Обычно люди ходят взад и вперед, когда нервничают. Олли же важно шествует.

— Олли! Это просто стойка на руках. У стены. Я буду в порядке. — У меня ушел час, чтобы убедить его показать мне, как это делается.

— В твоих руках и верхней части тела недостаточно сил, — ворчит он.

— Ты это уже говорил. Кроме того, я сильная, — говорю я и напрягаю бицепс. — Я могу отжать от груди свой вес в виде книг.

Он немного улыбается, затем, к счастью, перестает выхаживать. Дергает резинку на руке, осматривая в это время мое тело и мысленно критикуя недостаток у меня физической стойкости.

Я закатываю глаза, настолько драматично, насколько это возможно.

— Хорошо, — вздыхает он с тем же драматизмом. — Присядь на корточки. — Он демонстрирует.

— Я знаю, что…

— Сосредоточься.

Я присаживаюсь.

С другого конца комнаты он проверяет мое положение и дает наказ немного изменить позу — ладони на двенадцать дюймов врозь, руки прямые, локти прижаты к коленям, пальцы расставлены, — пока у меня не получается.

— А теперь, — говорит он, — слегка перенеси тело вперед, пока кончики пальцев не оторвутся от пола.

Я наклоняюсь слишком далеко и перекатываюсь кувырком на спину.

— Ха, — говорит он, а затем сжимает губы. Он пытается не смеяться, но его выдает предательская ямочка. Я возвращаюсь в стойку.

— Переноси, а не наклоняйся, — говорит он.

— Я думала, что переносила.

— Не очень-то. Хорошо, а теперь смотри. — Он присаживается на корточки. — Ладони на двенадцать дюймов врозь, локти прижаты к коленям, пальцы расставлены. Затем медленно, медленно переносишь вес на плечи, отрываешь кончики пальцев ног с пола, а потом поднимаешь себя. — Он встает на руки со своей обычной непринужденной грацией. И я снова поражаюсь, насколько безмятежен он в движении. Это для него как медитация. Его тело это бегство от мира, в то время как я заключена в ловушку своего.

— Хочешь еще посмотреть? — спрашивает он, возвращаясь на ноги.

— Неа. — Я, ощущая беспокойство, переношу вес на плечи в соответствии с указаниями, но ничего не получается. Ничего не получается в течение часа. Нижняя часть моего тела крепко вросла в пол, в то время как предплечья болят от усилий. Умудряюсь изобразить еще несколько непреднамеренных кувырков. В конце концов, я преуспела только в том, что кувыркалась без криков.

— Передышка? — спрашивает он, все еще стараясь не улыбаться.

Я ворчу на него, опускаю голову и снова вхожу в кувырок. Теперь он определенно смеется.

Я лежу на спине, переводя дыхание, а затем смеюсь вместе с ним. Через несколько секунд снова сажусь на корточки.

Он качает головой.

— Кто знал, что ты такая упрямая?

Не я. Я не знала, что настолько упрямая.

Он хлопает в ладоши.

— Хорошо, давай попробуем что-нибудь новенькое. Закрой глаза.

Закрываю.

— Хорошо. Теперь представь, что ты в космическом пространстве.

Когда глаза у меня закрыты, он ощущается ближе, будто стоит рядом со мной, а не в другом конце комнаты. Его голос скользит по моей шее, шепчет мне в ухо.


— Видишь звезды? А это астероидное поле? Пролетающий мимо одинокий спутник? Здесь нет гравитации. Ты невесома. Можешь делать со своим телом все, что хочешь. Просто представь это.

Я наклоняюсь вперед и внезапно оказываюсь вверх тормашками. Сначала я не осознаю, что сделала это. Несколько раз открываю и закрываю глаза, но мир остается перевернутым. Кровь приливает к голове, из-за чего я вдруг чувствую себя тяжелой и испытываю головокружение. Гравитация растягивает мой рот в улыбку и распахивает мои глаза. Я ощущаю себя удивительно чуждой своему телу. Мои предплечья начинают дрожать. Я перевернулась из вертикального положения, и мои ноги касаются стены. Отталкиваюсь, чтобы изменить направление, и опускаюсь на корточки.

— Потрясающе, — говорит, хлопая в ладоши, Олли. — Ты даже продержалась несколько секунд. Очень скоро тебе совсем не понадобится стена.

— Как насчет сейчас? — спрашиваю я, желая большего, желая увидеть мир таким, каким видит его он.

Он мешкает, собирается поспорить, но затем его взгляд встречает мой. Он кивает и присаживается на корточки, чтобы наблюдать.

Я присаживаюсь, переношу вес и поднимаюсь. И практически сразу начинаю падать назад. Олли внезапно оказывается возле меня, его руки оказываются на моих обнаженных лодыжках, поддерживая мое равновесие. Каждый нерв в моем теле устремляется туда, где он касается меня. Кожа под его рукой оживает, каждая клетка светится от ощущений. Я чувствую себя так, будто меня никогда прежде не касались.

— Вниз, — говорю я, и он осторожно опускает мои ноги, пока они не оказываются на полу. Жду, когда он вернется обратно в свой угол, но он не отходит. Прежде чем смогу передумать, встаю и поворачиваюсь к нему лицом. Нас разделяют только три фута. Я могла бы протянуть руку и коснуться его, если бы захотела. Медленно поднимаю глаза к его глазам.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Я хочу сказать да, но вместо этого качаю головой. Я должна отодвинуться. Он должен отодвинуться. Ему нужно вернуться на свою сторону, но он не возвращается, и я вижу по его глазам, что и не вернется. Мое сердце бьется так громко, что, как я уверена, он может слышать его.

— Мэдди? — Мое имя произнесено с вопросительной интонацией, и мой взгляд передвигается на его губы.

Он протягивает правую руку и берет меня за указательный палец левой руки. Его рука грубая, неровная от мозолей и такая теплая. Он потирает большим пальцем мои костяшки, а затем обхватывает мой палец ладонью.

Я смотрю на свою руку.

Друзьям ведь дозволено прикасаться, да?

Я вынимаю свой палец, чтобы переплестись всеми остальными, пока наши ладони не соприкасаются.

Я поднимаю взгляд к его глазам и вижу в них свое отражение.

— Что ты видишь? — спрашиваю я.

— Ну, первое, что я вижу, это веснушки.

— Ты помешан на них.

— Слегка. Они выглядят так, будто кто-то разбрызгал по твоему носу и щекам шоколад. — Его взгляд путешествует до моих губ, а затем обратно к глазам. — Твои губы розовые и становятся более розовыми, когда ты жуешь их. Ты жуешь их чаще, когда собираешься не согласиться со мной. Тебе стоит делать так меньше. Я имею в виду, не соглашаться, а не жевать. Ты жуешь губы, и это прелестно.

Я должна что-то сказать, остановить его, но я не могу говорить.

— Я никогда не видел таких длинных, пушистых и волнистых волос, как у тебя. Они выглядят, как облако.

— Если бы облака были каштановыми, — говорю я, наконец обнаружив свой голос и пытаясь разбить чары.

— Да, волнистые каштановые облака. И твои глаза. Клянусь, они меняют цвет. Иногда они почти черные. Иногда карие. Я пытаюсь выяснить взаимосвязь между цветом и твоим настроением, но еще не получилось. Буду держать тебя в курсе.

— Взаимосвязь это не причинно-следственная связь, — говорю я, просто чтобы хоть что-то сказать.

Он улыбается и сжимает мою руку.

— Что ты видишь?

Мне хочется ответить, но, оказывается, не могу. Я качаю головой и снова смотрю на наши руки.

Мы так и стоит, перемещаясь между определенностью и неопределенностью, потом по второму кругу, пока не слышим приближение Карлы, которое заставляет нас разойтись.

Я уничтожена. Я сокрушена.

КОЖА

Я однажды читала, что в среднем мы заменяем большую часть своих клеток каждые семь лет. Еще поразительнее то, что мы сменяем верхние слои кожи каждые две недели. Если бы все клетки в нашем теле могли таким образом сменяться, то мы были бы бессмертными. Но некоторые клетки, например те, что в мозгу, не обновляются. Они стареют, и состаривают нас.

Через две недели у моей кожи не останется воспоминания о руке Олли на моей, но мозг запомнит. У нас может быть либо бессмертие, либо память осязания. Но и того, и другого у нас не может быть.

ДРУЖБА


Олли: ты рано объявилась

Мадлен: Я сказала маме, что у меня много домашней работы.

Олли: ты в порядке?

Мадлен: Ты спрашиваешь, болею ли я?

Олли: да

Мадлен: Пока все хорошо.

Олли: ты беспокоишься?

Мадлен: Нет. Я в порядке.

Мадлен: Я уверена, что в порядке.

Олли: ты беспокоишься

Мадлен: Немного.

Олли: мне не стоило так делать. извини

Мадлен: Пожалуйста, не надо. Я не беспокоюсь. Я бы ни на что это не променяла.

Олли: все равно

Олли: ты уверена что в порядке?

Мадлен: Чувствую себя, как новенькая.

Олли: всего лишь подержавшись за руки ага. представь что было бы из-за поцелуя

Мадлен:…

Мадлен: Друзья не целуются, Олли.

Олли: очень хорошие друзья могут целоваться

ИССЛЕДОВАНИЕ

Прошло двадцать четыре часа, а я все думаю о поцелуе. Как только закрываю глаза, вижу слова "представь что было бы из-за поцелуя". В какой-то момент меня озаряет, что я ничего не знаю о поцелуях. Конечно, я об этом читала. Видела достаточно поцелуев в фильмах, чтобы получить представление. Но я никогда не представляла, что меня поцелуют, и уж точно не представляла, что поцелую я сама.


Карла говорит, что сегодня у нас, возможно, получится увидеть друг друга, но я решаю подождать еще пару дней. Она не знает о прикосновении к моей лодыжке, о том, что мы держались за руки, что практически делили дыхание. Мне стоит рассказать ей, но я молчу. Боюсь, что она прекратит наши встречи. Еще одна ложь добавляется к растущему счету. Олли теперь единственный в моей жизни, кому я не лгала.


Сорок восемь часов после прикосновения, и я все еще чувствую себя хорошо. Поглядываю на свои показатели, пока Карла не смотрит. Кровяное давление, пульс и температура, кажется, в норме. Никаких ранних признаков осложнений.

Мое тело слегка слабеет, когда я представляю себе поцелуи с Олли, но я уверена, что это просто влюбленность.




ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ