Джек попытался объединить эти разрозненные данные в некую систему. Очевидно, письмо, о котором шла речь, имело какое-то отношение к королевскому двору, и Ноулз не исключал того, что, как только документ будет возвращен или его уничтожение подтвердится, сам Джек может оказаться лишним свидетелем.

Но тут возникал и другой, еще более интересный вопрос: зачем Ноулзу понадобилось сообщать ему об этом? Все услышанное им сегодня требовало тщательного осмысления… хотя в последнее время он начисто утратил способность анализировать.

— Тот самый грабитель, Джек…

— Сразу же после нашей последней с ним встречи Призрак исчез. Но я убежден в том, что следующая попытка ограбления — лишь вопрос времени, и намерен ее предотвратить.

Ноулз удовлетворенно кивнул и, с трудом поднявшись на ноги, направился к двери.

— Очень хорошо, Джек. И все же постарайтесь поскорее довести расследование до конца, пока Джеймисон не приказал удушить нас обоих в собственной постели только за то, что нам на глаза попалось его драгоценное письмо.

— Да, сэр.

Ноулз немного помолчал.

— Я знаю, вам это может показаться пустой тратой слов, но, верите ли вы мне или нет, я ваш друг, Джек, и хотел бы оставаться им и впредь. Если я когда-нибудь вам понадоблюсь…

— Благодарю вас, сэр, — отозвался Джек учтиво, ожидая от собеседника какого-нибудь знака, который подсказал бы ему, что именно тот надеялся услышать в ответ. Однако ничего подобного не последовало. Дверь открылась и снова закрылась прежде, чем Ноулз успел произнести еще хотя бы слово.

Джек в замешательстве опустился в кресло. Он так и не смог выявить причину, побудившую Ноулза предложить ему свою помощь. Впрочем, в последнее время он вообще стал утрачивать прежнюю ясность рассудка. Будь такое и впрямь возможно, он бы решил, что в его мозг проникла отрава.

Каждую ночь женщина-воровка являлась ему в бесчисленных снах, соперничавших один с другим в эротической откровенности. Охваченный возбуждением и досадой, Джек просыпался по утрам, изнывая от неудовлетворенного желания. Однако и день не приносил ему покоя, ибо каждое утро он подвергался иной, более утонченной пытке. При свете дня его мысли были заняты Энн Уайлдер. Его восхищало в этой даме все: ее столь редкая в высшем обществе прямота, ее манера вести разговор и даже легкий беспорядок в прическе, который, как ни странно, делал ее еще привлекательнее.

Хуже всего было то, что он догадывался о причине своего интереса к этой особе. Пусть она вышла замуж за аристократа, однако ее предки по происхождению вряд ли были немногим выше его самого. О нет! Еще более непростительной глупостью с его стороны было то, что в глубине души он все же лелеял смутную надежду, слабую искру уверенности в том, что она не отвергнет его ухаживаний.

Абсурд!

Энн Уайлдер, каким бы ни было ее прошлое, вышла замуж за человека, которого весь свет считал образцом любви и супружеской верности.

Что в самом деле могло привлечь ее после подобного брака в таком человеке, как он?


Тело Джека покрылось капельками пота. Мышцы его живота сжались до боли от неукротимого желания. Он перевернулся, оказавшись над упругим, стройным телом.

Накрыв собой хрупкую фигуру женщины, Джек вошел в нее, и ее бедра тут же начали медленно, плавно двигаться, делая его обладание более полным и утверждая ее собственную власть над ним. Он вздрогнул, едва его обдало жаром ее тела, которое крепко прижималось к нему, лишая рассудка.

Джек обхватил руками ее ягодицы и приподнял их, проникая еще глубже внутрь ее лона. Она испустила долгий, судорожный вздох.

— Ты меня хочешь? — резко спросила воровка. Ответом ей было новое настойчивое движение его плоти, поскольку никакие слова не могли выразить всей силы его влечения к ней.

— Ты меня хочешь? — не отступала она. Ее ладони скользнули вниз по его спине, еще крепче прижимая его к себе.

Ему хотелось с наслаждением впиться в ее губы, почувствовать охвативший ее экстаз. Физическое возбуждение, казалось, вонзалось в него тысячью мелких коготков, требуя утолить голод. Его тело трепетало, стремясь к неизбежному завершению. Он слышал свое тяжелое, прерывистое дыхание. Каждый мускул в нем дрожал от натуги.

— Хочешь? — прошептала она.

— Да, — признался он. — Да!

И тут она исчезла. Растворилась, словно ее и не было Запрокинув голову, Джек зарычал от ярости и проснулся.

Открыв глаза, он испытал раздражение и крайнее недовольство собой. Возбуждение, которое так мучило его ночью, не проходило. Все его тело изнывало от напряжения и неутоленной страсти, словно похоть была чем-то вроде кнута, которым его истязали в этих проклятых снах. С его встречи с воровкой прошел уже целый месяц, но в последнее время ночные видения заметно участились, доставляя ему немало терзаний.

Джек закрыл глаза. Он ясно ощущал вкус бургундского вина на губах женщины, чувствовал каждый мягкий изгиб ее прильнувшего к нему тела…

Ради ее же блага он надеялся, что, когда он наконец поймает воровку, они будут не одни. В противном случае ей несдобровать…

Глава 8

Энн оказалась права. Веддер был отъявленным распутником, к тому же еще и мерзавцем. София гневно уставилась на свое отражение в кривом зеркале, дав волю слезам, обильно струившимся из ее огромных блестящих глаз. Что ж, она была готова отдать должное проницательности своей кузины. Пусть хоть это ей послужит утешением.

Даже не взглянув напоследок на выведенные аккуратным почерком строчки, она скомкала в кулаке записку Веддера и бросила в камин. Бумага тут же превратилась в огненный шарик.

Так, значит, лорд Веддер никогда ее не любил. Но когда она встречалась с ним по утрам в парке и следовала за ним в укромную беседку, позволяя ему делать с собой все, что угодно, познавая множество восхитительных тонкостей, связанных с отношениями между мужчиной и женщиной, Веддер утверждал обратное. Слава Богу, что ей не пришло в голову повторять за ним подобные слащавые глупости. По крайней мере с этим она могла себя поздравить.

Приподняв подбородок, София с вызывающим видом уставилась на свое отражение в зеркале. Так вот как выглядит со стороны падшая женщина! В таком случае ей это зрелище по вкусу. Едва получив записку Веддера, она оторвала от своего нового платья тонкую кружевную кайму и швырнула в огонь. Пожалуй, ей даже стоит быть признательной лорду Веддеру за его наставления, сколь бы поверхностными они ни были. Правда, их свидания доставляли гораздо больше удовольствия Веддеру, чем ей самой. На деле радости плоти оказались не более чем просто приятным времяпровождением, как если бы вам предложили молоко вместо сливок.

Но если даже такой холодный эгоист, как лорд Веддер, умел при случае угодить даме, то легко себе представить, насколько лучше чувствуешь себя рядом с Джеком Сьюардом… София задумчиво прищурилась. Из записки Веддера следовало, что она должна была чахнуть по нему, предаваться отчаянию и лить реки слез. Да будь он проклят, этот Веддер! Если, как он утверждает, ее честь навсегда погибла, то по крайней мере из этого можно извлечь выгоду.

София улыбнулась собственному отражению. Теперь настала пора узнать вкус сливок. И сегодня на музыкальном вечере, устраиваемом лордом Стрэндом, она намеревалась их отведать.


Норты появились на вечере у лорда Стрэнда задолго до прибытия высокопоставленных гостей. Однако Малкольм твердо решил не пропустить ни одной партии в карты, а София — ни одного приглашения на танец.

— Надеюсь, этот Сьюард не станет снова увиваться вокруг Софии, — произнес Малкольм, заняв место на оттоманке рядом с Энн. — Ты ведь знаешь, что он незаконнорожденный. Не слишком приятная компания.

У Энн не нашлось слов для ответа. «Приятный» было одним из тех определений, которые не имели никакого отношения к Джеку Сьюарду. Благовоспитанный, степенный, изысканный — да, пожалуй. Однако Джека Сьюарда ни по каким меркам нельзя было назвать приятным.

— Он малый пронырливый, — продолжал Малкольм. — То его нигде не видно, то вдруг видишь его повсюду. Постарайся отвадить его, если сможешь, Энн, но только осторожно. Не забывай, что он пользуется благосклонностью самого регента.

— Хорошо, я попробую, — ответила Энн, не зная, о чем ей молить Бога — чтобы она встретила Джека или, напротив, чтобы его здесь не оказалось.

Всего лишь два дня назад он стоял за ее спиной, поправляя ей прическу и подавляя ее своим ростом, широкими плечами и мужественностью. По его вине она чувствовала себя совершенно опустошенной. Она знала, что Сьюард следовал за нею до самого приюта, надеясь застигнуть с поличным на месте преступления. Ей было известно и то, что его повышенный интерес к ней объясняется подозрением. Он просто исполнял свой долг, и вместе с тем, когда Джек коснулся ее волос и посмотрел прямо в глаза, Энн померещился в его взгляде огонек, сродни пламени, которое охватило ее тогда в спальне леди Коттон.

И что только она вобрала себе в голову! Разве в ту ночь она не пыталась соблазнить Джека с тем, чтобы отвлечь его от порученного задания? Без сомнения, и он способен поступить точно так же, используя ее влечение к нему в собственных целях. Едва ли ее тяга к нему ускользнула от его внимания, как, впрочем, и то, насколько близко к сердцу она принимала все, что касалось его.

О да, Энн хотела получить от него то, что мог дать ей лишь он один. Она хотела оказаться в его объятиях. Раствориться в урагане его страсти…

— О черт! — внезапно воскликнул Малкольм. — Совсем забыл тебе сказать. На днях я случайно встретился с Джулией Нэпп. Она передает тебе привет.

Энн замерла. Джулия Нэпп была первой любовью Мэтью, его единственной настоящей любовью. Насколько Энн было известно, Джулия так и не вышла замуж, оставшись верной памяти человека, который ее бросил. Впрочем, она никогда и ни в чем не упрекнула ни Мэтью, ни его невесту.

Вскоре после объявления о помолвке Джулия прислала Энн письмо. Сердцу не прикажешь, говорилось в нем. Энн, должно быть, замечательная девушка, коль скоро Мэтью отдал ей свою любовь, и она, Джулия, желает им обоим всяческих благ.

То, что мисс Нэпп до сих пор оставалась старой девой, подобно кинжалу ранило Энн в самое сердце. Но, раз Джулия сейчас в городе, не значит ли это, что она решила снова появиться на ярмарке невест? А если ей удастся наконец найти свое счастье, то почему сама Энн не вправе последовать ее примеру? Эта мысль вселила в нее надежду.

— Она собирается остаться в городе до конца сезона? — спросила Энн.

— А? Что? Ты имеешь в виду Джулию Нэпп? — отозвался Малкольм, почесывая подбородок. — Не знаю. Не спрашивал. Хотя я не представляю себе, зачем ей это нужно. Сейчас ее, пожалуй, можно назвать перезрелой.

— Ох, Малкольм! Она же всего несколькими годами старше меня.

— Вот именно, — подхватил Малкольм, — а ты вот уже пять лет как вдова.

«Неудивительно, что у Софии такой великодушный нрав, — подумала про себя Энн не без сарказма. — Видимо, он достался ей по наследству».

Осушив бокал портвейна, Малкольм поставил его на пол рядом с креслом и сложил руки на коленях. Затем он с приглушенным кряхтеньем поднялся на ноги и стал озираться по сторонам, пока случайно не заметил одного из своих друзей.

— Пожалуй, мне стоит обойти приглашенных и поприветствовать их, Энн. Не забудь о том, что я сказал, и постарайся сделать так, чтобы этот Сьюард держался подальше от Софи. И куда только, в конце концов, подевалась эта девчонка? — Тут Малкольм удалился, оставив Энн одну на обитой пурпурной тканью оттоманке.

Она задержалась в гостиной еще на несколько минут, и по коже у нее от напряжения забегали мурашки. Ей хотелось поскорее покинуть эту комнату, спрятаться куда-нибудь от Джулии Нэпп… и от Джека Сьюарда. За пять лет вдовства Энн удалось найти единственное место, где ее не преследовало чувство вины, но Джек Сьюард позаботился о том, чтобы она лишилась и этого последнего прибежища. Она не осмеливалась снова отправиться в путешествие по крышам, зная, что он не спускает с нее глаз.

Наконец Энн встала. Где же София? Прошло уже три четверти часа с тех пор, как ее воспитанница удалилась, опираясь на руку лорда Стрэнда. В том, что касалось здравого смысла, Энн доверяла девушке не больше, чем любимому спаниелю своего дяди — суке, впервые вступившей в пору течки. Поэтому она из гостиной направилась по коридору в дальние комнаты особняка, реже других посещаемые гостями.

— Миссис Уайлдер?

Голос, похожий на шелест наждачной бумаги, ласкал ей слух.. Ведь это был голос Джека. Лишь по охватившему ее в тот же миг облегчению Энн поняла, до какой степени ее пугала мысль, чго София была с ним.

Обернувшись, она увидела его совсем близко от себя. Его суровое, пересеченное шрамом лицо не нуждалось в маске. Кто бы мог догадаться, что скрывается за этой безукоризненной вежливостью?