Да, это будет событие.

«Сан-Франциско Палас», расположенный в самом сердце финансового района, занял целый квартал, и перед расходами они не останавливались. Четыре одинаковых горделивых фасада из известняка, архитектурно простых, в греческом стиле, украшали ионические колоннады с пилястрами, за которыми прятались два этажа, отданные под магазины. Из сердцевины этого нескромного основания взметнулись вверх сорок четыре этажа устойчивого к землетрясениям небоскреба, увенчанного чуть отодвинутым назад пентхаусом, окруженным террасами, с личным бассейном и вертолетной площадкой.

Отель «Сан-Франциско Палас» доставил много хлопот. Он задумывался таким образом, чтобы соответствовать критериям, по которым будут оцениваться все последующие гостиницы, сочетая в себе роскошь тихоокеанского побережья с европейским гостеприимством и высочайшим американским комфортом.

Что касается расходов, то этот отель стал самым дорогим из всех когда-либо построенных.

Для его успеха требовалась роскошная церемония открытия. «А успех неизбежен, — подумал Фредди, — потому что именно Дороти-Энн будет ее вести».

Кентвелл снова подумал о жене и вздохнул. Председатель компании «Хейл Инкорпорейтед» и ее главный исполнительный директор — а сердцем компании стала сеть отелей «Хейл», самая мощная частная гостиничная империя в мире, — Дороти-Энн была настоящей проницательной деловой женщиной.

«Ей никогда еще не удавалось хорошо приготовить индейку, — подумалось ему, — да и никогда не удастся».

Ему следовало знать об этом. Он был президентом и вторым исполнительным директором той же компании и к тому же мужем Дороти-Энн и отцом их троих детей.

«Я не могу испортить церемонию открытия. Ставки слишком высоки».

За бортом самолета быстро наступал зимний вечер. До сумерек было рукой подать, солнце, на которое они ориентировались, тонуло в море облаков-барашков. Далеко позади них на востоке на багровеющем небе начали появляться первые звезды.

Моторы самолета ровно гудели. Так высоко над землей, намного выше, чем буран, разбушевавшийся в Скалистых горах. Он и мечтать не мог о более спокойном полете.

А пока быстро убегало время.

Лучше его использовать с пользой.

Но одно дело прежде всего. Дороти-Энн ждет его звонка.

Фредди потянулся за одним из спутниковых телефонов и набрал номер в Сан-Франциско.

В голосе жены слышалась настоящая радость.

— О, дорогой! Я так боялась, что ты не прилетишь. Мне сказали, что аэропорт в Аспине закрыт.

— Ты же меня знаешь, — ответил Фредди, — мне чертовски везет. Я как раз успел.

— Я так рада, любимый, — мягко откликнулась Дороти-Энн. — Этим вечером мы должны быть вместе.

— Так и будет, солнышко. Я просто позвонил, чтобы сказать, что уже лечу к тебе.

— Где ты сейчас?

— Где-то над штатом Колорадо.

— Дорогой, не могу дождаться нашей встречи. Должна признаться, что я до сих пор не понимаю, зачем тебе понадобилось останавливаться в Аспине. Твои объяснения звучали так таинственно! Я просто умираю от желания узнать, что же за всем этим кроется.

Фредди решил, что уже пора отвлечь внимание жены от Аспина, и произнес:

— Как там у тебя дела?

— Ну, ты сам все знаешь. Суматоха, как и ожидалось… Все эти проблемы, возникающие в последнюю минуту. Слава Богу, незначительные. Я на таком взводе, что и не знаю, как бы справилась с большим кризисом, если бы таковой возник.

— А как там наши монстрики? — поинтересовался Фредди. — Ты с ними разговаривала?

Дороти-Энн рассмеялась.

— Если честно, то я только что говорила с ними. Они меня просто оглушили жалобами на то, что их оставили дома одних! Лиз особенно постаралась, чтобы у меня возникло чувство вины. Няня говорит, что им нужен сержант из учебки.

Кентвелл расхохотался.

— Когда будешь снова говорить с няней, скажи, что как только мы вернемся, я устрою солдатам хорошенькую тренировку.

— Ты! — присвистнула Дороти-Энн. — Ты, который так бессовестно их избаловал? Вот это будет денек!

— Если я и балую их, то только потому, что люблю, — от нахлынувших чувств у Фредди сел голос. — И тебя я тоже люблю, дорогая.

И вдруг ему показалось просто необходимым еще раз подчеркнуть это, словно у него не будет больше возможности снова произнести эти слова.

— Я люблю тебя несмотря ни на что, и больше самой жизни. Ты ведь веришь мне, когда я говорю это?

— Дор… Дорогой? — голос Дороти-Энн зазвучал чуть громче. — Что случилось? Что-то… Что-то с самолетом?

— Нет-нет, — заверил ее муж. — С самолетом все в порядке. Что с ним может случиться?

— Я… я не знаю… Просто… в твоем голосе послышалось что-то такое…

— Расслабься. — Фредди откинул голову назад. — Со мной и с самолетом все в порядке. Просто легкая болтанка.

— Фредди?..

— Я слушаю тебя.

— Я тебя тоже люблю. — Жена помолчала. — Возвращайся домой без приключений, хорошо?

— Я ведь всегда так поступаю, разве нет?

— Да, да-да, конечно.

Фредди отключил телефон, повернул голову набок и стал смотреть в иллюминатор.

Возвращайся без приключений…

Голос Дороти-Энн звучал так непривычно тревожно, она казалась такой обеспокоенной.

На него неожиданно нахлынуло мощное ощущение надвигающейся беды, предчувствие опасности, которой он не мог противостоять. Такое чувство возникало у него во время разбушевавшейся грозы, когда в небе сверкали молнии, или когда что-то будило его, а он все не мог догадаться, что же потревожило его сон.

Фредди смотрел в звездную ночь. Самолет стремительно несся сквозь тьму, прозрачную, словно хрусталь, и более глубокую, чем вечный сон, его крылья выбелил платиновый свет луны. Плотная пелена облаков внизу отливала серебром, и Фредди видел, как изящная, искаженная тень самолета скользит по ним. Моторы уверенно гудели.

«Какая глупость с моей стороны, — одернул он себя, — все отлично. Со мной ничего не случится».

Постепенно Кентвелл успокоился. Его сердце замедлило бешеный ритм, и казалось, дурные предчувствия отступили от него.

И тут раздалось громкое крак! и маленький самолетик завалился вправо.

Фредди вцепился в ручки кресла. Ноутбук фирмы IBM рухнул на ковер, и по всему салону полетели упавшие вещи.

Какого черта?

Самолет медленно выпрямился.

У Фредди тряслись руки, когда он нажимал кнопку внутренней связи.

— Что случилось? — его голос звучал хрипло.

— Прошу прощения, мистер Кентвелл, — спокойно ответил пилот, так спокойно, словно он ставил машину в гараж. — Мы шли на автопилоте, когда это произошло, а теперь перешли на ручное управление. И все-таки вам не помешает пристегнуть ремень безопасности.

— Но…

— Просто болтанка, сэр. Беспокоиться не о чем.

Фредди пристегнулся. «Просто болтанка, — повторил он про себя. — Не о чем беспокоиться…».

И тут это произошло снова. Еще одно крак! но на этот раз громче, чем в первый. Самолет снова завалился, теперь уже влево. И вместо того, чтобы выпрямиться, он продолжал снова и снова закручивать спираль, словно подчиняясь дьявольской пляске.

Сердце колотилось у Фредди в горле. Он не мог понять, что же пошло не так. Машина всегда была в отличном состоянии. Механики регулярно ее осматривали. На «лирджет» не жалели денег.

И тут вдруг он осознал наступившую тишину… внезапную, ужасную тишину.

Двигатели не работали, и без их помощи самолет теперь не стремился вперед, а свободно падал, несясь сквозь ночь, посвистывая, как завывает падающая бомба. Все время вниз, вниз, вниз, и Фредди понял, что это его последний полет. И он не смог сдержать подступивший к горлу крик.

2

Дороти-Энн в одиночестве стояла на крыше. Здесь наверху, сорока тремя этажами выше улицы, резкий ветер хлестал ее, и несмотря на кашемировую шаль, окутывающую молодую женщину, холод пронизывал ее до костей.

Прошло много времени с того момента, когда туман, принесенный тихоокеанским ветром, укрыл Золотые ворота. Опустилась ночь. Алькатрас, Тибурон, Сосалито, даже великолепный мост-щеголь, повисший над бухтой, все эти огни приглушило непроницаемое серое покрывало, сквозь которое печально доносились гудки, словно моряки с затонувших кораблей взывали к людям из полных призраков глубин.

Вдали, над перилами, опоясывающими террасу, появлялись и исчезали окна небоскребов финансового квартала, будто проглядывая сквозь медленно движущиеся шторы. Здесь ей не составляло труда представить себя плывущей в призрачной гондоле, что скользит в воздухе над мрачно освещенным покинутым жителями огромным городом. Этот образ поражал красотой и пугал, словно оперные декорации, которые вдруг вспомнились ей после прошедшего И наполовину забытого сна, но это не волновало Дороти-Энн. Это ее здание, ее собственное. Благодаря ему она оставила еще один след в небе города, а ее опоясывающая весь земной шар империя поднялась еще на одну ступень.

Подобно привидению она скользнула к южной стороне террасы, мимо освещенных скользящих дверей пентхауса. Туман клубился вокруг нее, воздушные змеи прикасались к ней и тут же превращались в ничто, стоило только притронуться к ним.

Дороти-Энн немного постояла там, глядя на юг, в направлении аэропорта, как будто одним усилием воли могла вызвать из мглы вертолет Фредди и аккуратно посадить его на крышу небоскреба.

Странно, но подобному вечеру удается причудливым образом очаровать даже непривычного к мечтаниям среди дня реалиста. Стоя здесь, под острыми ударами влажного ледяного ветра, Дороти-Энн могла бы поклясться, что это колдовство придумано исключительно ради ее удовольствия.

Глупая мысль, но в такой неземной обстановке ничто не казалось невозможным и ни один каприз — чересчур сумасбродным. Даже женщине, обеими ногами твердо стоящей на земле. А таковой и была Дороти-Энн, что могли бы подтвердить множество ее знакомых и несколько близких друзей. Она практична и убийственно резка.

И к тому же потрясающая красавица.

Дороти-Энн Кентвелл исполнился тридцать один год. Пшенично-золотые волосы она убрала во французский пучок ради торжественного открытия. Сияющие, словно драгоценные камни, глаза цвета морской волны, по-настоящему красивые губы, упрямый подбородок и профиль, словно сошедший с камеи. Ростом в пять футов и десять дюймов[1], стройная — никто не назвал бы ее чувственной, она обладала тонкой талией и длиннющими ногами.

Но молодая женщина являлась обладательницей не только хорошенького личика.

Дороти-Энн унаследовала империю и даже расширила ее. На самом деле, согласно журналу «Форбс», Дороти-Энн Кентвелл являлась самой богатой женщиной Америки. Так объявили всему свету.

Все эти разговоры о деньгах Дороти-Энн никогда не беспокоили. Подобно горе Эверест, они просто были здесь. Для нее этот бизнес ничем не отличался от всех прочих, и она трудилась изо всех сил, чтобы провести свой корабль по предательскому океану финансов. Тот факт, что компания «Хейл» включает в себя отели, курорты, круизные теплоходы, жилые комплексы, индустрию обслуживания и капиталовложения в сотне иностранных государств, а также мысль о том, что она теперь «стоит» 7,8 миллиардов долларов, просто не приходили ей в голову.

Как раз наоборот. Миссис Кентвелл считала себя деловой женщиной, несущей ответственность за жизнь десятков тысяч служащих, и временным попечителем имущества, принадлежащего ее детям по праву рождения. Так как Дороти-Энн унаследовала от своей прабабушки отчетливое представление о подлинных ценностях и кроме того была преданной женой и матерью.

Если надо было выбирать, семья всегда шла на первом месте.

Вот почему она делала все возможное и невозможное, чтобы не попадаться на глаза общественному мнению, и почему до сегодняшнего дня Дороти-Энн никогда не соглашалась дать даже самого маленького интервью.

Это происходило не от ее застенчивости. Охраняя свою личную жизнь, она была движима исключительно глубоким материнским инстинктом и твердой уверенностью, что семейные дела лучше всего держать подальше от рекламы.

Ее первостепенной заботой стало желание защитить своих детей от немытой публики. А то, что она добилась этого ценой своей собственной светской жизни, казалось достаточно скромной платой.

Дороти-Энн ни разу не пожалела об этом.

Но сегодня вечером все изменится. Она вздохнула. Сегодня вечером, сегодня вечером. Сегодня вечером она сделает первое исключение из правила. И все благодаря умению Фредди убеждать.