась на сиденье рядом с Дэном.

— Поехали отсюда! — выдавила я.

— Мы уже в пути, бэби. — Мотор взревел и мы тронулись с места. Грязь уныло чавкала, как будто не хотела расставаться с колесами. — Следующая остановка — Голливуд!

Я боролась с желанием оглянуться назад, но сил победить в этой борьбе не хватило. В последний момент я оглянулась. Керк стоял на том месте, где я оставила его, и смотрел нам вслед. Затем он махнул рукой — то ли на прощание, то ли в знак покорности судьбе. Этого разобрать мне не удалось.

Автомобиль свернул на первом повороте, и больше я не могла его видеть.

Даже если бы вся освободительная армия народов Малайзии атаковала нас, я бы не заметила этого. Я смотрела на ряды каучуковых деревьев и не видела их. Серое небо, серые стволы… Казалось весь мир потерял свои краски, и я чувствовала, что сама стала серой.

Мы доехали до проволочного ограждения, и через несколько секунд Гурроч-Вейл остался позади.

После нашего отъезда Дэн не проронил не слова, но теперь, когда мы наконец выехали на главную дорогу, он вздохнул:

— Итак, с солнцем, пустившимся в свой путь, мы говорим «до свидания» живописному Гурроч-Вейл. — Он посмотрел на меня сбоку и потрепал по колену. — Выше нос, малышка. Жизнь прекрасна.

— Со мной всё в порядке.

— Конечно. — Он помолчал немного. И затем с сочувствием сказал: — Если хочешь выплакаться, валяй, это останется между нами, девочками. Мне не в чем тебя упрекнуть, Рокси. Он парень что надо.

— Кто? — уточнила я, не желая ничьей жалости. — Ты имеешь в виду Керка?

— Давай не будем дурачить друг друга. Помни, что именно дядя Дэн знает тебя от и до.

Он произнес эти слова легко, как всегда, но мне показалось, что выглядит он старше, как будто за несколько часов он навсегда оставил свою молодость. Даже Том Сойер должен когда-то повзрослеть. Дэн посмотрел на меня почти робко:

— Я бы сказал, отличный парень. Ты знаешь, Рокси, Керк — первый человек, которому я проигрывал без сожаления, так как знал, что он сильнее меня.

Я нежно погладила «стен» на коленях, но ничего не ответила.

— У меня все время крутится в мозгу, как здорово сыграл бы Керк в кино, — продолжил Дэн через некоторое время. — Будь он немного повыше, покрасивее да пофотогоничнее, с его властным взглядом он смотрелся в кадре не хуже… Да, много талантов пропадает. Но согласись, что это огромная потеря для Голливуда.

— Может быть, однако он наверняка думает иначе.