Виктория Уолтерс - Вторая любовь всей моей жизни

Я рассказала ей о своих четырех неделях, потом – об электронном письме, которое прислал мне Роберт, и закончила своим недавним разговором с Глорией.

Она вздохнула.

– Я бы хотела, чтобы Роберт просто был честным с самого начала, но в то же время я не могу винить его за то, что он влюбился в тебя и слишком боялся открыться.

– Я понимаю, почему он сделал это, но значит ли это, что я могу простить его?

– И он не видел брата с того момента, как это случилось?

– Он сказал, что брат отправился в реабилитационный центр, а потом исчез. Я знаю, что Роберт не был за рулем той ночью, но он признает, что не помог брату или не удержал отца от сокрытия преступления. Знаешь, мне кажется, я перестала его уважать. Я думаю, он поступил как трус.

Эмма кивнула.

– Так и есть. И, кажется, он это понимает и пытается все изменить. Не могу поверить, как счастливы мы были несколько недель назад, а теперь…

– Ты снова будешь счастлива, – сказала я уверенно.

Она отвела взгляд и посмотрела вдаль.

– Сейчас кажется, что это будет очень не скоро.

Перед обедом я встала, собираясь уйти, чтобы успеть поесть перед сменой. Джон вошел, когда я была у двери.

– Как она? – спросил он тихо, чтобы Эмма не слышала нас.

– Грустная в основном.

– Она не хочет обсуждать это со мной. Мне не удается достучаться до нее. Это ужасно – видеть ее такой разбитой и быть неспособным помочь.

– Я не уверена, что кто-то из нас может помочь, просто нужно время. Она знает, что мы здесь, с ней, – сказала я, касаясь его плеча. – Как ты?

– Ей должно быть сложнее, я знаю. Но до сих пор тяжело думать о том, как взволнованы мы были, а потом – ничего, понимаешь? Недавно она сказала, что не хочет снова пытаться. Я не знаю, она это всерьез или нет.

– Очень трудно думать о будущем, когда настолько больно, как ей сейчас, – сказала я, вспоминая, как сложно мне было представить себя с кем-то кроме Лукаса. – У вас все будет хорошо, я это знаю.

– Спасибо, Роуз. – Он натянуто улыбнулся и поцеловал меня в щеку.

Я не знаю более сильной пары, чем они. Они справятся с трудными временами вместе, я уверена. Я вспомнила о рисунке, где я изобразила их на пляже, и поняла, что это будет моей следующей картиной. После всего, что они сделали для меня, мне хочется помочь им. Надеюсь, это напомнит им, как сильны они вместе. Мне не верится, что им пришлось пройти через это. Надеюсь, лучшие времена не за горами. Мы все испытали достаточно боли, ее нам хватит на всю оставшуюся жизнь.

Я была в мастерской. Картина стояла на мольберте. Я устанавливала рядом пустое полотно.

Наконец-то эта комната перестала пугать меня. Я включила колонки iPod так, что «Little Big Town» сотрясали воздух, и собрала волосы в небрежный хвост. Тейлор пришел со мной, лежал, свернувшись клубочком, на солнечном зайчике на полу и следил за тем, что я делаю. Я установила портрет Эммы и Джона и начала переносить его на большое полотно.

Я снова это чувствовала. Это волнение я всегда ощущаю, когда рисую. Я танцевала под музыку и полностью погружалась в картину. Мне не нужно переживать из-за большого перерыва во время пленэра, поскольку мазки удавались так же легко, как дыхание, и теперь я была еще поглощена своей работой, ведь я могу рисовать именно то, что хочу выразить. Резкий звонок в дверь, который установил Джо, раздался внизу и вырвал меня из плена творчества. Я вздохнула, отступая, осматривая, что успела сделать, и осталась довольна тем, что все получается, как я и хотела. Тейлор пошел за мной вниз, и я открыла миниатюрной женщине, которой, как мне кажется, было около сорока, в темно-синем костюме, с русыми волосами, подстриженными под боб-каре. Она протянула мне руку.

– Очень приятно наконец-то встретиться с тобой. – Я глупо смотрела на нее, карандаш до сих пор оставался в руке, потом она улыбнулась. – Хэзер Джонс.

Прояснилось.

– О Господи, извини, – сказала я, торопливо тряся ее руку и отступая. – Пожалуйста, заходи.

Я была так увлечена работой, что не заметила, как утро превратилось в вечер и подошло время нашей встречи. Я почувствовала себя замухрышкой по сравнению с шикарной гостьей, но, должно быть, она знает многих художников, так что, надеюсь, привыкла.

– Я говорила с Дэном, раньше я никогда не слышала, чтобы он так восхищался художником на одном из своих пленэров, – говорила мне Хэзер, пока я вела ее вверх по лестнице.

– Надеюсь, он не преувеличивал, – сказала я, пытаясь быть смешной, но неожиданно очень занервничала.

Я знаю, что Дэн восхищался этой работой, но одно дело – слышать мнение художника, который знает, как сильно ты терзаешься сомнениями, и совсем другое – слышать от критика, который не особо заботится о том, чтобы не задеть твои чувства. А эта картина – часть меня. Мне кажется, Хэзер будет оценивать мои сердце и душу.

Я остановилась и позволила Хэзер пройти вперед в комнату. Подхватив Тейлора на руки, я села на стул в углу, ожидая ее мнения.

Она стояла в нескольких шагах от картины и всматривалась в нее. Потом она начала ходить вперед и назад перед ней, смотря на нее под разными углами. Я следила за ее движениями, и чем дольше она молчала, тем сильнее я нервничала, она была сосредоточена, наморщила лоб. Тишина казалась оглушительной. Я рассеянно гладила Тейлора, пока смотрела, как она снова остановилась и склонила голову. Потом она глубоко выдохнула, я больше не могла этого терпеть.

– Хм… Сдохнуть можно.

Она повернулась ко мне и засмеялась.

– Извини, я забыла, что ты здесь.

– Это значит… значит, она тебе понравилась?

– Очень понравилась. Эта картина заставляет меня вспомнить о людях, которых я любила и потеряла. Знаешь, я не изучала искусство, я выросла окруженная им, и еще в раннем возрасте я поняла, что техника – это хорошо и замечательно, но настоящий художник – это тот, кто рисует что-то, что люди хотят купить и сохранить навсегда из-за того, что они чувствуют, глядя на работу. Ты заставила меня почувствовать что-то похожее, Роуз. Ты настоящий художник, и это великолепная картина. – Она взяла мою руку в свои. – Черт возьми, ненавижу, когда Дэн оказывается прав.

Я внезапно залилась смехом, и она присоединилась ко мне. Когда она смеялась, она выглядела на десять лет моложе. Это навело меня на вопрос, достаточно ли она смеется.

– Спасибо, это так много значит для меня.

– Не ты должна благодарить меня, а я – тебя. Как насчет чашечки чая и я расскажу о том, как мне кажется, нам следует поступить?

Я опустила Тейлора, и он свернулся клубочком на стуле, готовый уснуть, я оставила его там и пригласила Хэзер на кухню.

Приготовив две чашки чая, я поставила их на стол и села напротив гостьи.

– Ты была права еще до того, как я тебя встретила, мне нужно было соединить то, что я чувствовала, с рисованием, – сказала я ей. – Честно говоря, я несколько лет боялась сделать это, но теперь, когда я это сделала, мне намного лучше.

– Как я говорила, у тебя всегда была безупречная техника, но я видела, что между тобой и тем, что ты изображала, отсутствует связь. Откровенно говоря, я не ожидала такого резкого поворота. Очень приятно это видеть. И очень волнительно. У тебя такой потенциал, я думаю, что творческое сообщество ухватится за твою работу. – Хэзер отпила чая. – У меня есть предложение. Я бы хотела показать твою работу у себя в галерее. Но я всегда считала, что лучше выставлять несколько картин, чтобы люди могли действительно прочувствовать мастера. Как думаешь, ты сможешь сделать что-то еще для меня? В идеале я бы хотела решение, которое сводит все части в единое целое.

– Выставка? – повторила я, сомневаясь, что расслышала ее правильно.

Она улыбнулась.

– Я хочу показать твою работу, Роуз. И мне интересно, сможешь ли ты сделать еще три другие, чтобы я выставила их в своей галерее. Я беру пятнадцать процентов комиссионных от того, что ты продашь на выставке, а я не сомневаюсь: ты продашь все. – Она произнесла это отрывисто, сухим тоном. – Не смотри на меня так удивленно, это ты сделаешь мне услугу, если согласишься. Ты бы могла выставиться в галерее Лондона, но, я надеюсь, ты предана этому месту. Я знаю, что ты жила здесь всю свою жизнь. Мне кажется, было бы мило, если бы ты провела свою первую выставку в Плимуте.

Первую? Как будто в будущем может быть намного больше?

– Я просто продаю картины туристам.

– Больше нет, если я возьмусь за тебя. Я бы хотела показать твою работу перед Рождеством, может, в ноябре. Но только если ты чувствуешь, что сможешь сделать еще к этому времени. Было бы здорово продолжить, пока воспоминания с пленэра еще свежи. Учитывая, сколько понадобилось времени для этой картины… и я заметила, что ты уже начала другую.

– Эта для моих друзей… Я планировала подарить ее им.

– Ты все еще можешь, если хочешь. Кажется, она связана с твоей картиной сердца. Серия о любви, наверное?

Кажется, я не могу это осознать.

– Я могу подумать об этом?

Она выглядела немного разочарованной, но с готовностью согласилась.

– Это твое время, Роуз, – сказала она.

Я смотрела, как она уходит, и думала о том, что только три месяца назад переживала, что никогда снова не буду рисовать, а теперь у меня есть работа, которую хочет показать галерея. Такого раньше не бывало. Я всегда довольствовалась малым, а сейчас я в миллиметре от чего-то совершенно нового.

Готова ли я к этому?

Июль пролетал незаметно. Я проснулась на рассвете в день, когда у нас с Лукасом была бы четвертая годовщина свадьбы. Не было никакого смысла пытаться снова уснуть, поэтому я поднялась и выглянула в окно. Солнце выплывает из-за горизонта, и небо испещрено розовыми и оранжевыми полосами. Утро ясное, и день обещает быть теплым и светлым. Я спросила себя, как бы мы провели этот день, если бы он был здесь, со мной. Думаю, мы бы пошли на пляж, занялись серфингом, может быть, взяли бы завтрак с собой. Неожиданно я почувствовала острую необходимость снова побыть на берегу.

Я отправилась в мастерскую в саду, взяла гидрокостюм и доску, радуясь, что не избавилась от них. Пошла на пляж в гидрокостюме с доской на спине. Для туристов рановато, и я была одна, за исключением парочки собачников и виндсерфера вдали. Я никогда не занималась серфингом без Лукаса. Я недолго посидела на песке, подняв лицо к восходящему солнцу и мечтая поговорить с ним обо всем на свете. Я знаю, он был бы рад тому, что галерея хочет показать мою работу, и я бы не нервничала из-за этого, ведь я всегда знала, что вместе мы можем справиться с чем угодно.

Но теперь я одна.

Я встала и взяла доску. Она прохладная, и некоторое время я привыкала к ней. Я ждала хорошую волну, чувствуя, как пульс ускоряется. Я помню, чему учил Лукас. Я представила, что еду на велосипеде, почувствовала приближающуюся волну, и мое тело автоматически среагировало. Я гребла на доске возле берега, пока волна не пронеслась подо мной, и я начала двигаться вперед на ней, потом я встала на нее и, достигнув нужной позиции, уже могла рассекать волны. Я тут же почувствовала прилив адреналина и заулыбалась: соленая вода брызгала на меня, пока волна несла меня по ней. Мне не нужно представлять, что Лукас здесь со мной, – я понимала, что он как будто рядом. Я каталась на волне, как он учил меня, и знала, что он бы гордился мной.

После я легла на доску и плыла по морю, наблюдая за тем, как пляж заполняется людьми, солнце уже полностью вышло на небосвод и припекало через гидрокостюм. Мгновение, когда я каталась на волне, дало мне почувствовать себя бесстрашной – а именно это Лукас любил в серфинге. У него не будет возможности испытать это снова, поэтому я должна прочувствовать это за него. Я не хочу провести свою жизнь, боясь всего нового. Это как-то неправильно, когда у него уже нет такой возможности. Я знаю, он хотел бы, чтобы я прожила жизнь за нас двоих.

И именно это я собираюсь сделать.

Сообщив Хэзер, что согласна на выставку, я направила все силы на завершение портрета Эммы и Джона. Я думаю, она дополнит картину сердца, и серия может быть о любви, как предлагала Хэзер. Без зимы не было бы весны сейчас стоит возле полотна, на котором изображены они. Эмма и Джон, связанные взглядами и сердцами. Связь, которая не может быть разрушена ничем, что настигает их. Без темноты не был бы виден свет звезд.

Эмма пришла ко мне. В ее глазах до сих пор не было блеска. Мне больно видеть ее страдания.

– Я закончила свою вторую картину для выставки, – сказала я, ведя ее вверх по лестнице. – И хочу показать ее тебе.

С любопытством она следовала за мной до комнаты и испустила вздох, когда узнала себя и Джона на картине. Я следила за ней, пока она рассматривала ее.

– Я видела вас на пляже в тот день, и я видела так много счастья и любви между вами. Но самое главное, я видела сильную, уверенную и красивую женщину внутри и снаружи. Ты светилась жизнью; ты всегда светилась. Я всегда завидовала тому, как ты излучаешь ее. Я должна была запечатлеть вас в тот день, потому что я поняла: что бы вам ни подкинула жизнь, между вами прочная связь, которая не может быть разрушена. Не важно, через что вам придется пройти, ваша любовь пронесет вас через это. В конечном итоге это единственное, что важно. Глядя на нее, я вижу, что бы ни случилось, вы это преодолеете, потому что девушка на картине способна справиться со всем.