– Файка! – вскрикнула сестрица, подпрыгивая от неожиданности.

– Черт, ну вот, опять. Видишь? – сказала я с упреком, словно именно сестра была ответственна за мою криворукость.

– Что? Ну что я должна увидеть, Файка? Что ты снова хочешь сбежать от нормальных отношений? Да, возможно, они не идеальны.

– Или, возможно, они слишком идеальны, понимаешь? – добавила я. Сестра уже втирала зачем-то в мою футболку соль, а я только стояла, пассивно наблюдая за процессом моей «засолки». – Вернее, он слишком идеален. Чересчур спокоен, хорошо умеет держать себя в руках. Даже иногда умеет контролировать МОИ чувства. Видит все на много ходов вперед. Умеет думать.

– Никак не ожидала услышать об этом как о недостатке. Мужчина умеет думать, какая катастрофа, – рассмеялась сестра. Вовка вбежал на кухню и задумчиво посмотрел на нас, пытаясь понять, чего это мы с его матерью такое делаем. Что за «дымовуку» мы тут устроили!

– Тебя когда-нибудь дрессировали? Тебе когда-нибудь говорили слова, которые ты ожидаешь услышать? Именно эти слова, никакие другие, даже именно в том порядке, в котором ты их представляла, что дает тебе смутное ощущение, что именно из твоей дурной головы он их и взял. Подключился каким-то образом, скачал, посмотрел – и сказал именно то, что ты хотела услышать. Немного страшно, да?

– Страшно, что ты почти все вино уже допила.

– Да нестрашно это, я еще куплю.

– К своему Игорю ты сегодня, как я понимаю, возвращаться не собираешься. Ночуешь, видимо, у меня.

– А ты хотела бы, чтобы я заставила нервничать нашу с тобой мать? Пошла ночевать к ней, пьяная и полная всех этих мыслей? – спросила я с укором. И прыснула со смеха.

– Значит, ты не хочешь с ним оставаться, потому что Игорь Вячеславович Апрель – идеал?

– Во-первых, кто сказал, что я не хочу с ним оставаться?

– Знаешь, Файка, ты из тех людей, кто голосует ногами. Ты же здесь? Ты же не там, у него?

– А во-вторых, – прервала ее я, – проблема не в том, что Игорь – идеал. Идеала не существует, знаешь ли. Это утопия. Нельзя вот так просто одновременно измерить положение частицы в пространстве и скорость ее полета. Нельзя быть идеалом и человеком в одно и то же время. Но можно идеалом казаться. Мне как-то кто-то рассказывал о мужчине, который обладал всяческими достоинствами и тоже казался идеалом. Был он не стар, не уродлив и богат. Ухаживал красиво, свидания, цветы – понятно. Рестораны – да. Но еще – прогулки на яхте, полет на самолете, ужин в Париже. Колье в подарок. Фейерверк вечером у дома. В общем, красиво, кучеряво, забористо. Любая с ума сойдет. Все и сходили. А потом выяснилось, что у этого мужчины была скидка на пакет сервиса «первое свидание». И он со всеми девушками проворачивал одну и ту же программу. Потому что, знаешь ли, оптом дешевле. Даже если речь идет о колье.

– И что? – спросила сестра, некоторое время помолчав.

– Как – что? Да то, что он всю эту красивую чепуху делал не от искренних чувств, а потому что скидка. Пускал пыль в глаза. Тоже эдакий киношный принц, из тех, которых Голливуд клепает в день по сотне. Но выглядело это совершенно по-другому. Девушкам казалось, что это и есть их большая любовь. Вот и с Апрелем, я постоянно ловлю себя на мысли, как бы вся эта его хваленая искренность, открытость, готовность обсуждать любые вопросы – как бы это все не оказалось не более чем бравадой. Это ведь игра, в которой он – профессионал.

– А ты, конечно, хотела бы быть во всем уверенной на сто процентов? Ты же истинная дочь нашего отца, да, Файка? Для вас мир – поле для постановки эксперимента? Тебе же во всем нужна определенность?

– И чего в этом плохого? Отрицательный результат – тоже результат. Только ты никогда и ни в чем не можешь быть уверена с таким человеком, как мой Апрель. Он – как бы это тебе объяснить… Это же не человек, а фотон в дорогом костюме. Квант света, летящий куда-то с невообразимой скоростью.

– Так, только без тяжелой артиллерии, пожалуйста. Обойдемся без квантовой физики.

– Как волна и как частица, – продолжала говорить я. – Знаешь феномен наблюдателя?

– Ну вот, началось. Ты хочешь, чтобы я тут сегодня родила?

– Никого ты не родишь. Мне кажется, ты навечно останешься беременной. Во всяком случае, на то, что ты до завтра не родишь, я могу поставить деньги.

– Я бы приняла ставку, – недовольно пробормотала Лиза, – но и сама не думаю, что сегодня рожу. Ну, давай, режь меня без ножа. Что там твой «эффект наблюдателя»?

– Если предположить, что мой Игорь – как световая волна, то на провал обречена сама попытка что-то понять про него или выяснить любыми активными средствами. Иным словом, стать наблюдателем явления будет означать оказать влияние на него.

– Почему?

– Потому что измерить можно температуру, можно что-то взвесить. А если ты докопаешься до сути вещей, до элементарных частиц, до квантового мира, то там даже сам взгляд со стороны заставляет частицы вести себя совершенно иначе. Свет перестает быть волной, рассыпается на частицы, теряет свою природу, начинает вести себя совершенно иначе. И получается, что, для того, чтобы понять, кто же этот квант на самом деле и чего у него там, в голове, нужно вообще на него не смотреть, совсем не наблюдать за ним. Единственное, можно фиксировать уже состоявшиеся факты и строить выводы на их основании. Это уже будет – теория вероятности.

– Элементарно, Ватсон. А по-русски нельзя?

– По-русски? – задумалась я. – Изволь. Невозможно получить ответ на вопрос, любит ли тебя мужчина или только придуривается, покупая оптом колье. Этот ответ невозможно получить. Сам факт того, что вопрос задан, влияет на ответ. Только если НЕ задавать этого вопроса, можно с некоторой вероятностью сказать, любит тебя мужчина или нет.

– Но как?

– К примеру, если он тебя бросит… Тогда все становится понятно.

– Ага, я поняла. Ты так его проверяешь, сидишь тут у меня и бухаешь! – фыркнула сестрица.

– Или, к примеру, мужчина тебе врет. И ты это точно знаешь. Или когда он не сказал тебе, что купил квартиру.

– Опять ты со своей этой квартирой.

– Это не моя квартира. Это – его будущая квартира, но мне кажется, ты уже поняла, что я имею в виду. Только полное отсутствие вопроса может вести к получению некоей вероятности правильного ответа. Ибо, если ты вопрос задала, ты уже заранее молишь об определенном ответе. Ты влияешь. Ты на коленях. Слепа и глуха. Все мы слышим только то, что хотим.

– А чего ты хочешь? – спросила Лиза.

– Так, не задавай провокационных вопросов.

– Счастья?

– Лиза!

– Здоровья? – И она рассмеялась. Я тоже улыбнулась. О чем бы мы ни говорили, с Лизаветой всегда было легко. Я знала ее много лет. Она тоже была психологом, но ни разу – ни разу за все это время у меня не возникало этого внутреннего ощущения манипулирования мной. Она смотрела на меня как в зеркало, говорила обо мне, но подразумевала зачастую себя. То, что она называла терапией, для меня становилось просто разговором по душам.

– Ты боишься, что он тебя не любит? – спросила меня Лизавета. Я хлопнула себя по колену.

– Вот как из всего того, что я сказала, ты получила вот это? – полюбопытствовала я.

– Ты же тут битый час распинаешься о том, что твой парень, возможно, не слишком искренен с тобой. Разве нет? Разве я не права?

– Вот не люблю я такие моменты, – выдала я, огорченно качая головой. – Просто ненавижу, Лиза, когда ты права. Да, черт. Я думаю, у моего Апреля есть сомнения. И еще мне кажется, что он этим сомнениями ни за что не поделится со мной. И к черту его откровенность. Это как то купленное оптом колье. Оно у него – для всех.

– Значит, я права? То-то! – ласково улыбнулась мне сестра. Мы еще долго говорили, а потом я осталась спать на диванчике, который стоял в кухне. Нечасто мне приходилось тут «зависать», но случалось. И тогда я всегда спала тут, слева от окна, справа от двери, напротив холодильника. В ночной тишине тикали часы на стене, время от времени начинал гудеть холодильник, через вентиляцию до меня доносились чьи-то голоса. Чужие стены мешали спать, да у меня всегда были проблемы со сном. Ночь – лучшее время, чтобы думать. Те мысли, от которых так легко защититься днем, никуда не уходят ночью.


Ты боишься, что он тебя не любит?


Ну, конечно, все так просто! Все, что угодно, можно упростить до всего пары слов. Любит – не любит. Гадай, Ромашка.

* * *

Два шахматиста согнулись над клетчатой доской, погруженные в раздумья. Эта тишина обманчива, она не содержит в себе никакой безмятежности, ни капли покоя. Белые делают ход, черные уже знают, чем ответят. Время не терпит, время летит. Жизнь всегда такая: если ты не делаешь ход, его сделают за тебя. Я пришла на работу в старом летнем платье Лизаветы, бежевом, на бретельках – она почти никогда его не носила, оно ей немного жало в груди. У меня таких проблем не было. Нет груди – нет и проблем. Впрочем, я, как всегда, преувеличиваю. С грудью все в порядке. Вот с головой проблемы.


– Ого! Какая ты… прям как человек, – заявил мне Витя Постников, крича из окна своей шикарной тачки, к которой он подбирал костюмы под цвет. Полночный синий, темная лазурь, кобальт. Его водитель нехотя притормозил, чтобы дать Постникову пообщаться с коллегой, то есть со мной. Вот ведь беда, а я-то спокойно шла вдоль забора, никого не трогала. Понедельники не бывают хорошими.

– Постников, проезжай, – пробормотала я.

– Слушай, но как ваша Оксана стреляет, а? Может быть, она в прошлом киллер? А что, бывает же такое. Раскаявшийся киллер возглавляет отдел IT крупного нефтяного холдинга.

– Тебе сейчас будут сигналить, – хмуро отреагировала я. – Ты всем дорогу перегородил.

– Да наплевать. А ты чего уехала-то из пансионата? У нас там вчера такой был банкет, закачаешься. Пир во время чумы. Руководство выложилось. Твой тебя там обыскался. Поругались?

– Апрель меня искал? – немедленно отреагировала я. Не удержалась.

– Я лично видел, как он подходил к твоей Горобец и о чем-то там с ней базарил. Наверняка обсуждали тебя. Он был злой как черт. Н-да. Ромашка, не умеешь ты удержать мужика. В кои-то веки судьба тебе преподнесла такой подарок, дала шанс, а ты тут козью морду корчишь. Пошла бы, прощения попросила. Есть же способы… – И Постников многозначительно кивнул и выкатил глаза. Он был омерзителен в своей мужской непосредственности, разделяя весь мир по половому признаку на хорошую половину и плохую. Я вспыхнула, демонстративно плюнула (сделала вид, что плюнула) и побежала в сторону проходной. Там, где обычно меня ждал вечно полный сплетен Джонни, сегодня стоял Рустам Тимурович. Он поймал меня в прицел своего тяжелого взгляда, но ничего не сказал, только проводил взглядом, пока я не скрылась за поворотом. Рустам Тимурович по роду службы относился к людям с недоверием, никогда не спешил с выводами и никогда не снимал своих подозрений.


Может быть, и мне так нужно поступать?


– Ой, какая ты летняя! – умилилась Машка Горобец, когда я вломилась к ней в бухгалтерию, вместо того чтобы отправиться к месту службы. Работа не волк, в лес не убежит. А у нас и бежать некуда, городские джунгли.

– Что он обо мне спрашивал? – бросилась я с места в карьер. Выражение красивого, ухоженного Машкиного лица моментально сменилось, загоревшись нездоровым любопытством.

– Это было быстро! Невероятно. Рассказывай, откуда сведения? Время – еще десяти нет! И что это за платье, я у тебя такого не помню. А, ты не ночевала дома! Ты ночевала… у своей сестры, господи. Ты с ума сошла? Он спрашивал, что с тобой происходит и почему ты сначала приехала, никого не предупредив, а затем уехала, тоже никого не предупредив. А я понятия не имею, что ему говорить. Он, мне кажется, вообще решил, что я ему наврала, а сама прячу тебя, как какого-то кролика – в рукаве.

– В рукавах, Машка, прячут тузы. А кролики все в шляпах. Но ты, я тебе скажу, еще та мисс Марпл. Просто детектив. – Настроение мое немного поднялось. До этого оно, наверное, валялось где-то на коврике у входа и плакало, а теперь, всхлипывая, поднялось и пошло в душ. Он спрашивал, чего за ерунда со мной происходит. Не важно. Он спрашивал обо мне. Положительный результат – тоже результат. Вероятность того, что я его все же волную, повышалась на глазах. Машка смотрела на меня с подозрением.