И тут София заметила Джека. Он сидел один, положив ногу на ногу и вытянув руку вдоль спинки дивана, изображая рассеянный интерес к происходящему. Даже его искалеченная рука была по-своему изящна, а туго обтянутые бриджами ноги выглядели сильными и мускулистыми. Девушка направилась было к нему, но что-то в его облике заставило ее остановиться.

Несмотря на небрежность позы полковника, вид у него был настолько сосредоточенный, что он ни разу не моргнул, и в его взгляде проступала затаенная боль. София стала незаметно пробираться через толпу гостей, чтобы выяснить, что именно привлекло внимание Джека. И тут она замерла на месте.

Энн как раз беседовала с какой-то пожилой дамой, слегка приподняв руку, словно объясняя что-то собеседнице. Маленькая и темноволосая, она была похожа на домового из сказок. Ее наряд отличался пуританской строгостью, а злосчастный берет опять сбился набок. Но Сьюард смотрел на нее так, словно видел перед собой богиню. Ревность и замешательство одновременно овладели Софией, разрывая на части ее маленькое черствое сердечко.

— Пойдемте, мисс София, — протянул лорд Стрэнд, склонившись над ее ухом. — Похоже, мы с вами тут оба de trap[18]. Но я обещаю найти место, где вас ждет куда более радушный прием.

Глава 10

Следующие несколько суток показались Энн вечностью. Как ни пыталась она отвлечься от мыслей о Джеке Сьюарде, они не давали ей покоя ни днем ни ночью. Энн не выходила из своей комнаты, сославшись на головную боль, однако каждый раз, когда в доме появлялся гость, она изо всех сил прислушивалась, надеясь уловить мягкий, хрипловатый голос Джека. По ночам воспоминания о его губах, о его крепком, гибком теле, о его страсти, распалявшей ее собственную, не давали ей заснуть. Ее одержимость им поневоле внушала Энн страх.

Ее знакомство с Джеком Сьюардом не могло привести ни к чему хорошему, разве что к ее собственной смерти на Тайбернской виселице. Она была воровкой, которую ему было поручено задержать. Уже одно это соображение должно было подавить в зародыше всякое чувство привязанности к нему. Но не тут-то было.

С каждым днем комната становилась для нее все теснее, а ее нервы все более натянутыми. Она без устали мерила шагами коридор, расхаживая по нему взад-вперед. Стены как буд-то надвигались на нее, и воздух казался душным и спертым.

Ей хотелось поскорее убежать отсюда, снова отправиться в путешествие по городским крышам, однако Энн понимала, что Джек наверняка приставил к ее дому кого-нибудь из своих соглядатаев.

В конце концов добровольное заточение стало для нее невыносимым. Однажды вечером Энн взяла шерстяную накидку с капюшоном и отправилась на прогулку в парк, где темная хвоя вечнозеленых елей и сосен чуть поблескивала в сумеречном свете. Едва войдя в ворота, она замедлила шаг. Подняв лицо к небу и закрыв глаза, молодая женщина принялась с наслаждением вдыхать прохладный влажный воздух. Звезды слабо мерцали над ее головой, с каждым вдохом все сильнее ощущался легкий морозец. Звуки уличного движения доносились сюда приглушенными благодаря живой изгороди из тиса и болиголова.

— Иди сюда, моя прелесть.

Энн, конечно, сразу же узнала эту спокойную интонацию и едва заметный шотландский выговор. «Джек», — подумала она без особого удивления. О да, разумеется, он сам должен подстерегать ее здесь.

— Ах ты, маленькая побродяжка! Ты, наверное, ужасно по мне соскучилась.

«Он предпочитает общаться с женщинами самого низкого происхождения…»

Боже милостивый, да он тут с какой-то продажной девкой. В ужасе Энн осмотрелась, пытаясь свернуть на другую тропинку для прогулки, но деваться было некуда.

— Дай-ка мне погладить тебя еще чуть-чуть. Ну вот! Недурно, не правда ли? Какая же ты мягкая, моя прелесть, — проговорил Джек нараспев воркующим голосом.

Интересно, обращался ли он с этой женщиной грубо или, напротив, был с ней нежен? Ощущала ли она его дыхание на своей коже?

— Я уже подумывал о том, не взять ли тебя домой…

Энн застыла на месте.

— Миссис Уайлдер! — окликнул он ее.

Усилием воли Энн заставила себя обернуться.

Джек держал в руках кошку. Маленькую, дрожащую серую кошечку. Он щекотал у нее под подбородком, а она громко урчала от удовольствия. Только сейчас до Энн дошло, до чего глупо выглядит она со стороны. Джек тоже улыбнулся ей в ответ, но вид у него был слегка смущенный.

— Добрый вечер, полковник Сьюард.

— Добрый вечер, миссис Уайлдер.

Он приветствовал ее наклоном головы, а кошечка тем временем, вскарабкавшись вверх по его воротнику, уткнулась своей худой треугольной мордашкой в его подбородок. Осторожно отцепив острые коготки, Джек снова взял животное на руки.

Энн уставилась на него с неподдельным изумлением, все ее прежние страхи улетучились.

— Вы любите кошек, полковник? — спросила она.

— Да. — Ее замешательство явно его забавляло. — И собак тоже.

— А у вас есть хоть одна?

— Нет, — ответил он, — но когда-нибудь я непременно их заведу. Двух или трех собак и полный дом кошек.

— А почему не сейчас? Ведь это же так просто, — произнесла Энн, удивленная как собственным шутливым тоном, так и самим предметом их разговора. — Вы можете подобрать кошку прямо на улице, как вы это только что сделали.

— И куда я потом ее дену? — ответил он так же ласково, как обращался до этого к кошке. — У меня нет собственного дома, миссис Уайлдер. Только квартира, которую я снял на время.

— Я уверена в том, что для вашей прислуги не составит труда поставить для кошки блюдце со сливками.

— У меня нет прислуги, миссис Уайлдер, кроме кухарки и приходящей горничной, которая ежедневно делает уборку. — Несмотря на то что его голос звучал спокойно, во взгляде чувствовалась настороженность.

Она покраснела, смущенная тем, что ему пришлось напомнить ей о своем скромном состоянии.

— Но в один прекрасный день я выйду в отставку и куплю себе дом где-нибудь за городом. Дверь моей кухни летом ежедневно будет открыта, и все окрестные псы и коты смогут вторгаться туда, когда пожелают.

— А что вы будете делать, когда вся эта живность опустошит ваши запасы провизии?

— Тогда я стану ими любоваться, миссис Уайлдер.

Серая кошечка принялась постукивать бархатной лапкой по его подбородку. Джек положил свою ручищу ей на голову и погладил. Кошка замурлыкала. Энн почувствовала невольную зависть к животному.

— Просто любоваться, и только? — спросила она.

— Да, — коротко ответил Джек. В течение всего разговора он не двигался с места, тем самым как бы приглашая Энн подойти поближе. И она действительно приблизилась к нему. Он ждал, чуть дыша.

Энн сняла перчатку и робко протянула руку к кошке, случайно задев при этом скрюченные пальцы Джека. Она не осмеливалась поднять на него глаза, а он не в силах был отвернуться.

Джек как зачарованный следил за медленными движениями тонких, изящных пальцев Энн, зарывшихся в густой мех на шее кошки и поглаживавших ее с таким спокойствием и уверенностью. Он живо себе представил, как эти пальцы прикасаются к нему, и тут им снова овладело неукротимое желание. Он просто обмирал от нетерпения.

Такая бурная реакция его тела застала Джека врасплох, и он высоко поднял подбородок над головой Энн, уставившись вдаль, где уже сгущались сумерки. Удержать ее казалось ему ничуть не более сложным делом, чем взять на руки кошку.

Теперь они стояли вплотную друг к другу, и жар от их тел образовал в прохладном воздухе нечто вроде теплого кокона. Джек чувствовал запах кожи Энн, тот самый едва уловимый, пьянящий запах, который он ощутил, попав в ее благотворительное заведение.

— Я все же думаю, что вам стоит взять ее к себе домой, полковник, — мягко произнесла Энн.

Он посмотрел ей в глаза. Полосатая плутовка приподняла свою изящную треугольную мордашку, как бы соглашаясь.

— Кошки не требуют особого ухода.

Джек покачал головой:

— Нет. Она уличная и привыкла бродить где вздумается. Если я запру ее в комнате, она станет кричать и рваться на свободу.

— Или же свернется калачиком на ковре у камина и не захочет никуда идти. Кто знает, полковник, быть может, она уже устала от бродячей жизни.

Крохотная морщинка залегла между бровями Энн. Она убрала руку и снова натянула перчатку.

Его охватило глубокое волнение. Все, в чем он так отчаянно нуждался, стояло в эту минуту перед ним, но если в самом ближайшем будущем ему не удастся найти хоть какую-нибудь улику, которая оправдывала бы его присутствие здесь, то его могут послать с заданием в другое место, подальше от нее. И тогда Энн никогда не узнает о том, каким бесценным сокровищем она для него стала. Ему казалось крайне важным, чтобы этого не случилось.

Джек осторожно опустил кошку на землю. Та некоторое время смотрела на них с несчастным видом, пока отдаленный лай собаки не заставил ее юркнуть в густые заросли тисовых деревьев. Затем Джек предложил руку Энн:

— Вы позволите мне проводить вас до дома, миссис Уайлдер?

— Да, благодарю вас.

Она оперлась на его руку и проследовала за ним по тропинке назад к воротам парка. Тьма быстро сгущалась. Фонарщик уже зажег уличные фонари, и в их слабом свете дорога выглядела совершенно пустынной.

Джек молча перевел ее через улицу и направился вниз по разбитому тротуару к городскому особняку Малкольма Норта. У самого входа он остановился, нерешительно осмотревшись вокруг, после чего отвел Энн в укромную тень, отбрасываемую портиком, подальше от порывов прохладного ночного ветерка.

— Миссис Уайлдер, я вряд ли пробуду здесь до конца сезона, — произнес он, глядя прямо перед собой.

— Вот как? — переспросила Энн, даже не пытаясь скрыть своего огорчения. В голосе Джека было столько серьезности и сдержанности, что ее недавнее оживление исчезло, уступив место тревоге. — Но почему?

— Вы умная женщина, миссис Уайлдер, и давно знакомы с лордом Стрэндом. Неужели вы не задавались вопросом, почему только при его содействии меня приняли в высшем свете? — Его лицо неожиданно густо покраснело. — Да, я так и полагал. Вряд ли мое присутствие или отсутствие должно вас заботить.

«И тем не менее, — подумала пораженная его словами Энн, — каждый раз, когда тебя нет рядом, я чувствую в душе пустоту. А когда ты здесь, я целиком поглощена тобой. На свою беду».

Энн всматривалась в его красивые, встревоженные серые глаза. Ей следовало согласиться с последним утверждением Джека, сделав вид, будто он мало занимает ее мысли. Однако это оказалось невозможным.

— Нет, — произнесла она вслух. — Я выделила вас среди остальных.

На его суровом лице промелькнула загадочная улыбка.

— Однако вы ничем не выказали своего любопытства.

Энн затаила дыхание. «Он знает, что я — та самая воровка, которую он ищет».

Вся его вежливость, все знаки внимания и уважения с его стороны были сродни повадкам хищника, который кружит вокруг своей жертвы, прежде чем напасть. Но, раз она подозревала нечто подобное с самого начала, почему это должно ее волновать? Все в ее душе словно замерло в ожидании.

— Вы смирились с моим присутствием, хотя, должно быть, догадываетесь о том, что я неспроста вторгся в столь блестящее общество.

Недавнее ощущение пустоты сменилось страхом.

— Я ищу человека, известного как Рексхоллский Призрак. Однако пока без особого успеха.

Это было уже хуже. Похуже, чем чувствовать себя его заложницей. Он был до такой степени к ней неравнодушен, что решил ей довериться.

— Мне очень жаль. — Он так никогда и не узнает, до какой степени были искренними ее слова. Энн хотелось закрыть лицо руками и зарыдать. Она даже не могла предположить, что была ему небезразлична. — Мне очень жаль, — повторила она шепотом.

— Если я в самом скором времени не сумею поймать этого грабителя, начальство отправит меня с новым заданием куда-нибудь еще. Мне… мне вас будет очень не хватать, миссис Уайддер.

Тюрьма казалась ей просто детской игрой по сравнению с мукой от сознания того, что она вынуждена обманывать его доверие. Энн чуть склонила голову набок, но ее взгляд был красноречивее любых слов.

Какое-то время Джек колебался, затем встал прямо перед ней, широко расставив ноги. Его руки были скрещены за спиной на военный манер.

— Миссис Уайлдер!

— Да, полковник?

— Не могу ли я обратиться к вам с одной неслыханно дерзкой просьбой?

Она подняла на него глаза, чувствуя себя совершенно опустошенной.

— Я слушаю вас, полковник.

— Не могли бы вы, — произнес он, — сделать мне одолжение и называть меня впредь по имени?

В его просьбе заключалось нечто большее, чем можно было выразить в одной короткой фразе. Он умолял ее о той степени близости, которая выше любых словесных объяснений в любви. Он ждал от нее признания, уважения.