Я подошла к Хейми, где он стоял у небольшой коморки у задней стены. Там находился небольшой кабинет с зеркалом, какой-то тележкой и пустым стулом для татуировок.

Я хотела сесть в кресло, но он остановил меня.

— Подождите. Для начала покажите мне, где вы хотите нарисовать раковину устрицы, прежде, чем сядете в кресло. Скорее всего, вам придется лечь либо на живот, либо на бок.

Почувствовав снова, как мое лицо начинает пылать, я повернулась к Хейми правым боком, и ткнула пальцем в то место, где хотела нарисовать раковину.

— Здесь.

Хейми присел рядом со мной, наклонился вперед и приподнял подол моих шорт, а затем переместил свою руку чуть выше.

— С бабочками вот тут?

Я почувствовала озноб, когда его теплая рука коснулась моей кожи, и закусила губу. А когда он посмотрел на меня, своими удивительными голубыми глазами, то я всего лишь кивнула.

— Хорошо, тогда давайте начнем с живота, — ответил он, нажав на педаль, на полу, которая опускала спинку стула и поднимала ноги, делая кресло достаточно удобным, чтобы можно было лежать. — Садитесь там и расстегивайте шорты, — небрежно сказал он.

— Простите?

Смеющиеся глаза Хейми встретились с моими глазами.

— Что именно вам не понятно?

— Мне снять шорты? Здесь?

— Нет, мне просто нужно, чтобы вы расстегнули и распахнули их немного. Этого будет достаточно для того, чтобы мне удобно было сделать вам тату там, где вы хотели.

— О, — ответила я, чувствуя себя ослом. — Хорошо.

Я залезла на ровную поверхность, расстегнула кнопку и молнию. Немного распахнула шорты на своем животе. Мне захотелось спрятать лицо руками, но я решила этого не делать. Я пялилась прямо перед собой, пока не увидела Сару, плюхающуюся в кресло, напротив, с телефоном в руках. Я наблюдала за ней в течение нескольких секунд, но мне было интересно, когда все же на меня обратят внимание. Я повернула голову, чтобы посмотреть на Хейми, упираясь щекой о свои сложенные руки. Он сидел на стуле на колесиках, лицом ко мне на уровне моей талии, с длинной лампой, направленной на нижнюю часть моего тела.

Я затаила дыхание, когда он коснулся меня своей рукой, чтобы протиснуть пальцы за пояс шорт. Хейми начал стаскивать с меня шорты, шевеля ими в разные стороны на моих бедрах, чтобы опустить их для удобства при работе. Единственное, что было между ним и моей кожей, то это мое нижнее белье.

Я смотрела и на то, как он скользнул пальцем под кружевную резинку моих трусиков, и потянул их вниз, теперь ничего не было между нами, кроме жара его руки. Прежде чем снова посмотреть на эскиз, он медленно несколько раз потер ладонью мое бедро, а затем начал рисовать кончиком пальца на моей коже запоминая рисунок в голове.

— Вы знаете, — сказал он, глядя на меня, его ладонь скользнула чуть дальше, а большой палец сделал дугу на моем бедре. — Я думаю, что было бы лучше, если бы мы начали чуть дальше по направлению к вашей талии с раковиной, а бабочки пусть летят, извиваясь змейкой в вашу сторону, к вам, — сказал он, двигаясь пальцами вверх по моим ребрам, создавая извилистый путь. — Я думаю, что это будет выглядеть лучше, чем по прямой линии.

Я нарисовала в голове, то, что он сказал. И согласилась. Я с трудом думала, и реагировала на его руки, лежавшие на мне.

— Звучит неплохо. Что бы вы ни придумали. Вы же специалист.

Хейми усмехнулся и подмигнул мне.

— О, мне нравится, как это звучит. — Он подошел обратно к столу, за которым сидел, взял приготовленную смесь и мой эскиз. Он положил рисунок на мои бедра. — Это ваша первая татуировка, не так ли? — Он не смотрел на меня, когда задавал вопрос, поэтому он не увидел цвет моего лица. Он даже не представлял, насколько он прав. Во многом. Будучи дочерью полицейского и младшей сестрой троих парней, ты, мягко говоря, принимаешь вызов. Добавьте к этому все то, что случилось, когда я была маленькой девочкой, и вы получите двадцати однолетнюю девственницу. А татуировка — это приложение ко всему остальному.

— Да, — ответила я тихим голоском.

И тут, Хейми, наконец-то, посмотрел на меня.

— Не волнуйтесь, я позабочусь о вас. — И по какой-то причине, я поверила ему. — Нам, скорее всего, придется разбить ваш рисунок на два или три сеанса. Я не хочу, чтобы вы переволновались, ведь тут нужно нарисовать, очень много бабочек. Кроме того, на ребрах рисовать более сложно и они к тому же более чувствительные.

— Поэтому, вы не будете, сегодня все рисовать?

— Я не думаю, что надо все сделать. Давайте начнем с корпуса и сделаем одну или две бабочки, и посмотрим, в каком вы будете состоянии. Затем вы сможете уйти отсюда. Мы не хотим, чтобы вы просидели в кресле слишком долго. Вы запишетесь на прием на другое время, и мы доделаем все остальное.

Мне снова придется его увидеть? Пожалуй, что да.

— Звучит неплохо.

Хейми замолчал без своей улыбки на губах и не дразнил своими глазами. На этот раз они казались более... теплыми.

— Вы всегда так легко соглашаетесь?

Пока я думала, как сформулировать содержательный, или кокетливый (или глупый) ответ, то Сара впервые за все это время, решила высказаться:

— Конечно же, нет! Она упряма, как осел.

— Значит, это касается только меня. — Он смотрел на меня в течение нескольких секунд, прежде чем вернулась его улыбка. — Только для меня. Мне нравится.

Следующее, что я почувствовала, помимо жара на лице, это прохладную спиртовую салфетку, ведь Хейми нужно было обработать мою кожу, перед тем, как приступить к работе. Я едва почувствовала влагу от салфетки. Все мое внимание было приковано к теплой руке, которая покоилась около моего бедра, все еще держа меня. Твердо держа меня.

Глава 2. Хейми

Стараясь не замечать направленного на меня взгляда девушки и не обращать внимания на ощущения от прикосновения к теплой атласной коже, я приспустил ее шорты. Я пытался игнорировать тот факт, что если бы она позволила мне избавиться от них, то я сделал бы с ней что-нибудь, что заставило бы ее краснеть при каждом воспоминании об этом. Но я должен был сосредоточиться на мысли, что у меня нет времени для знакомства с кем-то вроде нее.

Начиная с четырнадцати лет, когда я впервые попробовал секс с хищницей, я стал предпочитать более опытных женщин. И чем более дикими они были, тем лучше. Я еще никогда не лишал девушку невинности и не собирался этого делать. Мне нравились женщины, которые знали, чего хотят и знали, как этого достичь. Женщины, которые уходили раньше, прежде чем я выходил из ванной. Такие женщины всегда были единственными в моей жизни, но как оказалось, они были не единственными, в ком я мог быть заинтересован. Так почему я говорю об этой девушке с невинными карими глазами и задницей, при взгляде на которую мой член пульсировал так, что было чертовски трудно сосредоточиться?

«Тебе нужно потрахаться, брат» подумал я про себя, рисуя контур раковины устрицы на бледной безупречной коже. «И нужно сделать это, как можно скорее».

Я заставил заткнуться эгоистичного ублюдка, живущего внутри меня, прежде чем взять себя в руки.

Глава 3.

Слоун

— Во сколько ты вернулась прошлой ночью? — спросил мой старший брат Зигмунд (Зиг, как мы его называли).

— Поздно.

— Черт, не умничай. После смены прошлой ночью, я пошел к парням Кафф. Я вернулся почти в полвторого, а тебя здесь не было.

— Серьезно? Мне уже двадцать один. Я не обязана перед тобой отчитываться.

Я смотрела, как темно-карие глаза Зига, такие же, как и у меня, расширяются.

— Черт! Ты обиделась, ведь так? Я не имел в виду ничего такого. Я просто спросил.

Я вздохнула.

— Я знаю. Я просто устала. Извини.

Зигу уже двадцать два года, и я всегда была ближе к нему, чем к другим братьям, Скотту и Стивену. Зиг был самым веселым, и он никогда не говорил, что «родили» меня так же, как и всех остальных. Скотт ужасный, но Стивен еще хуже. Будучи самым старшим, он и отец, взяли на себя обязательство защищать меня, как принцессу и воспитывали меня, как леди, даже, если кого-то из них не было дома. Именно поэтому, они и дальше внимательно следят за мной, вселяют ужас моим горе-друзьям и парням, и каждый раз наказывают меня, когда я говорю слово на букву «Ф». Поэтому, единственный мой друг — это Сара, я до сих пор девственница и мое любимое слово «Фрик». К этому либо можно было бы привыкнуть, либо провести все свое детство под землей. То, что мужчины в доме не хотели понимать, что я девушка, трудно было каждый раз одновременно слушать четыре голоса и при этом не открывать свой рот. И я научилась. В конце концов.

— Дай мне сливки, — сказал Зиг, подталкивая меня локтем. Я встала и пошла к шкафу, чтобы взять сливки. Зиг развернулся и его кобура с пистолетом, скользнула по моему бедру. Я зашипела и втянула воздух сквозь зубы. — Что это сейчас было?

— Что сейчас было?

— Ты очень шумная. Я разве сделал тебе больно.

— Нет.

— Неужели.

— Ничего. Просто ты ткнул в меня своей кобурой.

Зиг нахмурился, посмотрел на свою кобуру, а затем на мое бедро. Когда его глаза встретились с моими глазами, то он прищурил их.

— Ну и что. Это было не так больно. Тебе больно? Почему тебе больно?

Я увидела замешательство в его светлых глазах, и уже знала, что нет никакого способа, скрыть то, что я сделала. В противном случае, вся семья придет в бешенство, прежде чем я позавтракаю.

— Я сделала татуировку, — призналась я. Когда Зиг открыл рот, чтобы высказаться, я быстро начала соображать, что сказать еще, прежде чем он произнесет первое слово. — И я не желаю слушать ругательства по этому поводу. А ты бы лучше промолчал и не проболтался ни одной живой душе, или, да поможет мне Бог, я расскажу Медведю о каждом неловком секрете.

Это привлекло его внимание. Медведь — напарник Зига. Зиг знает, что он никогда не дослушивает ничего до конца, но я бы могла рассказать Медведю что-нибудь стоящее. Дать копу какую-либо информацию, которую он сможет использовать для высмеивания или шантажа, или вылить всякое дерьмо на другого копа, подобно тому, чтобы вложить ему в руку заряженный пистолет и указать на мишень. Зиг знает об этом. И я тоже.

Его губы сжались в тонкую линию, и я знала, что победила.

— Знаешь, Слоун, тебе правда следует быть более осторожной.

— Я осторожна, Зиг. Я всегда осторожна. Я всегда была осторожна. Это не было неосторожностью. Это было только то, что я хотела сделать. Я хочу наслаждаться следующими несколькими годами настолько, насколько могу...

— Хватит, — сказал он, поднимая руку. — Даже не заканчивай это предложение. Я не хочу этого слышать.

Я замолчала. Мне следовало подумать, прежде чем говорить что-то в этом роде, вызывающее болезненные мысли и воспоминания. — Дай мне посмотреть.

— На ней все еще пленка.

— В самом деле? Ты думаешь, я не смогу увидеть сквозь пленку?

Я неохотно закатала свои пижамные штаны до пленки, приклеенной к моему бедру. Зиг с недовольством посмотрел на нее.

— Ракушка и две бабочки? Что, черт возьми, это означает?

— Это еще не все. Это только начало. Будет еще больше бабочек.

— Где?

— Они будут подниматься в мою сторону.

— Слоун, — предостерегающе начал он.

— Зиг, — ответила я, пристально смотря на него. — Это мое тело, моя жизнь, мой выбор.

— Но ты...

— Но ничего. Вы все должны позволить мне жить.

Он закатил глаза.

— Ты не ответила на мой вопрос. Что это значит?

— У меня ощущение, что я жила внутри тесной раковины всю мою жизнь. И сейчас, наконец-то, после стольких лет, я собираюсь расколоть ее и, немного, расправить крылья.

— Но ты знаешь, почему они...

— Я знаю, почему, Зиг. И я люблю вас всех за это. Но пришло время и для меня, хочется немного пожить для себя. Хочется, чтобы у меня был собственный выбор и уже хочется заняться тем, что мне нравится. Мама была мамой. Но я — это я. Вы не можете все время держать меня взаперти, вдали от всего мира, в тесной раковине до конца моих дней. Кроме того, есть вещи, от которых вы не сможете защитить меня, как бы вы ни старались.

Зиг молчал довольно долго.

— Когда ты доделаешь все остальное?

— Я снова пойду туда сегодня вечером.

— Итак, — ответил он, размешивая чайной ложкой сливки в кофе. — Только смотри, чтобы тебя не поймал отец. Или Стивен.

— Хорошо, — ответила я, тяжело вздохнув. — Я уже и забыла, какая же он заноза, когда он рядом.

— Вероятно, он не пробудет здесь долго. Я имею в виду не похоже, что он решил остепениться. Они с Дунканом никогда не пойдут на это. Попомни мои слова, он вернется обратно еще до Рождества.

— Думаешь?

— Да, черт возьми! Он уже подыскивает место подешевле, чтобы жить одному.