Из его уст вырвался протяжный стон. Ему захотелось опрокинуть ее на траву и заняться с ней любовью, как он привык. Только огромным усилием воли он подавил этот мгновенно возникший у него импульс.

Молли чувствовала, что Остин осторожничает, сдерживает себя. Подобная предупредительность была вовсе не в его характере, и Молли оценила ее. Теперь она могла без колебаний повторить то, что сказала ему несколькими минутами раньше: «Я тебе доверяю».

Прислушиваясь к своим чувствам, рождавшимся в ней от близости с Остином, она невольно задалась вопросом: неужели та сдержанность, вернее, скованность, сопровождавшая прежде ее интимную близость с мужем, окончательно ее покинула?

Пожалуй, она могла бы ответить на этот вопрос утвердительно, поскольку ее лоно обильно источало любовную влагу и раскрывалось навстречу Остину подобно цветку, а струившаяся в ее венах кровь рассылала по телу искры, которые, словно крохотные угольки, разжигали пожар страсти, требовавшей немедленного выхода.

Даже самые яркие эротические фантазии, которые посещали иногда Молли за долгие годы вынужденного воздержания – ведь нельзя же назвать полноценной близостью те физические контакты, которые бывали у нее с Остином прежде, – не могли сравниться с тем, что она сейчас испытывала. Она чувствовала себя раскрепощенной, свободной от всего того, что снедало ее душу, казалось, целую вечность. Да что там свободной! Она не просто наслаждалась, она как будто парила по небу. Вокруг нее мигали россыпи звезд и светила луна, рассылая свои серебристые лучи по черному бархатному небу.

– Тебе не больно? – хрипловатым от страсти голосом спросил ее Остин, из чего она заключила, что, выплескивая свою физическую радость наружу, не смогла удержаться от крика.

«Больно»? Как сказать. В самом деле, больно ей сейчас или нет?

Нет, если она и испытывает боль, то это лишь составная часть того острого, пронизывающего ощущения, которое в эту минуту завладело всем ее существом.

Хотя Остин заполнял ее целиком, а его движения внутри ее тела доставляли ей массу удовольствия, чего-то ей все-таки не хватало. Но вот чего?..

– Остин… Я хочу… – едва слышно проговорила она, выгибая спину и крепче охватывая мужа ногами.

– Что?.. – горячо выдохнул он ей в ухо, поддерживая ее за плечи, чтобы она не соскользнула с качелей. – Что ты хочешь?

Ощутив, что она приближается к некоему контрапункту в их с Остином сближении, она задыхающимся голосом произнесла:

– Я хочу… я хочу… тебя!

Может быть, она и сама не отдавала отчета в своих словах. Она говорила первое, что пришло ей в голову. Тем не менее слова «я тебя хочу» были произнесены.

Она почувствовала, как при этих словах его сильное тело напряглось и содрогнулось. С еще большим неистовством Остин принялся двигаться вперед-назад в ее лоне. В следующую минуту он, обхватив ее с силой руками за плечи, неожиданно замер, словно обратившись в соляной столп. Между тем его мужская снасть, подрагивая от спазмов наслаждения, посылала внутри ее тела частые импульсы, которые, подобно электрическим разрядам, непрестанно возбуждали и тревожили ту глубинную часть ее лона, где затаилась матка.

И нижняя часть лона, и матка отозвались на эти импульсы выбросом энергии невиданной силы, вызвав во всем существе Молли сходное с шоком потрясение. Это было подобие взрыва, которое на несколько бесконечно растянутых во времени мгновений уничтожило в сознании Молли всякое представление о реальности и заставило ее тело вновь и вновь содрогаться от сладостной дрожи.


Качели замерли, а руки Остина, казалось, навечно прикипели к ее плечам. Она полулежала на деревянном сиденье, опираясь спиной о широкую грудь мужа.

Ей казалось, что прежде у нее никогда не было близости с мужем, и то, что произошло между ними сейчас, было их первым соитием, в котором все для нее было новым и упоительным.

Он отвел влажные волосы у нее со лба.

– Молли?..

В его голосе слышалось беспокойство, но она была слишком утомлена, чтобы произнести хоть слово.

– Молли?.. – Чтобы добиться от жены ответа, он даже слегка встряхнул ее за плечи. – Ты как… Как ты себя чувствуешь?

Она ничего не ответила, только улыбнулась – благодарно и светло. Не сразу до Молли дошло, что только что, впервые в своей жизни, она испытала оргазм.

Когда она решила наконец отстраниться от Остина и подняться на ноги, колени у нее предательски подогнулись и она чуть не упала.


Теперь Остин по-настоящему осознал, почему французы называют акт любви между мужчиной и женщиной «маленькой смертью».

Ноги не держали его, и, сделав шаг по направлению к дому, он опустился на землю, он лег на спину, устремив взгляд в звездное небо.

Молли опустилась рядом с ним на траву.

– Остин, с тобой все в порядке? – обеспокоенно спросила она, положив руку ему на грудь.

– Да, – ответил Остин одними губами.

На самом деле он не знал, так ли это. Руки и ноги у него дрожали, а сердце колотилось так, что, казалось, оно готово выпрыгнуть из грудной клетки. Никакой боли, однако, Остин не чувствовал и особого дискомфорта от своего состояния не испытывал.

Поэтому он продолжал спокойно лежать на земле, подложив руку под голову и все так же всматриваясь в звездное небо. Поднялся легкий ветерок, который приятно освежал его разгоряченное лицо и тело.

Молли прилегла с ним рядом, и он мог, если бы захотел, на нее посмотреть. Но он лежал без движения, не поворачивая в ее сторону головы.

Вообще-то ему очень хотелось повернуться к ней и сжать ее в объятиях, но у них с Молли за долгие годы семейной жизни взаимные нежные прикосновения как-то не практиковались. С другой стороны, в прошлом они никогда с такой страстью любовью не занимались.

Он подумал, что настал момент, когда к жене нужно отнестись с особым тактом и деликатностью и, разговаривая с ней, подбирать верные, идущие от сердца слова.

– Как ты думаешь… – начал он, потом замолчал и нервно сглотнул.

Она ждала продолжения. Остин почувствовал это и заговорил снова:

– Как ты думаешь… рыбы испытывают жажду?

– Что такое?

Сначала Молли показалось, что она неправильно его поняла. Но его вопрос был настолько неожиданным и неуместным, что она хихикнула. Вот это хорошо. Это то, что нужно. Смех куда лучше слез. Если бы она сейчас заплакала, ему оставалось бы только выкопать себе могилу и похоронить себя заживо.

– Я о рыбах… Испытывают они жажду… как ты думаешь? Особенно… те, что живут в океане. Кругом столько соленой воды…

– Ничего определенного сказать тебе не могу, – едва сдерживая смех, сказала она.

Небо прорезал огненный зигзаг, а потом до их слуха донеслось приглушенное, басовитое рокотание.

– Молния! – вздрогнула Молли.

– Гроза, – откликнулся Остин, в котором все меньше оставалось от прежнего рационального, застегнутого на все пуговицы человека. В нем пробудилось нечто мальчишеское, и это, надо сказать, не было ему неприятно. – Давай укроемся под деревом и посмотрим грозу!

– Послушай, Остин, – сказала Молли, перекатываясь на бок и устремляя на него испытующий взгляд. – Ты уверен, что с тобой все в порядке? Голова не болит?

Хотя он предлагал Молли спрятаться под деревом и посмотреть на грозу, физически он вряд ли был на это способен. Ноги по-прежнему почти его не держали, а голова сильно кружилась от слабости.

Послышался отдаленный рокот, после чего в небе снова полыхнула молния.

– Пойдем-ка, Остин, домой, – предложила Молли.

Она стала подниматься, но Остин взял ее за запястье и удержал.

– Не будет никакой грозы. Я ошибся… это элементарный разряд… атмосферного электричества. Из-за жары. Взгляни… небо-то чистое.

Он сам не заметил, как положил руку ей на плечо, обнял ее и уютно устроился на траве с ней рядом.

Молли посмотрела на небо, убедилась, что ливень им не угрожает, и сонным голосом произнесла:

– Что-то спать хочется…

Потом, к большому удивлению Остина, она прильнула к нему всем телом, закрыла глаза и ровно, размеренно задышала.

Остин, чувствуя, что тоже проваливается в сон, едва слышно повторил слова жены: «Я хочу тебя», счастливо улыбнулся и закрыл глаза. Ничего подобного он прежде от Молли не слышал и, честно говоря, услышать не рассчитывал.

Глава 24

Молли и Остин очутились дома только через несколько часов. Остин был настолько слаб, что ему пришлось воспользоваться помощью Молли. На этот раз, однако, он против ее помощи возражать не стал. Ему нравилось, как она его поддерживала и как ее бедро прижималось к его бедру, когда она вводила его в дом. Он даже рассмеялся, когда они потеряли равновесие и оба чуть не упали. В своем нынешнем состоянии он забыл об осторожности, чего раньше с ним не случалось.

Единение, которое возникло между ними, продолжалось, пока они не вошли в дом и взгляд Остина не упал на стоявший у кухонной двери потрепанный чемодан Молли.

Увидев его, он ощутил странную пустоту под ложечкой, ни слова не говоря, отстранился от Молли и, едва переставляя ноги, побрел в гостевую комнату, которая стала его спальней с тех пор, как он вышел из больницы.

Молли молча смотрела вслед мужу, не зная, идти ли за ним или оставить лучше его на время в покое. Она продолжала над этим раздумывать, пока не услышала шум льющейся воды. Она поняла, что Остин принимает душ, и решила, что он вовсе не так плохо себя чувствует, как это ей казалось минутой раньше.

«Ни о чем не думай, – сказала она себе. – А главное, не пытайся анализировать то, что случилось у тебя с Остином во дворе. Потом об этом подумаешь – когда как следует отоспишься».

Занимаясь домашними делами, она старательно следовала этой данной себе установке, как вдруг обнаружила, что прошло уже двадцать минут, а вода в ванной все еще льется.

Подойдя к комнате для гостей, она решительно постучала в дверь.

– Остин!

Поскольку он не отозвался, Молли вошла в его комнату и первым делом направилась в ванную.

Дверь была не заперта.

Моли приоткрыла ее и заглянула в щелку.

– Остин?

Из-за болезни Остина ванную комнату переоборудовали в душевую. Ванну вынесли, на ее месте установили деревянную скамью и, чтобы Остин не упал, обнесли ее деревянными перилами, за которые в случае необходимости он мог держаться.

За матовым стеклянным ограждением сквозь клубы пара едва проглядывали контуры его фигуры. С забившимся от дурного предчувствия сердцем Молли приоткрыла дверцу душевой.

Остин, закрыв глаза, неподвижно сидел на скамье, привалившись головой к кафельной стене. Лившаяся сверху вода омывала его тело, собиралась под ногами в ручеек и исчезала в крохотном бурливом водовороте стока.

– Остин! – воскликнула Моли, чувствуя, как в ней нарастает паника.

Очень медленно, словно ему требовалось сделать для этого огромное усилие, он приоткрыл глаза и посмотрел на нее в упор.

– Знаешь что, Молли? – задумчиво произнес он, словно продолжая начатый с ней разговор. – Я вот о чем подумал…

Неожиданно Остин запнулся, а потом и вовсе замолчал. Вместо того чтобы закончить свою мысль, он протянул к ней руки.

Молли не ожидала такого порыва с его стороны и так растерялась, что позволила втащить себя внутрь, хотя и была полностью одета. В следующую минуту, впрочем, она опомнилась и могла бы, если б того хотела, выскользнуть наружу, но не сделала этого. Она осталась и, более того, даже прикрыла за собой дверцу душевой кабинки.

Все так же молча и не сводя с нее глаз, Остин усадил ее к себе на колени, и теперь лившаяся из душа вода равно поливала их обоих. Потом, взяв Молли за руку, Остин поднес ее пальцы к губам и поцеловал. Во взгляде его проступило какое-то странное выражение: казалось, он сам над собой подсмеивался.

Молли, честно говоря, не знала, что и думать. Что делать, она тоже не знала. До сих пор она без особого успеха пыталась выбросить из головы то, что произошло между ними во дворе, но теперь, когда Остин затащил ее в душевую, ей и вовсе стало невозможно отделаться от этих мыслей. В голове у нее царил страшный сумбур, да и Остин не давал ей расслабиться, продолжая преподносить сюрприз за сюрпризом.

– Я собираюсь податься на север, – неожиданно сказал он, будто отвечая на какие-то свои тайные мысли. Нечего и говорить, что подобное заявление со стороны мужа удивило Молли ничуть не меньше, чем его действия.

– На север? – удивленно переспросила она.

– Ну да, на север. Может, в Висконсин, а может, в Миннесоту.

Он отпустил ее руку, прикрыл глаза и снова откинул назад голову, упершись затылком в кафельную стену.

Остин сидел так довольно долго, и Молли уже стала подумывать, что он уснул. Поэтому, когда он заговорил снова, она невольно вздрогнула.

Не открывая глаз, он сказал: