— Ну что, Катя? Распечатывать тебе диету по группе крови?

— Распечатывай, — сказала я.

— Не понравится — я найду тебе что-нибудь другое, — радостно сказал папа, включая принтер. — А самое главное — приходи к нам на Новый год. Зина хочет собрать всех-всех-всех: и тебя, и Сашу…

Зина хочет — как вам это нравится?

— А маму?

— И маму, конечно. С этим ее пожилым другом, он очень симпатичный. А ты приводи своего мальчика с телевидения.

Которого — Володю или Славку-кузнечика? Может, позвать обоих?

— Пригласи подруг, Зиночка будет рада. Она ведь все время одна, бедная.

Бедная! Надо же, мне и в голову не приходило, что Зинка бедная. А она и правда одна — бывшие подружки ее замужества не поняли и не оценили, новых не появилось, папа все время в разъездах или работает. А маме что, лучше? Эх, Зина из магазина, зачем ты полезла в чужую жизнь?..

— Ты маме передашь наше приглашение?

А куда я денусь?

— Пап, откуда ты знаешь маминого Владимира Ильича?

— Они были у нас. Очень заботились о Зиночке, когда с ней случился тот ужасный криз. И потом приходили к нам чай пить.

— Чай?

— Зеленый чай. Этот Ильич на какой-то своей диете, а мама — сама знаешь…


Итак, мне надо было каким-нибудь деликатным образом передать приглашение маме и симпатичному Владимиру Ильичу. Желательно было сделать это в присутствии Ильича, чтобы маме стало неудобно отказываться. И пока я размышляла, как организовать эту акцию, они вдвоем явились ко мне в магазин, под ручку, краснощекие с мороза и веселые, как святочные скоморохи.

Ильич оказался крепким таким мужичком, высоким и сухощавым. Хоть и выглядел он явно старше мамы, но видно было, что он еще ого-го, не хуже своего тезки в восемнадцатом году. Он снял шапку и поклонился мне и Алене, которая смотрела на него, округлив глаза, с несчастным и испуганным видом. Эта Аленина реакция так меня удивила, что я едва ответила на приветствие. Но Ильич сразу взял инициативу в свои руки.

— Девушка меня узнала, — сказал он, прищурившись. — Это я просил ее вынести мне черепаху. Я давно охочусь на этих черепах. И в общежитии у вашего брата ее выкрали по моей просьбе.

Теперь настал мой черед таращить глаза. Алена, наоборот, вроде бы успокоилась. Мама стояла взволнованная, но гордая, как будто на сцене моего магазинчика представляли ее пьесу. И по-прежнему держала этого хмыря под руку. Его темно-синее пальто было почти того же цвета, что и ее финский пуховик, и от этого они казались одним слившимся существом, драконом с двумя краснощекими головами.

— Мне бы хотелось, чтобы здесь присутствовали все члены семьи, — продолжал Ильич уверенно, как будто говорил с броневика. — Но Аня настояла, что Катюша должна первой узнать правду. Тем более, что нам нужна именно ее черепаха.

Я оглянулась. Донателло, как ни в чем не бывало, смотрел поверх наших голов.

Владимир Ильич отошел от мамы, оперся о прилавок и положил перед собой черные кожаные перчатки. Глаза его устремились вдаль — на Донателло. Мы с Аленой только вертели головами, глядя на него, как змеи на заклинателя. Странно — несмотря на все позерство и вычурную театральность, мамин почтенный приятель скорее нравился мне, чем нет.

РАССКАЗ ВЛАДИМИРА ИЛЬИЧА

Мы познакомились с Тоней… Впрочем, неважно, в каком это было году. Для вас, молодых, это все равно дремучая старина.

Я был студентом-первокурсником, она — красавицей, королевой любого бала, который удостаивала своим присутствием. У нее было полно поклонников, взрослых и солидных людей. Никому из них она не оказывала предпочтения, но это мало утешало. Ведь и меня никак не выделяли из восхищенной толпы.

Так было, пока я не подарил ей черепах, четырех больших и одну маленькую. Их привез мой отец из Индии, это был очень редкий талисман. Обычно такие черепахи вырезаются из черного дерева, а эти были светлые. Возможно, они даже тогда имели какую-то этнографическую ценность. Но мне было все равно — у Тони день рождения и она должна получить самый лучший подарок, а ничего лучше у меня не было.

Я без колебаний вырезал бы свое сердце, если бы оно понадобилось моей королеве для праздничного ужина.

Но черепах оказалось достаточно. Тоня стала отличать меня, и мы подружились. У нас случился короткий, просто-таки молниеносный роман. Я был на седьмом небе от счастья. Но туман первых восторгов еще не успел рассеяться, а мне уже нашли замену.

Тонечка много лет любила одного человека. К сожалению, это был не твой папа, Аня, и не Катин дедушка, который тогда еще не появился на ее горизонте. И, к еще большему сожалению, это был не я.

Человек этот был ее недостоин — на мой взгляд. Но моего мнения никто не спрашивал.

Они то сходились, то расходились, и ради него Тоня без колебания бросала всех своих прочих возлюбленных. Я не стал исключением.

Почему-то тогда, по молодости — я прошу вас учесть, девушки, что в ту пору я был постыдно, неизлечимо молод, — так вот, по молодости и наивности мне казалось, что именно черепахи, благодаря своим магическим свойствам, сделали возможной нашу близость. Когда она оборвалась, я тайком молился черепахам, чтобы они вернули мне счастье. Потом я их возненавидел. Я ведь оставался другом дома и знал все, что в нем происходит.

В одной из черепах есть тайник В твоей, Катя, потому что остальные я уже проверил. Они так похожи, что я их не различаю. Хотя Тоня говорила, что у каждой свое лицо, а Тонин внук даже дал им имена. В этом тайнике мы прятали записки. Тонечка жила с мамой, папой и старшими сестрами, в доме все время толклась куча народу — гости родителей, друзья и подруги дочерей. И мы потихоньку от всей компании клали записки в черепаху, когда хотели договориться о встрече или сказать друг другу нежные слова.

А потом я получил отставку, и черепаха стала служить почтальоном для другой влюбленной пары. Тоня переписывалась со своим новым другом с помощью моей черепахи. Такого предательства я не мог вынести — ни со стороны моей любимой, ни со стороны глупого деревянного существа. Меня утешало только одно — с пятой, самой маленькой черепашкой Тоня не расставалась никогда и никому ее не показывала. Это был ее личный талисман.

Я страдал и задыхался от любви еще много дней. Но в конце концов собрался с силами и начал жить своей жизнью. Женился, вырастил детей, развелся. Сделал карьеру. Объездил полмира. Тоню я не видел, хотя изредка до меня доходили слухи о ее замужестве, о рождении дочери, смерти мужа. Я знал, что она всегда оставалась королевой и среди наших ровесников ходили легенды о ее неувядаемой красоте и молодости. Потом она исчезла не только из виду, но и из слухов.

Примерно год назад один приятель моей юности, который тоже в свое время ходил в Тониной свите, рассказал, что его младший брат встретил знаменитую Антонину Калинкину. И что она все так же прелестна, выглядит лет на тридцать с хвостиком, максимум на сорок. Видимо, разговоры о тайне вечной молодости, которые сопровождали Тоню, оказались правдой, а не аллегорией.

Вечная молодость! Если это было кому-то подвластно, то лишь Тоне.

Непостижимо, но я вновь почувствовал биение сердца. Долгие годы мне казалось, что я смог забыть Тоню навсегда, но при одной мысли, что она где-то рядом, я не мог усидеть на месте. Я должен был ее увидеть, ведь я, оказывается, все эти годы продолжал любить ее.

Я не выдержал и начал наводить справки. Вас, возможно, это шокирует, но когда-то я служил в ведомстве, которое занималось, в числе прочего, и разведывательной деятельностью. У меня был опыт, связи и некоторые возможности.

Я выяснил, что брат моего приятеля обознался: прекрасной дамой была не Тоня, а ее дочь Аня. Этим и объясняется секрет молодости. Что касается Тони, то здесь появилась новая тайна — наша королева внезапно покинула свет и исчезла. Куда? Почему?

Я знал также, что близких она попросила ее не искать, и они этого не делали. Но меня-то никто ни о чем не просил! Я не могу умереть, не узнав, что случилось с Антониной. Так я сказал себе. И тут же понял: ответ знают черепахи. Вернее, одна черепаха, та, в которой тайник.

Мы — эпистолярное поколение. В детстве мамы укачивали нас, зажав в руке фронтовой треугольник. Я не представляю себе, чтобы в жизни моего ровесника случилось что-то важное и он бы это не записал.

А кому Тоня могла доверить свою тайну, если не хотела сразу раскрывать ее перед своей семьей? Только рыжей черепахе с тайником в животе. Там обязательно должна быть записка, письмо кому-то из нас. Может быть, даже мне.


— Но в черепахе нет тайника! — не выдержала я. — Мы с Сашей проверяли!

Владимир Ильич только усмехнулся.

Неожиданно властным жестом он протянул руку, и Алена, как заколдованная, сделала три шага вверх по стремянке, сняла Донателло с полки и протянула ему. Ильич бережно взял черепаху в ладони, погладил ее кончиками пальцев и вздохнул.


— Прежде чем мы откроем ее, — сказал он, — я бы хотел закончить свой рассказ. Мои поступки были не очень красивыми, но я преследовал высокую цель и никому не хотел зла. Узнав, что семья Тони разделила четырех черепах, я начал искать их одну за другой, сам себе напоминая знаменитых охотников за сокровищами, спрятанными в стульях. Эти поиски наполнили смыслом мою однообразную жизнь и заставили меня самого помолодеть на несколько лет.

Труднее всего было проникнуть в общежитие Александра. Для этой цели мне пришлось прибегнуть к помощи моего племянника Славы. Не обижайтесь на него, Катя, — его интерес к вам был совершенно искренним и никак не связан с этой историей. Слава проник в здание, пользуясь своим телевизионным пропуском и заморочив администрации голову рассказами о передаче, которую он якобы собирается там снимать. К сожалению, ему пришлось забрать черепаху из комнаты, принести мне для проверки, а потом очень аккуратно возвратить на место. Саша, вероятно, заметил пропажу, но делать было нечего.

Что касается Катиной черепахи, тут дело казалось самым простым, но получилось самым сложным. Моему помощнику не удалось купить ее, воспользовавшись рассеянностью продавщицы, а я не сумел ее выкрасть через ту же продавщицу. Это было банальное невезение, знакомое любому разведчику.


Излагая это, он даже не взглянул на Алену, как будто она была одной из игрушек, выставленных на продажу. Похоже, что она и сама так себя чувствовала, нежданно-негаданно оказавшись свидетелем раскрытия семейных тайн.

— Я решил оставить талисман из магазина на потом и занялся другими черепахами. Гоняясь за ними, я успел хорошо узнать всю вашу семью. И наконец, при посредничестве того же неугомонного племянника Славы, я познакомился с Аней.

Мне удалось проверить черепаху у нее дома, а также у ее бывшего мужа, это не составило труда. Но главное — другое.

Ильич подошел к маме и торжественно поцеловал ей руку.

— Главное — я встретил свою настоящую любовь. Может быть, поздновато, но… Аня — это дочка Тони, ее копия, ее плоть и кровь, но в ней нет гордости и безжалостности Снежной Королевы. Она милая, добрая и доверчивая. И она моя.

Мама опустила сияющие глаза. Слава богу, я не хотела, чтобы она заметила тревогу и боль на моем лице. Ведь ее опять, как в случае с писателем, сделали заменой, заместительницей другой женщины, пусть даже самой для нее близкой. А может, это действительно не имеет значения? Главное, она счастлива…

Между тем Владимир Ильич поднял черепаху на ладони, перевернул ее кверху брюшком и сделал какое-то неуловимое движение, как будто брал гитарный аккорд. Невидимая прежде пластинка на животе у Донателло повернулась. Алена не выдержала и тихо охнула. Мы с мамой, наоборот, боялись вздохнуть.

Ильич ловко просунул пальцы в образовавшуюся щель. И действительно вытащил свернутый бумажный квадратик.

Мама подалась вперед. Вождь мирового пролетариата предостерегающе поднял руку, и она отступила. Я обняла ее.

— Здесь написано: «Кате», — разочарованно сказал Владимир Ильич, отодвигая бумажку от дальнозорких глаз.

Его рука совершила сложное круговое движение — он как будто собирался протянуть листок мне, но в последний момент не смог с ним расстаться.

— Да, Кате, — повторил он. — Это Тонин почерк.

— Вы можете открыть, — сказала я.

— Да нет, зачем же. Это вам.

В самом деле — если письмо адресовано мне, то вряд ли там сообщается что-то важное для Владимира Ильича.

Листок наконец попал ко мне в руки. Он был сложен вчетверо, и, когда я начала его разворачивать, мама отодвинулась, не желая подглядывать.

— Катя, может, ты прочитаешь потом, одна? — выдохнула она мне в затылок.

Поздно, я уже прочитала. Показала маме, а потом Владимиру Ильичу. Мы уставились друг на друга, а Алена — на нас.