Татьяна Дубровина - Вся жизнь — игра

И ей опять стало легко: значит, его тоже можно подмять с помощью женских чар, и знаменитый бородач окажется в ее власти так же, как и все прочие.

Выходит, они с ним на равных. Можно общаться дальше без ущерба для собственной гордости.

Именно в этот момент (ни секундой раньше, вот потрясающее мужское чутье!) Владимир оставил их вдвоем, отойдя к группке ожидавших его спортивных звезд. Безошибочно почувствовал: теперь начинающая леди обойдется без его помощи и поддержки…

А Глоба, подав Рите гроздь прозрачного желтоватого винограда, поинтересовался:

— Не стану спрашивать, сколько вам лет, это неучтиво… Но пожалуйста, назовите ваш день рождения!

— Зачем? — не поняла она. Уж не думает ли астролог напроситься в гости?

— Чисто научный интерес.

— А… 29 июля…

«Паша» задумчиво кивнул:

— Я так и подумал.

— Почему?

— Сразу видно: Королевский градус Солнца.

Это звучало красиво, сказочно. Маргарите стало интересно, хотя пока и не совсем понятно.

— И что из этого?

— А то из этого, — усмехнулся он, — что люди должны вам поклоняться. И носить за вами шлейф.

— Все?

— Почти все. Исключения будут редкими… но это долго объяснять.

— Всегда?

— Почти всегда. А особенно — в ваш день рождения.

— Почему?

— Потому что Солнце обходит Зодиакальный круг ровно за год. И каждый раз 29–30 июля возвращается в Королевский градус Льва. То есть — соединяется с вашим натальным Солнцем.

— С каким, простите?

Глоба взял с подноса у проходящего официанта бокал шампанского, подал ей:

— Не забивайте себе голову ненужной информацией, прекрасная леди. Астрология сродни математике, вам это будет скучно.

«Верно! — в душе согласилась она, вспомнив ненавистные математические дисциплины в опротивевшем институте управления. — Подсчеты — не по моей части».

— Подсчеты не по вашей части, — астролог словно читал ее мысли. — А если они понадобятся, то у королевы всегда найдутся подданные, чтобы все сосчитать за нее. Главное — никогда не забывайте, что вы королева.

Маргарита рассмеялась, едва не расплескав шампанское:

— Как тут забудешь, когда меня даже в школе дразнили Королевой Марго!

Рассмеялся и Глоба:

— Не дразнили, а величали! Вот так-то. Ваше Королевское Величество!

Итак, Маргарита Солнцева знала наверняка: 29 июля не будет ей равных. Это подтверждено древнейшей из наук — астрологией. В этот день светило вступит в Королевский градус, как и тогда, когда она появилась на свет в серпуховском роддоме, и акушерка поднесла ее к маминому лицу:

— Гляди, милая, какую красотку смастерила! У других лысые, а твоя — с прической! Королевна!

29 июля мужчины будут особенно яростно сражаться за право быть ее пажами. Этот шанс грех не использовать. Нужно добиться того, чтобы и Георгию захотелось наконец нести за ней шлейф.

И кто в этом способен помочь лучше, чем бывалый таксист Константин Завьялов?

— Значит, так, Костя, — излагала она ему свои задачи. — Мне нужен самый-самый лучший в городе ресторан. Ты ведь все тут знаешь…

— Так а в «Жемчужине» плохой разве? Ну, в «Лазурной»…

— Достал ты уже, честно говоря, со своей «Лазурной». Ладно, не обижайся, я просто плохо объяснила…

— Что вы! Это я, наверно, плохо понял.

Маргарита улыбнулась одобрительно:

— Молодец. Пятерка с плюсом. Уже почти готов к великосветским раутам. Придешь, кстати, сам-то меня поздравить?

— А можно?!

— Нужно. Но — к делу: мне бы желательно что-то такое… ни на что не похожее. Оригинальное. А в больших отелях — это банально, такие рестораны в каждом городе есть, и все — на одно лицо.

Костя поморгал белесыми ресницами, даже ноготь стал кусать от напряжения. Маргарита, разумеется, сразу же пресекла этот совсем не джентльменский жест.

Наконец его осенило:

— Знаю! Поехали прямо сейчас, покажу!

Он усадил ее в свою колымагу, которая отдыхала тут же, и они покатили. Не по широкому проспекту, а по переулкам. И остановились возле не слишком приметной двери с зеленой вывеской поверху: «Под платаном».

Внутри оказался небольшой круглый зал с толстой колонной по центру. Этот столбище был замаскирован под древесный ствол, и от него по всему потолку тянулись полосы, вырезанные из травянисто-зеленого поролона. Видимо, они должны были изображать собою ветви с листьями. Таким образом получалось, что все помещение как бы покоится под сенью раскидистого дерева, мало похожего на заявленный хозяином платан, но все равно вполне экзотического.

Что-то копошилось и трепыхалось в мягком поролоне, под самым потолком.

Маргарита пригляделась: выяснилось, что там порхают живые воробьи, очевидно запущенные сюда для того, чтобы дерево выглядело правдоподобнее.

Костя перехватил ее взгляд, поспешил успокоить:

— Вы не волнуйтесь, они гадят прямо там, наверху. В тарелку еще ни разу не попадали.

— М-да? Что ж, будем надеяться. Вообще-то мне тут нравится. А кормят как?

— Клево! То есть — вкусно. Фирменное блюдо — перепелиные яички. Маленькие такие, в крапинку. Но это ничего, что маленькие, их ведь можно много заказать.

Маргарита опять с сомнением посмотрела на воробьев:

— А они… точно перепелиные? — И сама же рассмеялась: — Да что я, впрочем! Воробьиные — еще оригинальнее! Ладно. А что тут с музыкой?

— Живое варьете.

— Голые девки?

Ей живо представилась недавняя морская прогулка и тощие компаньонки Георгия в рыбацкой лодке. Маргарита шагнула было к дверям, ей стало противно.

Однако Костя успел выпалить:

— Не! Никакой порнухи. Они костюмы у драмтеатра напрокат берут, на лето. Пышные такие, знаете, с этими… — он сделал красноречивое движение вокруг бедер.

— С кринолинами?

— Ага. И вообще вы не думайте, тут классно! Тут лучше всего, честное слово! Не пожалеете!

Он говорил с таким пылом, что Рите показалось это подозрительным:

— Почему, собственно, милый Костя, ты так отстаиваешь честь сего заведения?

Паренек залился густой краской. Даже странно было, что такое загорелое лицо может столь интенсивно побагроветь:

— Просто… я тут часто питаюсь, понимаете, здесь мамка моя по вечерам поет. В этом… в кринолине.

— Как! Твоя мама — певица? А говоришь, музыкант — не профессия.

— А это и не профессия. Так… халтура. Вообще-то мамка у меня кассирша в галантерее.

«Если все варьете, — соображала Маргарита, — возраста Костиной матери… Тогда, определенно, эта забегаловка мне по душе. Тем более что у меня, Королевы, будут фрейлины в кринолинах. Настоящие придворные дамы! Думаю, я неплохо буду смотреться на фоне такой свиты».

— Уговорил, Константин! — воскликнула она. — Раз поет твоя мама — это, конечно, решает все дело. Мечтаю познакомиться с твоей мамой!

— Правда?! — просиял парень.

Рите пришлось отвести глаза. Лгать не хотелось.

По счастью, к ним уже семенил метрдотель:

— Котя, сын Моти! Котенок-мотенок! Голодный?

Застыл как вкопанный, разглядев Костину спутницу. Склонился в низком поклоне. Тоже — паж. Еще один.

Рыбак рыбака видит издалека. Метрдотель метрдотелю друг, товарищ и брат.

Пока Костя, который действительно был голоден после смены, хлебал зеленые щи с обыкновенным, куриным, яйцом, Маргарита обговорила с местным властителем Валентином все детали предварительного заказа.

Ресторан «Под платаном» закроется 29 июля «на спецобслуживание». Весь зал будет отдан в распоряжение именинницы, столь же богатой и щедрой, сколь и красивой.

Валентину улыбнулась удача.

Маргарита верила, что ей она тоже улыбнется в день тридцатилетнего юбилея…

А как же иначе? Ведь Солнце войдет в Королевский градус!

Переговоры между «Колизеумом» и «Техно-Плюс» еще тянулись. Стороны никак не могли прийти к общему решению.

Старик Джузеппе прилагал все мастерство, все свои дипломатические способности, чтобы сбить цену на микросхемы Кайданникова. Это ему удавалось, но не надолго: ровно до тех пор, пока Георгий в очередной раз не замечал Риту в обществе Лучано Джерми.

И тогда изобретатель запрашивал баснословные суммы.

И опять старый Понтини с терпением и смирением брался его умасливать…

Он не роптал и не сердился, милый добрый герой «Золотого ключика». Он по-отечески относился к нему, пожалуй, как к несмышленышу Буратино, который променял азбуку на развлечения.

Единственное, что позволял себе седой диретторе, это ворчливо произнести новую выученную им русскую пословицу:

— Баба пляшет, а дед плачет.

В роли деда он, вероятно, видел себя, потому что его хозяин (он же — и его подопечный) плакать не думал, а, напротив, ликовал.

Лучано был абсолютно уверен, что полностью завоевал Маргариту.

А она — она и не думала разрушать его радужные надежды. Охотно проводила с ним время, даже сама искала встреч. Одаривала манящими улыбками, роняла двусмысленные реплики, которые вполне можно было принять за обещания.

Обещания — чего? Да всего! Безграничного счастья, рая на земле!

О, Маргарита это умела!

Жестоко? А почему, собственно? Ведь она не говорила итальянцу ничего определенного, он сам достраивал каждый ее жест, вздох, шаг собственной богатой фантазией. Как говорится, «обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад». Маргарита вовсе не чувствовала себя виноватой.

Лишь перед старым Джузеппе испытывала она некоторую неловкость. Столько усилий пожилой управляющий тратит заведомо впустую!

Но, если вдуматься, то разве он что-нибудь теряет на этом? Из зарплаты у него хозяин ничего не вычитает, а пожить подольше на лучшем российском курорте — что тут такого ужасного? Наоборот, приятно.

Старик же, вопреки логике, проникся к синьорине Маргарите искренним уважением: признал в ней большого мастера. Если сам он был непревзойденным асом в бизнесе, то она, несомненно, первенствовала в искусстве флирта и обольщения.

Искренне любя Лучано, он тем не менее с любопытством и даже одобрением наблюдал, как эта роскошная женщина неуклонно прибирает Джерми к рукам. Старик не мог не восхищаться точной, безупречной работой, в чем бы она ни состояла.

Ни разу управляющий не сделал попытки вклиниться, помешать отношениям Лучано и Маргариты. Прекрасно понимал: это бесполезно. И, более того, — глупо. Потому что… противиться чарам такой кудесницы, такой «беллиссима» может только полный кретин.

И старичок искренне считал кретином… гениального изобретателя синьора Кайданникова.

— Буонджиорно, синьорина! — задребезжал в холле старческий голос.

Лучано вздрогнул и недовольно наморщился. Он только что взял Ритины руки в свои и хотел вдоволь насладиться этим ощущением. Да вот досада — помешал глупый старик!

А Маргарита обрадовалась:

— Что новенького, синьор Понтини?

— Новенькое, новенькое! — Джузеппе бодро шлепал по мраморному полу своими разношенными сандалиями, надетыми, как обычно, на босу ногу. Он размахивал полоской бумаги. — Новая русская пословица.

— О, коэлис! — закатил глаза Лучано. Это означало «О, небеса!» и выражало крайнюю степень раздражения.

Управляющий недовольство хозяина полностью игнорировал:

— Очень подходит к ситуации.

— Читайте же! — Маргарита заранее потешалась.

— Бабья краса без зубов, а с костьми сгложет.

— Без зубов? — Лучано невольно глянул на смеющийся, идеальный Ритин ротик. — Что за абсурд. Почему этот бред подходит к ситуации?

А Маргарита хохотала:

— Синьор Джузеппе, вы непременно должны быть тамадой на моем дне рождения. Ведь вы мне не откажете?

— Что такое тамадой? — деловито поинтересовался старик.

— Тамада — это праздничный диретторе.

— Согласен!

Лучано же занервничал.

— Вы его приглашаете тоже? — он надулся, засопел, как младенец. Как будто считал, что поздравить именинницу — его монопольное право.

— Я забыла вас предупредить, Лучано, — пожала плечами Рита. — Это будет вовсе не ужин тет-а-тет.

— У-у… — он был явно разочарован.

— Но ведь тридцать лет исполняется раз в жизни, — она никогда не скрывала своего возраста. — А посидеть вдвоем мы можем в любой день.

— Си! Си! — Лучано воспрянул духом.

Джузеппе же произнес, обращаясь ни к кому конкретно, в пространство: