Татьяна Дубровина - Вся жизнь — игра

Забыться и не думать. Лежать в воде неподвижно и ни о чем не беспокоиться.

А если это не удается, если ярость все-таки клокочет в душе, так нужно излить ее на собственное тело, массируя его докрасна жесткой щеткой.

Хорошо, наверное, живется черепашке. Чуть что — втянула голову в панцирь, и все шито-крыто. Но где найти тот панцирь, то убежище, куда можно спрятаться от себя самой?

Почему-то в ванной становится душно, и все эти шампуни, лосьоны и притирания пахнут так резко, так едко! Поскорее выйти и распахнуть окна настежь!

Костя вез ее в аэропорт, ни о чем не спрашивая. Не поинтересовался даже судьбой черепахи. Ну и хорошо: Маргарита в последний момент передарила животное горничной — для внучек. Ни к чему ей в московской квартире лишнее живое существо, требующее ухода.

Знаменитый потомственный таксист не глядел в сторону пассажирки: он сосредоточенно изучал дорогу, как будто видел ее впервые и боялся заблудиться. Единственная фраза, которую он обронил уже за чертой города, отдавала безысходностью:

— Я бы мог повезти вас кружным путем, и вы бы опоздали на самолет.

Он хорошо знал расписание авиарейсов, этот опытный профессионал.

Маргарита не стала ни утешать, ни обнадеживать мальчишку. Не дала ему своего московского телефона, не пригласила в гости, когда будет проездом в столице. К чему?

В его жизни случилась маленькая сказка. Она закончилась. Это все выдумки филологов-фольклористов, что сказки должны завершаться счастливо.

Маргаритина сказка тоже подошла к финалу. Нелепый мультик, сценарист которого плохо продумал сюжет. Карикатура на любовь. Совсем не дружеский шарж.

Теперь жизнь войдет в накатанную колею и потечет, как прежде. В успехе и комфорте. Без треволнений.

Оно и к лучшему.

Но как невыносимо пахнет бензином в Костиной колымаге! Несмотря на то, что стекла у этого чудовищного экипажа, за исключением лобового, отсутствуют напрочь…

По прибытии в Адлер Костя молча, стиснув зубы, выгрузил Маргаритин багаж. Взял тяжелые чемоданы и сам понес их к стойке регистрации. Милый мальчик, истинный джентльмен!

Поодаль толпились таксисты, ожидающие прибытия очередного рейса. Рита узнала коренастую фигуру Костиного отца.

Завьялов-старший тоже заметил их, но не отпустил ни единого замечания в адрес своего наследника. Только проводил парнишку взглядом — как показалось Маргарите, печальным и сочувственным.

Ей стало немного стыдно перед Костей: зачем растревожила его доверчивое мальчишеское сердечко!

И она сделала Константину прощальный подарок. Прежде чем предъявить свой паспорт для посадки, обернулась к парню, обхватила руками его белесые виски и поцеловала Костю в губы. Долгим, настоящим, взрослым поцелуем. Таким, какой дарят только любимому.

Когда-нибудь он наградит таким же ту девушку, которая разделит с ним судьбу…

Прощай, жаркий город Сочи! Оказывается, твои 2300 часов солнечного сияния в год — это слишком много. Явный перебор.

Пора бежать от палящих лучей в тень. В спасительную тень привычного ночного образа жизни…

Правду говорят, что жизнь — рулетка. Подкидывает порой такие случайности, что диву даешься. Но совпадение выпавших комбинаций не всегда радует.

Оказалось, что Маргарита Солнцева и Георгий Кайданников заказали билеты на один и тот же рейс.

Только ее место было в начале салона, а его — в самом хвосте…

Георгий прошел мимо Риты, не заметив, не поздоровавшись. Значит, он тоже вычеркнул ее из списка своих знакомых. Ну и замечательно: наконец-то между ними — полная взаимность. Она ничуть не переживает.

Только почему-то взлет так тяжело переносится, что впору попросить у стюардессы пакетик!

Никогда еще Маргарите не бывало так муторно при подъеме лайнера. Может, просто она много лет пользовалась услугами лишь зарубежных авиакомпаний, отвыкла от неуклюжей отечественной техники…

И леденцов на внутренних линиях теперь не раздают. К счастью, в сумочке завалялись какие-то конфетки от кашля.

Самолет набрал высоту, и в салоне начались перемещения. Ритиного соседа попросили пересесть, а на его место усадили молодую женщину с грудным ребенком. На стену перед креслами привесили прямоугольную люльку, которая упиралась рамой в колени и нарушала весь комфорт.

Маргарите совсем не доставило удовольствия наблюдать за розовым новорожденным, копошащимся перед ней и беспрестанно что-то вякавшим на своем младенческом языке, понятном только матери.

И потом эти то и дело намокающие пеленки… От них такой запах… Мать меняет их и складывает мокрыми в сумку внизу. А сумка не закрывается…

«Попрошу, чтобы меня тоже пересадили, долго я этого не выдержу», — решила Маргарита и обернулась, чтобы окликнуть бортпроводницу.

Но… как на острие иглы, наткнулась на прищур стальных холодных глаз. И не решилась подать голоса. Чего доброго, подумает, что она хочет привлечь его внимание.

Преодолевая отвращение, она заставила себя смотреть на малыша. Он еще не научился управлять своими движениями, пухлые ручонки беспорядочно дергались.

«Не понимаю, почему большинство людей умиляются при виде маленьких детей? Лицемерят, наверное. Другое дело — ребятишки лет пяти-шести, когда они уже соображают, рассуждают вовсю и их можно наряжать в красивые одежки. Мне нравится детская мода, такая яркая, праздничная, задорная. А эти пеленки, эти промокшие подгузники и перепачканные памперсы — фу!»

Ее передернуло. И вообще, кажется, начинало знобить: все тело сотрясала крупная дрожь.

А впрочем… нет, это дрожит корпус самолета. Что за непонятные вибрации, что за неприятное урчание, нарушающее привычно-ровный гул мотора?

И отчего так бледна курсирующая по проходу бортпроводница?

— Граждане, пристегните ремни, — натренированно-ровным голосом объявляет она, пряча дрожащие руки в карманы синей униформы. — Просьба соблюдать спокойствие и порядок.

Что за странная «просьба соблюдать»? Разве есть повод для беспокойства и беспорядка?

Да, есть. Самолет вдруг резко тряхнуло, как автомобиль на ухабистой проселочной дороге. Могут ли быть в воздухе ухабы и кочки?

Молодая мать выхватила ребенка из люльки и судорожно прижала к груди. Позади, среди пассажиров, раздались возбужденные и испуганные возгласы.

— Мы падаем?! — истерично выкрикнул кто-то.

— Все в порядке, — точно робот, повторяла стюардесса. — Поводов для волнения нет. Сейчас вам раздадут спасательные жилеты.

Ничего себе, нет поводов для волнения. Чему тебя только учили, девушка в синей пилотке? Придумала бы что-нибудь более правдоподобное.

Маргарита посмотрела в иллюминатор.

Облака неслись не горизонтально, как обычно, а снизу вверх. Лайнер стремительно падал. Так стремительно, что облачиться в какие-то там жилеты никто не успеет. Да и от чего они могут спасти, эти дурацкие безрукавки? Они что, раскроются, как парашюты? Ерунда: от пассажиров останутся разве что… от жилетки рукава.

Заложило уши: резкий перепад давления. Странный, визжащий звук, выворачивающий тебя наизнанку. Что-то совсем разладилось в моторе? Нет, это заверещал ребенок.

Как ломит глазные яблоки, какая резкая боль в висках! Маргарита с трудом скосила глаза, и увидела, как ее соседка расстегивает блузку и прикладывает новорожденного к белой, с прожилками, набухшей от молока груди.

Ребенок вцепился в выпуклый сосок беззубым ртом и замолчал. А молодая женщина, покачиваясь на сиденье и совершенно отключившись от происходящего ужаса, тоненько запела:

Спи, дитя мое, усни,

Сладкий сон тебя мани.

В няньки я тебе взяла

Солнце, ветра и орла…

Младенец насыщался, и Маргарита впервые в жизни увидела вблизи темечко новорожденного, покрытое редким пушком.

Оно дышало, то втягиваясь, то становясь выпуклым. Оно было совсем мягким, лишенным костей и таким уязвимым, таким беззащитным!

Это крошечное, мягкое, все в складочках существо едва-едва успело доверчиво прийти в наш мир — а жизнь его встретила катастрофой! Хорошо, что дитя еще ничего не осознает. А вдруг осознает? Кто может знать, что таится в этой мягонькой, незащищенной головке?

Маргариту охватил животный, неподвластный воле страх. Захотелось подтянуть колени к самому подбородку и свернуться в комочек, спрятав лицо. Но мешал пристегнутый ремень.

Улетел орел домой,

Солнце скрылось за горой,

Ветер после трех ночей

Мчится к матери своей…

Что она распелась, эта молоденькая дура, разве не понимает, что они падают, падают, падают?!

Не соображая, что делает, Маргарита рванула застежку ремня, высвободилась и выскочила в проход. Куда она бежит? Почему именно туда, в конец салона?

Она не давала себе в этом отчета. Только чувствовала: там, в хвосте самолета, на заднем сиденье ее спасение, ее прибежище… ее жизнь!

Ее схватили за локоть:

— Попрошу сесть на место.

Какая она сильная, эта стюардесса, и какая безжалостная! Разве не понимает, что для Риты Солнцевой сейчас самое главное добраться до…

Вон Он! Добежать до Него! Прижаться…

Но, как штык, вонзился в нее равнодушный, скептический, насмешливый взгляд Георгия. Риту точно холодным душем окатили. Ледяной прищур отрезвил ее быстрее, чем железная хватка проводницы.

Прижаться? Как бы не так. Да пошел ты!.. Это было минутное помутнение рассудка. Извините, господин Кайданников, больше не повторится.

— Извините! — вслух — уже стюардессе, которую, кажется, Рита в горячке успела толкнуть. — Сама не знаю, что на меня нашло.

Глядь — а облака-то за окном опять плывут как надо. И мотор звучит ровно, правильно, без перебоев. И голос пилота по радио объявляет:

— Граждане пассажиры, все в порядке, небольшая техническая неполадка устранена.

Загомонили, обнимаясь и поздравляя друг друга, пассажиры. Стюардесса, нервно и бурно смеясь, уселась прямо на рифленый пол: ей нужна была разрядка.

А Маргарита, пробираясь на свое место, вдруг обратила внимание на лицо молодой матери: каменное, как восковое, оно было сплошь покрыто крупными каплями пота. Женщина, словно заведенная, продолжала петь и не могла остановиться:

Ветра спрашивает мать:

Где изволил пропадать?

«Я дитя оберегал,

Колыбелечку качал».

Рита положила руку ей на плечо.

— Пойдите умойтесь. Вам надо встряхнуться. А маленького… давайте я пока подержу.

Та послушалась. Новорожденный моментально уснул у Риты на руках, безмятежно посапывая. Теплый нежный комочек, так вкусно, так уютно пахнущий — вовсе не мокрыми пеленками, а белым молоком, разноцветной радугой и светлыми надеждами…

Маргаритины же надежды были перечеркнуты и похоронены. Когда, после всех треволнений, самолет благополучно приземлился в московском аэропорту, два его пассажира — Маргарита Александровна Солнцева и Георгий Васильевич Кайданников — вышли из здания аэровокзала через разные двери. Они не попрощались и даже не оглянулись друг на друга напоследок. Окружающим не пришло бы в голову, что эти двое могли быть знакомы.

Как замечательно пользоваться благами цивилизации! Засыпать не в палатке, по крыше которой барабанит дождь, а на широченном мягком матрасе итальянского спального гарнитура, под невесомым пуховым одеялом.

Но… как одиноко, как страшно и холодно на этом просторном комфортабельном ложе, когда не к кому прижаться!

Приятно лакомиться деликатесами из тарелок тонкого фарфора, а не поглощать отвратительную перловку-шрапнель из почерневшего котелка! Хорошо обедать за инкрустированным ореховым столом, а не сидя на влажной траве!

Однако было бы куда лучше, если б посреди этого стола стояла восковая венчальная свеча, которая мешает тянуться губами к тому, кто должен бы сидеть напротив…

Как восхитительно это изобретение в области строительства — шумозащитные рамы! Как надежно они отгораживают от грохота машин и прочей уличной суеты!

А Маргарита тоскует по шуму прибоя, свисту дельфинов и пыхтению ежиков… Тишина начинает угнетать, давить на психику. Хочется подойти к окну и шибануть по стеклу кулаком, разнести его вдребезги, да так, чтобы из руки фонтаном хлынула кровь…

Стоп! Что это за мысли?