– Помню-помню, это ваш девиз, да? В таком случае четверочка – не так уж и плохо. Не единица же. А если обобщить, кто-то может быть счастлив на десятку? К примеру, победитель какой-нибудь лотереи на сто миллионов долларов.

– Лотерея, кстати, практически никак не влияет на ощущение счастья.

– Да? Уж позвольте мне с вами не согласиться. Вот сразу видно, что вы никогда не выигрывали, – хмыкнула Оксана Павловна.

– Могу поспорить, что и вы тоже не выигрывали в лотерею.

– С чего вы взяли? – Она сделала вид, что возмущена и даже оскорблена. Я пожала плечами.

– Ну, это, конечно, чистое предположение, но, думается, вы ни разу в жизни даже лотерейного билета по доброй воле не купили.

– Считаете, вы так хорошо разбираетесь в людях?

– Разбираться в людях – это задача для нашего психолога, разве нет? – пробормотала я и почувствовала, как щеки загораются от жара. Заметит? Поняла, отчего я упомянула Апреля? Черная Королева смотрела на меня так, словно я ничего особенного не сказала. Она переменила ноги, положила левую на правую, откинулась спиной к окну и посмотрела искоса на московскую серую даль, в которой еле различались сплетения дорог и домов.

– Я никогда не покупала билетов, как-то, знаете ли, не верю я в чудо. А вы верите? По крайне мере в то, что счастье возможно? Скажите мне, восстановите мою веру в человечество.

– Верить во что-то подобное нет никакой нужды, ведь счастье – вопрос решенный.

– Что вы говорите! – возмутилась, впрочем, без энтузиазма, она. – Решенный вопрос. Может, уже и таблетку можно купить?

– Таблетки – решение временное и ненадежное, – хмыкнула я, вспомнив все разговоры с Апрелем о том, чем обычный психолог отличается от психотерапевта с дипломом медицинского института. Как раз правом выписывать нужные таблетки. У Игоря Вячеславовича такое право было. Может быть, именно это привлекло к нему мою начальницу?

– Таблетки – это для слабых, – кивнула она, словно ответив на мой невысказанный вопрос.

– Значит, я слабая. Пила – от бессонницы. Иногда совершенно не могу уснуть.

– Я тоже, – поделилась она. – Только я так привыкла к этому, что считаю, что это – мой вариант нормы.

– Между прочим, как раз нормальный сон крайне важен для того, чтобы чувствовать счастье.

– Считаете, счастье – это когда удалось выспаться. Тогда оно выше?

– Нет, не выше. Ученые полагают, что счастье – это не совсем переменная…

– Да что вы говорите, – усмехнулась Оксана Павловна. – Твердая постоянная?

– Тоже нет. Но однако исследования показывают, что уровень счастья у каждого отдельно взятого индивидуума – величина более-менее постоянная. Конечно, в отдельные моменты жизни эта величина может меняться. Вот если человек вдруг оказывается в крайне сложной жизненной ситуации, к примеру, заболевает, или теряет работу, или теряет кого-то из близких, то его уровень внутренней гармонии и удовлетворенности жизнью падает. Однако через какое-то время он восстанавливается – даже если ситуация не сказать чтобы улучшилась. Просто люди находят способы свыкнуться, стерпеться с существующим положением вещей, и их уровни гормонов выводятся на, так скажем, привычный эшелон.

– Эшелон?

– Ну да, в этом-то и весь прикол. Есть люди с «эшелоном счастья» на четверку, есть те, у кого это тройка или пятерка. И что бы ни происходило в их жизни – падения или взлеты, они могут испытать волну счастья, подняться на «эшелон» шести или даже семи, но со временем все равно вернуться к своей норме.

– Это какие-то британские ученые? – ехидно переспросила Оксана Павловна.

– Нет, это секретные разработки Сколкова, – в тон ей ответила я, и мы обе хором рассмеялись. Потом мы замолчали, но это было простое молчание двух людей, которым вполне комфортно в обществе друг друга.

– Значит, на четверочку.

– А у вас сколько, Оксана Павловна?

– А у меня, кажется, произошло что-то не то, и этот самый показатель никак не хочет возвращаться в эшелон нормы. Постоянно происходит обрушение данного показателя.

– Может, нужно убрать какой-нибудь внешний раздражитель? Отключиться от всего, позволить организму самому взять все под контроль. К примеру, уехать в отпуск? Сейчас как раз лето, – предложила я с самым невинным видом, втайне потирая ручки. Если мне даже просто удастся отправить Оксану Павловну, ее королевское высочество, в отпуск, это будет отличная передышка. И я смогу придумать, что делать дальше. – К примеру, поехать в этот ваш любимый Пьемонт.


Тут Черная Королева дернулась и чуть не слетела с подоконника. Оксана Павловна смотрела на меня так, словно я была призраком из преисподней.

– Откуда вы… как вы узнали?.. – спросила она. Я аж подавилась слюной от удивления.

– Вы же сами рассказывали. Вы не любите Калифорнию, там жарко, пустыня…

– Ах да, да, – кивнула Королева, чуть успокоившись. – Я же сама говорила. Нет, в отпуск я не хочу. В отпуске слишком много свободного времени, к тому же я уже не помню, когда в последний раз отдыхала.

– Так это ведь и плохо, – осторожно сказала я. Черт ее знает, как она на что отреагирует. – Может быть, все проблемы от того, что вы мало отдыхаете. Вам нужно переключаться.

– Чувствую я, что сейчас я узнаю о каком-то еще исследовании британских ученых, да? О необходимости перемены мест? Знаете, я человек старой закалки и считаю, что от перемены мест сумма не меняется.

– Так то – слагаемые.

– Лучшее средство от любых неврозов – работа. Кстати, что там у нас с вирусом? Удалось узнать что-то еще, или вы его забросили?

– Забросишь его, – фыркнула я. – Между прочим, я как раз хотела с вами поговорить. Буквально сегодня ночью мне удалось окончательно установить, что взлом производился не с целью подключения видеокамеры.

– Ночью? – удивилась Оксана Павловна. – Опять? Потом еще скажете, что в вашей бессоннице виновата я. Нет уж, Фаина Павловна, извольте по ночам во внерабочее время спать крепким сном праведника, как завещали ученые Сколкова.

– Хорошо еще, что я не обязана выполнять ваши распоряжения во внерабочее время, – ехидно добавила я. – Так рассказать вам про ваш вирус? Честно говоря, я думала, что вас порадует эта новость. Что бы вы ни подцепили – это не был маньяк, который подглядывал за вами.

– Точно? Вы в этом абсолютно уверены?

– Мне удалось считать некоторый сегмент кода с нескольких попыток взлома. Я не говорила вам, но я поставила ваш ноутбук под внешнее управление, так чтобы видеть весь трафик, вплоть до байта, даже если он маркирован как системный обмен данными. Чтобы никакие backdoor[3] не ускользнули от моего внимания, знаете ли. Я уже говорила вам, что, как мне кажется, речь идет не о случайном вирусе, таком, какие создаются, чтобы подходить к большому числу аналогичных друг другу систем. Я решила исходить из предположения, что в вашем случае системные сбои вызваны нарушениями в алгоритмах, которые писались специально для какого-то конкретного частного случая. Пусть даже я не имею пока возможности установить специфические особенности этого частного случая, понять задание…

– Так-так, Ромашина, давайте договоримся, что вы сейчас подумаете еще и сократите весь этот текст до чего-то, что я, как профессиональный управленец, который непосредственно в программировании не разбирается, тоже смогу понять. – И Оксана Павловна замахала на меня рукой, словно грозила мне пальцем. – Путаете меня, понимаешь ли. Говорите по-русски!

– Лишь хотела сказать, что этот ваш вирус… – я старательно искала аналоги в разговором языке, – он не для всех, не типичный, не массового производства. Скорее всего, он сделан специально для вас.

– Какая честь.

– Это, кстати, в свою очередь, порождает уже другие вопросы. Зачем кому-то нужно было писать специально такой вот сложный вирус?

– А он сложный? – уточнила Королева.

– Любой вирус, любая ошибка кода, которую так сложно локализовать и идентифицировать…

– Найти и обезвредить? – предложила свои слова она.

– Да, конечно, найти и обезвредить, является результатом продуманной работы. А это – всегда сложно и всегда деньги. Хакеры – тоже люди, они тоже кушают, им нужно платить, плюс секретность, плюс проблемы с законом. Отсюда вопрос – зачем. Как говорится, доколе.

– Фаина Павловна, вот мне интересно, вы с самого детства знали, что станете программистом? Это был такой осознанный выбор? Вы учились в школе, девочки вокруг вас хотели новое платье, красили губы, говорили о мальчишках, а вы писали какие-нибудь программы?

– Не совсем так. Пока девочки говорили о мальчишках, я говорила с мальчишками. Знаете, у таких девочек, как я, в этом смысле всегда есть преимущество. Они со всеми мальчишками – на единой волне.

– Но это преимущество – оно же и слабость. Все они будут воспринимать вас, как «своего парня», как друга и соратника, как равного. Разве это не минус?

– А у вас с мальчишками никогда не было проблем, да? – спросила я, несколько задетая ее словами. Сейчас Черная Королева говорила словами Вити Постникова, смотрела его взглядом. Сколько раз я уже видела этот взгляд, когда люди рассматривали меня со смесью сожаления, непонимания и жалости. Эдакая «девушка с татуировкой дракона», обреченная преодолевать неприятности и отторжение внешнего мира. Ничего общего со мной. Во мне никогда не было «борца», только конформист с шоколадкой в руке перед экраном компьютера.

– У мальчишек были проблемы со мной, – улыбнулась Королева. – Не смотрите на меня волком, Ромашина, я шучу. Вы очаровательны, когда говорите со мной обо всех этих backdoors. Думаете, у меня действительно есть проблемы? Что еще с этим вирусом? Честно говоря, у меня и без вируса полно забот.


И она улыбнулась мне той примирительной, доброй, какой-то проникающей в душу улыбкой, от которой я просто не знала, как защищаться. Если она будет улыбаться так моему Апрелю… Усилием воли я заставила себя не думать об этом. В конце концов, вполне возможно, что моя Королева решила просто пойти к психологу за помощью. Странно? Да. Звучит маловероятным? Тоже да. И все же… Может быть, он ей еще не понравится.


– Мне удалось вполне точно установить, что вирус активируется в определенное время. Ночью, в половине первого, но не только. Еще он был активен рано утром и в середине дня. Время активации не фиксированное, но постоянное – в определенных пределах. При этом фактически все, что делает этот вирус, – это присутствует в системе, так сказать, как сторонний наблюдатель, и ничего больше. Не посылает сигналы, не принимает сигналы – по крайней мере на поверхности. Он пассивен, только активируется и дезактивируется, ничего не меняя, отчего становится крайне сложно спрогнозировать его поведение. Ведь то, что он не делает ничего сейчас, не значит, что наш вирус не способен на что-то. Одно известно более-менее точно: доступ происходит, и происходит не случайно, а по часам.

– Там, на той стороне, этим вирусом управляет человек?

– Скорее всего нет. Вероятно, такое поведение заранее прописано в коде. Хотя в принципе это только мои предположения. Вот вся информация к настоящему моменту. Немного, учитывая, что вы не хотели, чтобы кто-то знал о том, что мы делаем, чем занимаемся. Я двигаюсь куда медленнее, чем мне хотелось бы.

– Вот черт. И ничего больше узнать нельзя? Как именно вирус активируется? Зачем? Каковы его цели?

– Особенности такого рода высокоуровневых backdoor как раз и заключаются в том, что если у нас нет ключа, то не удастся его полностью отследить и расшифровать. По крайней мере не получится сделать это быстро. Я не могу установить ни его цели, ни его способы работы с информацией. Нужно вычислить активатор. Хорошо бы еще понять, как он попал в систему. Уровень, на котором заложен сбой, глубокий. Такое не перебросишь через письмо с порнооткрыткой. Впрочем… Оксана Павловна, к вопросу можно подходить и с другой стороны.

– С какой другой?

– К примеру, забить на все это.

– Серьезно? – рассмеялась Черная моя Королева.

– Вполне. Мы выяснили, что никто за вами не подглядывает, – это как минимум. Мы предполагаем, что это может быть программа, целью которой есть получение какой-то квалифицированной информации, возможно, данных с ваших платежных карт или интернет-банкинга. Вы уже черт-те сколько работаете за моим ноутбуком. От наших изысканий – одни сплошные проблемы, разве нет? С другой стороны, даже если мы установим исходную точку входа, что это изменит? Особенно если учесть, что все эти проблемы можно решить путем переустановки системы. Зачем тратить время?