На секунду я замолчала, переводя дух, а потом взглянула холодно и зло.

— Дядя Шах, не смотря на свой опыт и статус, хотел простого человеческого счастья, но продержав красавицу жену рядом, понял, что ничего в этой жизни не даётся просто так и никого нельзя заставить полюбить. Но если любовь купить нельзя, то нежность и ласку вполне. Жена и сын. Семья. Это он поставил на кон. Он получал семью, я получала всё, что у него было.

— Деньги?

— Деньги. Согласитесь, это не самая большая цена за две разрушенные жизни. Мою и одного красивого мальчика, который тоже хотел свой кусочек счастья.

Следователь пристально посмотрел мне в глаза, а я, чтобы ему было лучше видно, села, повернувшись лицом.

— Я родила сына. Я стала хорошей женой. Верной и любящей. И в оговоренный срок, всё его имущество стало принадлежать мне.

Тут я не сдержала смешок.

— По иронии судьбы, сразу после подписания бумаг, дядя Шах снова оказывается в тюрьме. А я получаю всё. И деньги, и свободу. Как вам сюжет? Вот это и есть красиво. Это и есть справедливость. Не так ли?

Широко улыбнулась и расслабилась, слегка опадая на спинку стула.

— Он знал, что всё будет именно так. Он чувствовал. Каждый получает по заслугам.

Следователь внимательно выслушал, но едва ли решался сделать выводы. Смотрел, пытаясь уловить интригу, подвох. Смотрел и не видел. Не чувствовал. Решил пойти ва-банк, потому достал из портфеля планшет, несколько раз кликнул по сенсорному экрану пальцем и перевернул дисплей ко мне.

— Да… — Потянула, глядя на видеозапись моего общения с мужем. — Слышала я, что тайным эротическим желанием большинства мужчин является подглядывание, но чтобы убедиться наверняка… Вячеслав Дмитриевич, а вы ходок…

Он посмотрел на мои руки, которые я пристроила на столе, широко расставив локти.

— Покажи. — Кивнул на кожаные перчатки, я стиснула зубы. — Проблемы?

— Холодно тут у вас.

Я даже плечи потёрла для достоверности, хотя так и не сняла шубку. Вячеслав Дмитриевич не оценил и, перегнувшись через стол, с силой стянул перчатки. А чувство такое, словно и кожу с ладоней снял. Я зашипела, внутренне содрогаясь от резкой боли, но ладони спрятать не посмела.

— Да-а, — потянула, пошло облизываясь, — папочка любит жёстко.

— Думаешь, я тебя пожалею? — Склонил голову на бок, пытаясь считать мои эмоции, а я безразлично пожала плечами.

— Вряд ли. Жалость это не то, что красит мужчину. Это, скорее, признак слабости. Дима так говорил.

— Он удерживал тебя силой? — Подозрительно смягчился следователь, но я не повелась.

— У нас был уговор. И, не смотря на отсутствие бумажных страниц, скреплённых подписями и печатями юристов, каждый строго соблюдал правила. Потому что знал, какую выгоду получит.

— Так просто?

— А зачем что-то усложнять?

— Но ты всё-таки родила ему сына. Значит, будешь растить его и видеть как…

— А вот тут, — перешла я на азартный шёпот, перебивая, перегнулась через стол, чтобы сократить между нами расстояние и сохранить сказанное в секрете, — тут начинается са-амое интересное. — Потянула не без удовольствия и зажмурилась от переизбытка адреналина, выделившегося в кровь.

Ощущая сладковатый привкус победы, я готова была заурчать, не скрывая триумфа, облизнула губы в яркой помаде, чуть приоткрыла их и наклонилась ещё ближе, чтобы прошептать едва ли не на ухо.

— Сын не от Шаха. — Произнесла, прикрывая рот ладошкой с одной стороны.

Замерла в таком положении, ощущая напряжение, исходящее от следователя, и, медленно оседая на место, не отводя взгляда от его глаз, продолжила.

— Был у меня любимый мальчик, любимый мальчик и остался.

Села, довольно и широко улыбнулась. Опустила взгляд, когда он понимающе хмыкнул.

— Никого нельзя заставить полюбить… Только об этом т-ш-ш. — Приложила палец к губам и уже не пыталась сдержать алчную улыбку.

— А если я расскажу ему?

— Только чтобы добить… — Безразлично отозвалась я, а он ухмыльнулся. — Что, хотите, чтобы и вас приласкала? — Мурлыкнула, протянула руку через стол и легко коснулась его щеки. Следователь отшатнулся, но в глазах читался вызов. — Сожалею и ничем не могу помочь…

— Я решаю, что ты здесь делаешь, а что нет.

Мне оставалось лишь отрицательно покачать головой, что я и сделала, выводя его из себя.

— Значит придётся принять такое решение, которое не позволит вашей короне упасть. И… всё же… какой у вас в этом деле интерес?

— Разве я не ответил? — Изогнул он красивую бровь и сдавленно улыбнулся, скорее, пытался эту улыбку сдержать.

— Как это мелко… банальная ненависть…

— А если я отвечу «деньги»? Деньги — это достаточно веский повод?

— Деньги решают в нашей жизни очень многое.

— Значит, это действительно деньги. — Скривил он губы, чуть вытягивая их, о чём-то размышляя. — Борис Ковалёв. Если это имя тебе о чём-нибудь говорит.

Меня передёрнуло от мелкой дрожи, которая очень быстро переросла в озноб. Пришлось кутаться в шубу, чтобы хоть как-то переждать этот момент. Борис Ковалёв… Борис Ковалёв… Говорит ли мне это имя о чём-либо?.. Но почему он?..

На мгновение я растерялась. То самое мгновение, за которое следователь и зацепился, то самое, которое могло стоить мне слишком многого.

— Ирония судьбы, не иначе. — Глубокомысленно изрекла я и встала, Вячеслав Дмитриевич подскочил следом. В этой позе его и застал звонок стационарного телефона.

— Да. — Быстрый взгляд на меня. — Кто? — Напряжённый выдох и тут же надутые щёки, изображающие верх замешательства. — Не сейчас.

Только говорящий продолжал что-то судорожно тараторить в трубку. Слов не разобрать, но интонация, давление, которое читалось в его речи, заставляли следователя хмуриться.

— Хорошо, пропусти. — Выдавил недовольно и сцепил зубы. Посмотрел на меня прямо. — Стерва.

На это я утаила рвущуюся улыбку и невинно похлопала ресничками. Пожала плечами.

— До свидания, Вячеслав Дмитриевич. — Проговорила медовым голосом, с весельем во взгляде наблюдая за тем, как он направился отворять дверь. — Только помните, всё, что было сказано между нами — секрет. Т-ш-ш. — Напомнила ровно за секунду до того, как дверь открылась с обратной стороны и в кабинет, наблюдая за растерянным от моего напоминания Вячеславом Дмитриевичем, вошли двое мужчин.

Лёша Кислый держался молодцом, практически не выказывая и доли бушующего внутри него презрения. Второй мужчина, как я поняла, адвокат, нацепил на лицо строгую самоуверенную профессиональную улыбку и оставался хладнокровен. Следователь не пытался уже изобразить ничего и лишь наблюдал за тем, как я мило улыбаюсь Диминым друзьям, словно минуту назад и не призналась в самом страшном преступлении, которое могла совершить женщина.

— Галина Анатольевна?.. — Сдержанно отозвался адвокат, на что я понимающе кивнула, прерывая зрительный контакт со следователем.

— Иду. До свидания, Вячеслав Дмитриевич. — Прошептала с придыханием на последних слогах. — До свидания.

И, резким выпадом, послала ему воздушный поцелуй, оставляя на ладони чёткий след губной помады. Вышла, вильнув воображаемым хвостом и, набирая темп по ходу, не успевала справляться с бушующими эмоциями.

Из здания КПП выскочила, не забрав оставленный документ, практически бегом направилась к знакомому автомобилю, запрыгнула на заднее сидение и захотелось разрыдаться от беспомощности. Но хватило меня на пару жалких всхлипов и влажный нос. Лёша сел на водительское кресло и только тогда обратился напрямую. Он ничего не говорил, он изучающе смотрел, ожидая, что я скажу первая. А у меня такое опустошение, такая усталость навалилась, что… ни то, что слова, дышать даже было трудно. Внутри стояло ясное желание уснуть и проснуться только когда всё это закончится.

— Что у вас произошло? — Наконец, спросил он, не отводя упрямого взгляда. Посмотрел на мои руки, которыми я судорожно сжимала тонкие перчатки, протянул свою, провёл большим пальцем по развёрнутой ладони.

— Я не знаю…

— Я не про Диму. Он звонил мне. Я спрашиваю про Казанцева. Что у вас с ним произошло? Что ты ему сказала? Я никогда не видел Славика таким растерянным.

— Знаешь, — я нервно усмехнулась, и вытерла нос, — если кто попросит меня исполнить свой монолог на бис, я не справлюсь… чистейшая импровизация. Лёш, а это правда, что ветер дует от Бориса Аркадьевича? Это он?

Лёша не ответил, отвернулся.

— Галя, ты же знаешь, что в мужские дела…

— Мы можем что-нибудь сделать? — Перебила я, понимая, что мне ответят.

— Подождать пока он разорится? — В шутку предположил Кислый и сам же этому грустно улыбнулся.

— Галь, если честно, то я просто не знаю, что делать. В суде у нас есть шанс выиграть Причём не малый. Но пока он спонсирует следствие, дело не двинется с мёртвой точки. А самое противное во всей ситуации то, что я не вижу причины. Не знаю, поему он на Шаха взъелся. Где Дима ему дорогу перешёл… — Развёл рукам, импульсивно выбрасывая свои эмоции. — Но Ковалёв словно с цепи сорвался, я даже не могу добиться с ним встречи.

— Он в городе?

— Я слышал, что не вылезает из офиса. Ты же про своего бывшего слышала?

Я коротко кивнула, а Лёша мне вторил в этом жесте.

— С тех пор и бесится, никак пережить не может. Только я прошу тебя!.. — Тут же пресёк все мои мысли он резким возгласом и выдвинул руки вперёд. — Не лезь в это дело. Сейчас всё для сына делать должна. Я понимаю, тебе сложно…

— Дима в тюрьме, Лёш… о каких сложностях ты сейчас говоришь? Всё хорошо, спасибо тебе огромное. И за то, что с нами, и за то, что поддерживаешь, но…

— Не лезь в это дело. — Прорычал он, уловив мой мимолётный взгляд и завёл мотор. — Дима очень не хочет, чтобы с тобой и сыном что-нибудь случилось. — Оглянулся, вспомнил ради чего мы вообще собрались и на глазах побагровел. — И если ещё раз выкинешь такой фокус… Я тебя предупредил. — Выдохнул сурово, но я сейчас думала совсем о другом.

Через полчаса быстрой езды, высадил меня у своего дома.

— Ваньку я у твоей бабки забрал, Лия сидит с ним. И я тебя прошу, не говори, где ты была.

— Я знаю, что она беременна. — Пояснила, когда Лёша набрал в грудь побольше воздуха и, буквально говоря, сдулся, услышав моё заявление.

— Просто не нужно ей ничего говорить. Всё. Я уехал.

— Пока. — Кинула я, уже глядя вслед отъезжающему автомобилю.

Постояла не больше минуты прежде, чем набрала номер её телефона.

— Привет, дорогая, это Галя, хочу попросить.

— Галя, Лёша мне голову оторвёт. — Понимающе простонала Лия в трубку, но тут же взяла себя в руки. — Ты что-то узнала? Что-то про Диму?

— Просто посиди с Ванькой, покорми его, я быстро.

— Так нельзя, Галь, скажи, куда едешь? Лёша чуть с ума не сошёл, пока твоя бабуля не дозвонилась. Что я ему сейчас скажу?

— Я вернусь раньше, обещаю.

И повесила трубку, пока доводы разума не пересилили безумство.

У ближайшего банкомата сняла необходимый минимум на такси в ту и обратную сторону, вызвала машину и уже через час стояла у дверей огромного офиса, в котором была всего один раз. В тот день я считала, что счастлива, держала под руку Антона и широко улыбалась его отцу. Сейчас мои колени дрожали, на лице залегали тени не проходящего беспокойства, а в голове полная каша и остатки сумбура, который и привёл меня к этому зданию в самом центре города.

— Девушка, вы к кому? — Остановил пусть и достаточно вежливый, но угрожающего вида секьюрити, я попятилась назад.

— Ковалёв Борис Аркадьевич. Я бы хотела его видеть, он на месте?

— Как о вас доложить?

— Шах. — Проговорила на грани слышимости, мужчина нахмурился. — Галина Шах. — Поторопилась произнести громче, а сама уже чувствовала как невидимые тиски давят на меня сразу со всех сторон.

Нервно теребила нашейный платок, который теперь не могла снять, так как чётко ощущала следы недавней борьбы на коже. Не могла я снять и перчатки. Только воровато оглядывалась, не зная, чего ожидать. И когда секьюрити громогласно прокашлялся, привлекая внимание, подпрыгнула на месте.

— Вас ждут. — Коротко известил он и выписал одноразовый пропуск. — Это для лифта. — Пояснил, направляя кивком головы в нужную сторону.

На последнем этаже меня встретило какое-то странное запустение. А ещё я точно знала, что это не этаж головного офиса, но помещение не было заброшенным, скорее, более обжитым, более одомашненным. Шагнула вглубь, не забывая периодически озираться по сторонам. Светлые просторные коридоры со множеством картин на стене словно вели меня в нужном направлении.

— Проходи, дорогая. — Послышалось из-за спины и я в панике застыла на месте. Всё это время не замечала наблюдавшего за моим передвижением мужчину.