Тереза Вейр - Вся ночь впереди

– Вот это да! – восхищенно сказала Габриэль, рассматривая то, что открылось ее взгляду. – Да и сам ты тоже ничего. Симпатичный…

Хотя Марк, если не считать расстегнутых брюк, был все еще полностью одет, Габриэль, ничуть этим не смутившись, вынула из упаковки презерватив и сказала:

– А теперь я тебя поимею… Уж очень хочется.

Она не лгала. В глазах ее светилось желание, а дыхание из ее уст вырывалось быстрыми, короткими толчками.

А потом она опустилась на него и увела в заповедный край, где не было места мрачным мыслям и рассуждениям о судьбоносных моментах жизни, но царило одно только наслаждение.

Для Габриэль Марк был ценной добычей. Она хотела его, добивалась того, чтобы он тоже ее захотел, и наконец получила желаемое. Более того, подсознательно стремясь низвести Марка до своего уровня, она преуспела и в этом, ибо он, бывший скромник и аскет, вкусив от ее прелестей, довольно быстро превратился в ярого поклонника сексуальных удовольствий. Теперь они занимались сексом постоянно и всюду – даже, казалось бы, в совершенно не приспособленных для получения чувственных удовольствий местах. Они занимались любовью на кухне, в коридоре, в подъезде дома, когда, чтобы сохранить равновесие, приходилось упираться руками и ногами в голые, обшарпанные стены. Но любимым устройством, предназначенным для извлечения физических наслаждений, стал для них тренажер, который Марк приобрел, чтобы поддерживать себя в форме.

Когда Марка не было дома, Габриэль погружалась в эротические фантазии, изобретая все новые способы для удовлетворения своей чувственности. Когда же Марк возвращался с работы, они воплощали эти фантазии в жизнь.

За годы своей беспутной жизни Габриэль пришла к выводу, что большинству мужчин нравится разыгрывать из себя опытных любовников, которые знают о сексе все. Но Марк к их числу не относился. Он задавал вопросы, хотел все познать и всему научиться. И она его учила. Тому, к примеру, как сделать женщине приятное, продлить для нее удовольствие, заставить ее стонать от наслаждения и выкрикивать в экстазе его имя.

У Габриэль было множество мужчин, но так уж получилось, что только в объятиях Марка она познала истинное наслаждение. По этой причине она в буквальном смысле не могла от него оторваться. Он стал для нее своеобразным наркотиком. Чем больше она с ним трахалась, тем больше ей его хотелось.

– Дай затянуться, – попросил Марк, откидываясь в изнеможении на подушки после более чем трехчасового любовного марафона.

– Ты же не куришь?

– Не курил. Впрочем, мне и требуется всего-то одна затяжка. Чтобы выпустить колечко дыма.

Габриэль, не сказав больше ни слова, протянула ему сигарету. Она ни в чем не могла ему отказать.

Он сделал затяжку, выпустил к потолку голубоватое кольцо дыма, потом затянулся снова.

– Марк!..

Подумать только, тот самый Марк, который запрещал ей курить в открытой машине и читал ей лекции о вреде никотина, закурил!

Габриэль попыталась отобрать у него сигарету, но он не позволил ей этого сделать. Вместо этого Марк прикурил новую и протянул ей.

Вернувшись на следующий день с работы, он первым делом бросил на стол две пачки сигарет и сказал:

– Одна – тебе, другая – мне.

Потом Марк запустил руку в коричневый бумажный пакет, который принес с собой, и извлек оттуда две упаковки пива – по шесть банок в каждой.

– Как утверждает Бобби Голдсборо, после занятий любовью начинает томить жажда.

– Что? – в удивлении спросила Габриэль, поднимая на него глаза.

– Да так, ничего особенного… Просто услышал по радио какую-то глупую песенку…

Он был пьян. Габриэль прежде никогда не видела его пьяным. Да что там пьяным! Она даже ни разу не видела, чтобы Марк употреблял алкоголь.

– Хочешь пивка? – Не дожидаясь ответа, он всунул ей в руку банку с пивом, после чего откупорил другую и, закинув голову, одним глотком ее ополовинил.

Ну вот, свершилось. Она, втайне желавшая хотя бы самую малость измарать его в грязи, чтобы приблизить к себе и сбить с него то, что она называла спесью и фанаберией, своего добилась.

Но Марк, как человек цельный и увлекающийся, никогда ничего не делал наполовину. Упав с вершины, он, не совершая никаких попыток задержать свое падение, безоглядно летел на самое дно пропасти.

Озеро Голубая Луна.

Остин выбрал это место, потому что ему понравилось название: озеро Голубая Луна, Миннесота. Как он позже осознал, в этих словах заключалась определенная символика.

Прозрачная, с голубоватым отливом вода плескалась вокруг выдававшейся в озеро маленькой пристани. Из радиоприемника доносились тягучие звуки песенки, рассказывавшей о знойных радостях лета. Жаркое солнце припекало спину даже сквозь плотную, из джинсовой материи рубашку. Остин стоял на шаткой деревянной пристани и, осваивая навыки обращения с рыболовной снастью, раз за разом забрасывал поплавок в воду, потом подтягивал его за леску к себе и повторял операцию снова. В ветвях росших на берегу деревьев голосили птицы.

Чувствовалось приближение осени.

Хотя листья кленов были еще зелены, а солнце по-прежнему грело жарко, все-таки это было не совсем то солнце, что в разгар лета. Оно чуть ниже висело над горизонтом и чуть иначе освещало землю. Поэт наверняка бы сказал, что его свет сделался более меланхоличным, чем прежде.

Ничего удивительного: сентябрь был не за горами.

Мимо проплыла, поднимая волну, моторная лодка. Сидевшие в ней люди смеялись и махали Остину руками. Остин тоже помахал им в ответ.

Поднятые лодкой волны достигли низеньких деревянных мостков, на которых примостился Остин, лизнули его босые ноги, а потом снова вернулись в свою родную стихию.

Когда волны улеглись, Остин снова забросил удочку. У него это получилось не слишком изящно, но все-таки значительно лучше, чем два дня назад. Когда он забросил свою снасть в первый раз, ему не удалось даже закинуть поплавок в воду – он упал на доски настила прямо ему под ноги.

Если честно, Остин пока ни одной рыбы не поймал. Он просто практиковался, и ни крючка, ни наживки у него не было. К леске были привязаны только грузило и поплавок.

Смотав леску, Остин повторил попытку. В общем, он был доволен достигнутыми успехами хотя бы по той причине, что прежде ни разу на рыбалке не был, и это дело было для него в новинку. Правда, лет десять назад соседу удалось разок выманить его на замерзшее озеро, но опускать снасть в лунку во льду куда легче, чем забрасывать ее далеко в воду. Это прежде всего требовало отличной координации движений, а у Остина после инсульта с этим были проблемы.

Размахнувшись, Остин забросил удочку. Грузило со всплеском ушло на глубину, а поплавок запрыгал на поверхности воды.

Здорово!

Интересно, Молли видит, как он забрасывает удочку?

Остин глянул через плечо.

Она лежала на берегу на полотенце, согнув одну ногу в колене. Поскольку на ней были темные очки, он не мог понять, открыты у нее глаза или нет. Обрезанные джинсы Молли подвернула выше колен, а топ она подоткнула под бюстгальтер, чтобы подставить солнцу живот.

Остин едва ли не воочию ощущал исходивший от нее запах кокосового лосьона.

«Забудь о том, что между нами было», – так, кажется, сказала она ему три дня назад? Но как он мог об этом забыть? Все его помыслы были сосредоточены именно на этом. Кстати, Остин не сомневался, что Молли тоже не забыла о той ночи. Иногда, когда он оборачивался в ее сторону, то замечал, что она тоже на него смотрит. Но как только их глаза встречались, она сразу же отводила взгляд. Странное дело, при этом у нее на щеках всякий раз появлялся легкий румянец.

После стольких лет совместной жизни он наконец понял, что интимная близость, которая была между ними три дня назад, являлась своеобразным идеальным воплощением того, как должны складываться отношения между супругами. Заниматься любовью так значило похоронить недоброжелательство, навсегда забыть об эгоизме и относиться к своему партнеру с нежностью и пониманием.

Остин, однако, был реалистом и понимал, что такое, возможно, никогда больше не повторится. В том, что произошло между ними, было нечто особенное, труднообъяснимое.

Потом Остин стал раздумывать над тем, в самом ли деле Молли получила удовольствие от их близости или только притворялась.

«Забудь об этом!» Это ведь она сказала, не он…

Размышления Остина прервал громкий голос Молли. Усевшись на полотенце и сняв очки, она крикнула:

– Как ты насчет того, чтобы искупаться?

Вот оно! Молли опять бросает ему вызов. Она словно проверяет его на прочность. Она назвала эту поездку отпуском, но, в сущности, они ведут самую настоящую походную жизнь. Вчера, к примеру, она предложила ему заняться готовкой, а позавчера отправила за покупками в ближайший магазин у шоссе…

И вот теперь она хочет, чтобы он начал плавать.

Если разобраться, плавание – удовольствие, а удовольствия отец Остина не одобрял. «Нечего заниматься пустяками, – говорил он. – Главное – дело, которому ты служишь».

Между тем Молли прошла на пристань и нырнула. Ушла под воду легко, по-спортивному, очень чисто. Всплеска почти не было.

Вынырнув в нескольких ярдах от пристани, она забила по воде рукой, призывно закричала:

– Ну что же ты? Идешь?

Остин стал крутить катушку, сматывая леску. Катушка жужжала, как рассерженная пчела.

– Нет!

Он никогда не говорил ей, что умеет плавать. Точно так же никогда не говорил, что не умеет. У них вообще никогда на эту тему разговор не заходил. Остин решил и на этот раз попробовать отмолчаться. В воду лезть отказывался, но никак этого не мотивировал.

– Плавать тебе полезно, – не сдавалась Молли. – Это ведь род водотерапии. Помогает разрабатывать конечности.

Остин смотал леску и стал укладывать грузило и поплавок в предназначенные для этого гнезда.

– Не буду, – сказал он, делая вид, что все его внимание поглощено удилищем.

– А кто мне поможет, если у меня вдруг сведет ногу? – задала коварный вопрос Молли, начиная выгребать на глубину.

Остин прислонил удилище к деревянным перильцам и бросил взгляд в ее сторону.

– А ты не заплывай слишком далеко.

Молли остановилась и закачалась на одном месте, как поплавок.

– Я буду плыть до тех пор, пока ты не залезешь в воду.

Продолжает настаивать. Вот упрямица.

Ничего-то она не знает.

– Эй, Молли!

Она ничего не ответила и поплыла прочь от пристани… Туда, где вода меняла свой цвет с голубого на темно-синий. Там и вправду было глубоко, а со дна били холодные ключи.

– Молли! Тебе нельзя… так далеко заплывать! – За последние несколько дней Остин стал говорить куда разборчивее, чем раньше. Кроме того, он быстрее подбирал нужные слова. – Когда не знаешь дна… нельзя купаться одной… Это опасно!

– А ты на что?

Ну же, Остин! Признайся ей: «Я не умею плавать». Давай, говори скорей!

Она уплывала все дальше…

– Молли! Богом тебя прошу…

Остин вспомнил, как смотрел на него отец, когда у него что-нибудь не получалось. С презрением и насмешкой. Вдруг у Молли тоже будет такой взгляд?

– Я не умею плавать!

Его слова эхом прокатились над поверхностью воды.

«Я не умею плавать… Не умею плавать…»

На глаза Остина навернулись злые слезы унижения. Сквозь их пелену он видел, как Молли развернулась и поплыла по направлению к берегу. «Слава богу, – подумал он. – Хоть не зря признался». Несмотря на то, что он злился на Молли за свое вынужденное признание, он не мог не восхищаться тем, как грациозно она плыла и как уверенно чувствовала себя в воде.

Добравшись до крохотного причала, Молли закачалась на воде рядом, переводя дух.

Остин подошел к краю пристани и наклонился.

– Давай руку.

– Только не пытайся… меня вытаскивать… Тебе нельзя поднимать тяжести.

– Дай мне руку, – повторил Остин.

К удивлению Остина, она не стала больше ему противиться и протянула руку.

Остин схватил ее за запястье и тащил вверх до тех пор, пока Молли не оказалась с ним рядом.

С нее ручьем катилась вода. Усевшись на деревянные доски настила, она первым делом стала отжимать волосы. Грудь у нее вздымалась и опадала, а на руках и ногах выступили мурашки. Хотя она купалась, так и не сняв топа, он видел ее затвердевшие от холодной воды соски, проступавшие даже сквозь двойной слой материи.

Остин подал ей полотенце.

Молли взяла полотенце и в первую очередь промокнула лицо.

– Почему ты мне не сказал, что не умеешь плавать?

Приведя в порядок лицо, она стала вытирать длинные загорелые ноги. Остин был не в силах оторвать от них взгляд.

– Так почему все-таки ты мне об этом не сказал? – повторила вопрос Молли.