Татьяна Дубровина - Вся жизнь — игра

С чем сравнить эти красноватые блики на лицах от мерцающих угольков мангала? И эти полуосвещенные руки, которые поворачивают шампуры, вынырнув из тьмы, скрывающей их владельцев?

Разве что на полотнах Рембрандта можно увидать подобие этого…

И голоса у всех приглушены, словно люди стесняются вспугнуть слишком резкими звуками обидчивых Духов Ночи…

— Котя! О, кто к нам пришел! Сам Котя! — негромко восклицали кавказцы-шашлычники, узнав Завьялова. — Ах, Котя, ты не один, поздравляем!

Из темноты, как по волшебству, материализовалось белое пластмассовое кресло для Маргариты, а потом и круглый маленький столик. И без всякой скатерти-самобранки на нем начали возникать яства. Огурчики в пупырышках, наливные помидоры и неестественно крупные дольки чеснока даже в темноте поражали интенсивностью красок, точно подсвечивались изнутри.

Подлинный джентльмен должен угощать даму — Костя сам, без Ритиной подсказки, интуитивно почувствовал это. И сразу претворил в практику.

Конечно, ему хотелось бы пригласить ее в ресторан. Деньги у заправского водителя для этого имелись: не весь левый заработок он нес в семью, оставлял себе заначку.

Да вот беда: леди-то переоделась к ужину, а он так и остался в пропотевшей линялой футболке, в которой играл в теннис. Правда, при нем теперь была шикарная серебряная ракетка, но она же не могла заменить костюма и галстука!

Невозможно ведь, в свою очередь, просить Маргариту:

— Не обождете ли, пока я сменю одежду?

У Константина было богатое воображение. Он живо представил себе, как на эти его слова леди ответит суетливо, словно поменявшись с ним местами:

— Да я хоть всю ночь! Ты только скажи… Хоть мне и подниматься рано к завтраку… Но ради тебя, Константин, могу и не завтракать…

Костя рассмеялся собственной нелепой фантазии и — нашел выход. Зная наперечет все сочинские тупички, закоулки и уютные местечки, он пригласил волшебную леди туда, где затрапезный внешний вид не помеха: в ночную шашлычную под открытым небом. Помимо всего, его тут знали и уважали, несмотря на юношеский возраст.

Эти ребята, Левон и Серго, собираясь под утро по домам, вызывали не первое попавшееся такси, а спрашивали персонально его, Константина Завьялова.

На собственных машинах они с работы никогда не добирались: считали это дополнительной, обременительной нагрузкой после трудовой ночи.

Левон и Серго обслужат «Котю» и всякого, кто будет с ним, по первому классу.

А сегодня Котя подцепил такую кралю, что… заслужил у кавказцев еще большее почтение.

Они пили холодное молодое вино: любопытно, под каким кустом спрятан и к какой электропроводке тут у них подключен холодильник?..

— Хорошо-то как. Костя, спасибо тебе, — расслабилась Рита.

Дневные переживания оставили ее, мыслию Георгии — тоже. Она чувствовала, что это — лишь временная передышка, но зато такая приятная!

Шумела листва над головами, а сквозь нее просвечивали звезды. И вдруг где-то наверху, совсем рядом, защелкал соловей.

Мужчины не обратили на него внимания: для них эти летние трели были привычны и естественны. А Маргарита — заслушалась…

И опять вернулась на много лет назад, в родной невзрачный Серпухов.

…У Пигмы и Саи случилась маленькая, глупая, но для них весьма ощутимая трагедия: поломался японский кассетник. А значит — королева осталась без серенад.

Но она этого не заметила, потому что как раз в эту ночь под ее окнами, во дворе, неведомо откуда объявился соловей. Он заливался так страстно, так самозабвенно и цветисто, что ввел Риту в заблуждение: девочка решила, что поклонники раздобыли новую модную запись.

И наутро поблагодарила их от души. А обожатели не поняли — за что: подумали, что у них появился конкурент, некий мистер Икс.

Долго они искали и вычисляли этого третьего лишнего. И спорили. Что сделать с ним, когда найдут: взгреть как следует или принять в свою донкихотскую компанию? Ведь мастер настоящей, живой серенады им не помешал бы.

А когда магнитофон отремонтировали, мистер Икс исчез. Тоже, наверное, был самолюбив и не терпел конкуренции…

— Почему вы молчите? — встревожился Костя. — Вам тут надоело?

— Что ты, мальчик. Я слушаю. Мне кажется, я понимаю, о чем он поет.

— Кто? Никого не слышу.

— Эх ты! Да соловей же!

Костя прислушался:

— Правда, поет. Надо же… Я в первый раз…

— По-моему, — задумчиво сказала Маргарита, — это песня любви…

— Ре-бемоль мажор, — определил Константин. — И в шаффле шпарит, как настоящий джазист.

— Разбираешься?

— Музыкалку почти закончил. По сольфеджио проходили: тональности и все такое…

— Почему же «почти»? Надоело?

— А!.. Работать пошел. Музыкант — не профессия.

— Это кто тебе внушил?

— Да чего — внушил. И так понятно.

«Сманить его, что ли, с собой в Москву? Пристроила бы в какой-нибудь хороший джазовый колледж… А там, глядишь, Гнесинка или консерватория, — мелькнуло в голове у Маргариты. — Ишь ты, не профессия… А может, это и верно… Для музыканта главное — шанс: нужно быть вечно начеку, чтобы не пропустить его. А таксист на кусок хлеба, и даже с маслом, всегда заработает»…

У Маргариты было все, что ей нужно, и она считала это естественным, однако прекрасно понимала, что так — не у всех.

Здесь у Кости — свой мир, своя вотчина. Здесь он — король и всегда им будет. А как примет его столица — еще неизвестно. Не дай Бог, пополнит многочисленную армию безработных музыкантов.

А ей, Маргарите Солнцевой, возможно, будет совсем не до него. Нет, определенно: она не сможет вечно нянчиться с этим ребенком. Не взвалит на себя такую ответственность. Вот же, она и собственных детей пока не заводит. Не появилось такой потребности — неустанно о ком-то заботиться…

Пока что хватает в качестве объекта заботы и самой себя…

А соловей продолжал свою песнь любви: Песнь Песней…

— Мажор, говоришь? — обронила Маргарита. — А звучит, по-моему, печально.

— Что вы!

Они улыбнулись друг другу: Костя возразил именно так, как она учила, причем не задумываясь. Способный мальчик.

Он вытянул губы дудочкой. Рите почудилось, что парнишка собирается поцеловать ее.

Ошиблась, однако: Костя просвистел музыкальную фразу. Соловей изумленно примолк — и вдруг ответил ему в лад.

Видимо, он был более сговорчив, чем его давний серпуховский собрат. Воспринял Константина не как конкурента, а как собрата по искусству.

Так они и пересвистывались: Костя — такт, соловей такт. Костя руладу, птаха руладу. А потом — вместе, в унисон. И вновь разделились на два голоса…

Бесшумно приблизились Левон с Серго. Уселись прямо на влажной траве, возле столика. Покачивались, вслушиваясь, ловя ритм.

Включились — и затянули что-то гортанное, грузинское, тоже на два голоса. Как — то так вышло, что эта национальная мелодия гармонично сплелась и с соловьиной любовной лирикой, и с Костиным нервным, синкопированным джазом. Славный квартет сложился неожиданно…

Почему все самое лучшее так быстро кончается?..

Мужские голоса нарушили ночную музыку:

— Здорово, Левка! Как дела, Серый?

Левон и Серго вскочили: прибыли новые клиенты, пора опять насаживать мясо на шампуры.

Резко оборвал свою мелодию и Костя. Он напрягся и совсем неучтиво дернул Маргариту за руку:

— Пошли отсюда.

— Уже? — лениво потянулась она. — Посидим еще, они нам не помешают.

— Помешают!

Ого, мальчик взбунтовался. Он ее уже не слушается.

И тут Рита узнала загоревшую дочерна лысину и крепкую приземистую фигуру. Костин отец!

Ну, тогда все понятно.

— Чшш! — Маргарита прижала палец к губам и, соскользнув с кресла, увлекла парнишку в густую темень листвы.

Они увидали, как идущие с очередной смены таксисты обступили мангал, и Завьялов-старший спросил у шашлычников:

— Мой-то не забурялся?

Кто-то — не то Левон, не то Серго, не разобрать в темноте, — ответил:

— Котя? Не-е…

— Во шпанюк, где его носит? Ну, накладывай. Аджики не жалей!

Возле ступеней отеля, когда настала пора прощаться, Костя вдруг снова вытянул губы дудочкой. Маргарита подумала было, что он хочет просвистеть ей напоследок что-то джазовое, ре-бемоль мажорное.

А парнишка, против ожидания, поцеловал ее.

Вернее — почти клюнул. Как если бы был соловьем.

Промахнулся, не попал в щеку, и поцарапал губу о ювелирную резьбу заколки.

Но он даже не ойкнул. Настоящему мужчине не к лицу всякие там вскрики и прочие проявления слабости. Джентльмен должен терпеть боль, а влюбленный джентльмен — вдвойне.

Ведь от любви часто бывает больно…

Наверняка в эту ночь Костя не сомкнул глаз. И вообще, похоже, он принял решение отныне не спать. По крайней мере, на тот период, пока Маргарита в Сочи.

Потому что на следующий день, едва откатав дневную смену, парень примчался к «Жемчужине».

Не зная, в каком номере обитает его дама сердца, верный рыцарь расположился на ступенях главного входа, в надежде встретить ее, когда бы она тут ни проходила.

А у Маргариты, с тех пор, как случайно засекла идущего к теннисному корту Георгия, как раз появилась привычка то и дело поглядывать из-за портьер наружу. Так она и заметила Константина: счастливчику не пришлось долго ждать.

Рита мигом собралась и спустилась к нему, будто влюбленная школьница.

На самом деле она, конечно, не испытывала к мальчишке ничего, даже отдаленно напоминающего влюбленность. Симпатию — да, конечно. Но с оттенком скорее материнским…

Зато рассчитывала на его помощь.

Дело в том, что в ее голове зрел грандиозный план.

Близился день ее рождения — 29 июля. Как раз тридцатилетие. И она решила пышно отпраздновать свой юбилей на сочинском курорте, позвав на празднество Георгия. Но пригласить его хотела не лично, не персонально, а — как бы заодно с Лучано, в качестве делового партнера фирмы «Колизеум».

Таким образом Львица сразу убьет двух зайцев.

Во-первых — еще раз уязвит самолюбие Кайданникова.

Во-вторых, и это главное, — произведет на него неизгладимое впечатление.

В достижении этой, второй и основной, задачи, Маргарита ничуть не сомневалась. В свой день рождения она будет неотразима не просто потому, что такова она от природы а, можно сказать, на глубоко научной основе.

…В ту пору, когда Рита Солнцева делала свои первые шаги в московском «свете», Владимир вывел ее на одну из вечеринок в ресторане «Арагви», где собрались многие столичные знаменитости. По какому поводу было затеяно торжество — она уже запамятовала. Кажется, кто-то из киношников отмечал получение «Ники», этого отечественного подобия «Оскара».

Запомнилось другое: то, что непосредственно касалось ее самой.

Владимир подвел ее к живому говорливому мужчине с густой окладистой черной бородой, напоминающему изображения на древних ассирийских миниатюрах.

— Познакомься, Риточка, — сказал ее наставник. — Это Павел Павлович Глоба.

На какую-то долю секунды Маргарита оробела: она, естественно, слышала имя знаменитого астролога… а может, и немножко колдуна.

Но потом ей представилась и Тамара Глоба, его тогдашняя жена, которой тоже, по Ритиному убеждению, изо всех сил хотелось казаться колдуньей. И… Маргарита поняла, что красавица Тамара ей даже в подметки не годится!

Это придало уверенности, и она, больше не комплексуя, подала астрологу руку:

— Очень приятно. Я столько о вас слышала… Паша!

Глоба оценил кокетливую женскую выходку. Он понимающе улыбнулся в свою курчавую бородищу и поцеловал Ритины унизанные кольцами пальчики. Не в пример надутому гордецу Георгию!

Окинул цепким взглядом ее гриву, отливающую золотом, ее слегка вздернутый носик, не упустил из внимания и кошачьи глаза, и гордую стать.

Тут же предположил, а вернее — с уверенностью констатировал, как опытный врач, с ходу выдающий диагноз:

— Лев?

— Ну, Лев.

Маргарита была не слишком довольна, что он угадал. Ей вовсе не нравилось, когда ее, точно рентгеном, просвечивают насквозь. Успела привыкнуть к тому, что мужчины считают ее таинственной, загадочной и непостижимой. А тут… будто тебя раздели и оставили обнаженной посреди толпы!

Однако от нее не укрылось и то, что сам Глоба, получив подтверждение, вздохнул облегченно. Все же он был не только колдуном, но и просто представителем сильного пола, и не хотел оскандалиться перед дамой.