– И личный фактор, – против воли признала я. Оксана Павловна кивнула и отодвинула от себя тарелку, к содержимому которой она практически не прикоснулась.

– Кому-то я отказала в дружбе, кому-то в чем-то большем, кому-то кажется, что я заняла чье-то место, кто-то хочет мне отомстить. Кто-то хочет повлиять на принимаемые мною решения. Кто-то просто ненавидит меня. Вплоть до того, чтобы установить вирус в мой ноутбук.

– Веселенький тезис, – вздохнула я.

– Может быть, для того, чтобы опорочить мое имя, – продолжала спокойно, с каким-то чисто исследовательским интересом перечислять Королева. – Или нанести удар по моей профессиональной репутации. Чтобы заставить меня нервничать, напугать. Чтобы выложить в Интернет мои фотографии. Устроить какое-нибудь паскудство.

– Стоп-стоп-стоп, – взмахнула руками я, чуть не опрокинув посуду. – Зачем сразу предполагать самое худшее? И вообще, чтобы сделать фотографию похабного характера и разместить ее на просторах Интернета, вовсе не требуется снимать вас на видеокамеру. Уж простите за прямоту, но ведь у такой съемки и качество будет оставлять желать лучшего, и свет будет ужасный. Сейчас ведь у любого мало-мальски важного человека в Интернете имеются фотографии. Вот смотрите, – и я достала из кармана телефон. – Вписываю ваше имя в строке поиска, нажимаю на вкладку с картинками и сразу получаю фотографии. Видите, сколько результатов.

– Действительно! – удивленно ахнула Королева, когда на экране моего телефона появились бесконечные прямоугольнички с лицом Оксаны Павловны Метлицкой.

– Вот, к примеру, какая-то конференция… ого, вы были в Калифорнии?

– Жара и пустыня, ничего интересного. Мне лично куда больше нравится Италия, причем Северная или Северо-Западная, а не Южная. Люблю Пьемонт, жила в Турине, – будничным тоном заметила Королева и передернула точеными плечами. Я еле сдержалась, чтобы не сказать что-нибудь о том, как «жемчуг мелок». Пьемонт, понимаешь. Господи, как ее к нам-то занесло? И как на это реагировать? Что мне, например, не особенно нравится Шатура, там торфяники горят, и я лично предпочитаю Фрязино? И тоже сморщиться на ее манер?

– Или вот, эта, кажется, из вашего старого резюме. О, а вот тут вы выступаете с трибуны. – Я загрузила картинку и подпрыгнула. – Выставка «Наука и инновации» в «Крокусе», ничего себе. Я была на этой выставке, мне понравилось. Особенно на стендах айтишников…

– Я знаю, тоже там была.

– Ну да, ну да. Были, значит. Мы могли там встретиться.

– Я ее открывала, – добавила она.

– Кого? – переспросила я с недоумением.

– Кого? Ну, выставку же. В первый день, когда там были журналисты, – ровным голосом заметила Оксана Павловна. Я хлопала глазами, пытаясь свести уже имеющуюся у меня информацию с тем, что я только что услышала. Моя красивая, вздорная начальница, помешанная на контроле, женщина, от которой мы ждем только бед и проблем, – и почетный гость, открывавший выставку, где наши самые уважаемые коллеги решали насущные вопросы в области высоких технологий и информационной безопасности. Файлы не стыковались. Я смотрела на Оксану Павловну как баран на новый фаервол. Оксана Павловна рассматривала меня с нескрываемым беспокойством. Я отвела глаза и снова посмотрела на экран телефона.

– Вы были блондинкой! – выпалила я, пытаясь сменить тему. И невольно бросила любопытный взгляд, пытаясь сравнить два образа, столь разных, что возникало сомнение, а один ли и тот же человек, одна ли и та же женщина там, на фотографии – улыбающаяся блондинка в сливочном пиджачке – и тут, полная напряжения, вытянутая в струну – моя начальница. – А почему перекрасились? Я имею в виду, обычно всегда все идет в обратном направлении, от темных волос к светлым…

– Фаина Павловна!

– Да?

– Вам не кажется, что все это не имеет отношения к нашему разговору. Давайте закончим ваши поисковые работы, а то уже вы, Фаина Павловна, сами начинаете напоминать мне какого-то маньяка, – ответила она куда резче, чем я хотела. Я было хотела добавить, что ничто не имеет отношения к нашему разговору, ибо разговариваем мы о чем-то маловажном, просто так, за обедом, но Оксана Павловна поморщилась так, словно я ей вылила флакон йода на открытую рану.

– Я просто имею в виду… зачем вирус, когда вот…

– Я вас поняла! – Оксана Павловна смотрела на меня, не мигая, своими темными, с хитринкой, глазищами. Затем она склонила голову к плечу и спросила, по-прежнему не улыбаясь: – Фаина Павловна, скажите мне, пожалуйста, вы ведь таким способом пытаетесь меня успокоить, верно? Показывая мне все эти фотографии. Потому что если вы пытаетесь меня успокоить, то показывать мне миллион моих фотографий, выброшенных в общий доступ, не самый лучший метод для достижения вашей цели. Скорее наоборот. Я вполне уже представила, что именно можно сделать на базе этих изображений, если под рукой будет фотошоп.

– Я не хотела…

– Я понимаю. Вполне верю.

– Просто…

– Вы просто не подумали, верно? – холодно спросила она. Все-таки как она всегда чувствует момент, когда нужно «включить стерву»!

– Извините меня, пожалуйста, – пробормотала я, чертыхаясь про себя. Ну почему я снова извиняюсь перед нашей Королевой, хотя клялась же держаться от нее подальше.

Позже, вечером того же дня, я сидела на подоконнике в доме моей сестры и жаловалась ей, что никаких нервов не хватит, чтобы общаться с начальством. Вовка, мой племянник, почти четырех лет от роду, подозрительно затих в своей комнате – дурной знак, но я решила сегодня проигнорировать его. Пусть перевернет все вверх дном, мне нужно было разобраться с моими проблемами. Достаточно было того, что половину пути от садика до дома мой племянник играл со мной в лошадки, и я была не наездником, а транспортным средством.


Моя сестра сидела рядом со мной сразу на двух стульях – так ей теперь, под конец беременности, было удобно. Только так, никак иначе. Одна из наиболее странных и порой крайне спорных фишек, которые моя сестра подцепила к концу беременности. К примеру, одного стула ей было мало теперь, чтобы усидеть, а в кресле ей было слишком тесно. Причем, что интересно, она вовсе не так растолстела, чтобы ей требовался дополнительный стул. Да, Лизавета к третьему триместру округлилась и отяжелела, словно не ребенка в себе несла, а проглотила гигантский тяжеленный валун из сказки, на котором писали «направо пойдешь, коня найдешь…» и прочие древнерусские дорожные указатели. Но в объемах пятой точки сестрица не так уж и прибавила. Нет, она вполне поместилась бы на одном стуле и даже на табуретке, но ей просто нравилось сидеть так, на двух стульях сразу, облокотившись на их спинки разбросанными в стороны руками и устойчиво уперев в пол отекшие ноги. Она была как ходячая антиреклама для желающих в скором времени продолжить свой род. Глядя на Лизу, любой бы начал всерьез рассматривать вариант суррогатного материнства. Только ни в коем случае не с ней, не с Лизаветой. Моя сестра к концу беременности уже перестала работать, так как ездить в Бутово в свой психологический центр «Надежда», чтобы там орать на клиентов и жаловаться на жару, – это было уже тяжеловато. Да и до этого ее профессиональные качества психолога тоже претерпели катастрофические изменения, связанные с беременностью. К примеру, если что-то всегда и было хорошего в характере моей сестры, так это умение выслушать и, как говорится, понять и простить. Теперь же, когда кто-то из клиентов начинал ей жаловаться на жизнь, на мужа, на любовь, моя сестра вполне могла, вместо того чтобы проявить сочувствие и понимание, запустить в него чем-то тяжелым. Книгой «Обрети новую жизнь». Возможно, даже ребенком, если бы это было технически исполнимо.


– Не нравится начальница? Так уволься, чего ты сидишь-то?! – воскликнула сестра, прикладывая к разгоряченной щеке кувшин с холодным компотом, который ей наварила наша мама. Ах да, забыла сказать, в третьем триместре беременности моя сестра неожиданно обрела способность решать любые вопросы быстро и кардинально. Муж не разговаривает после полового акта? Немедленно бросить. Не разрешил поехать в Турцию? Развод. Дети шалят? В детскую комнату милиции. Работа? О, даже не начинайте.

– Ты понимаешь, не могу я уволиться, – сказала я со всей осторожностью человека, находящегося в клетке с голодным тигром. – Во-первых, мне нравится моя работа. Я там уже десять лет и надеюсь продолжать в том же духе. Во-вторых, они мне платят деньги, а их я тоже люблю. И в-третьих, я бы не сказала, что мне так уж НЕ нравится моя начальница. Страшно сказать, но местами она даже похожа на живого человека, причем очень красивого. Я бы на нее смотрела и смотрела. Да с нее картины писать надо.

– Думаю, ее просто достали люди, которые хотят с нее картины писать, – хмыкнула моя сестра.

– Вот тут ты права, как ни горько мне это признавать. Ты не поверишь, но иногда мне даже кажется, что она, страшно сказать, несчастлива. Никогда бы не подумала, что у такой красивой женщины могут быть какие-то тараканы в голове, но у нее они, кажется, есть.

– Конечно, есть. Тараканы в голове обратно перпендикулярны внешности и прямо пропорциональны успеху, – выпалила сестра, отпивая компот прямо из кувшина. От греха подальше я не стала анализировать это математически сомнительное утверждение.

– Тараканов у нее не меньше, чем у меня. А это удивительно, потому что ты знаешь, Лиза, какие у меня тараканы.

– Твоих тараканов можно на соревнования посылать, они там всех победят, – согласилась сестра. – Но ведь ее компьютер включился ночью? Это же реально? Это – не тараканы, да? У твоего драгоценного Апреля тараканов быть не может.

– Ну и что! Подумаешь, включился! – возмутилась я. Лизавета вдруг задышала громче, и я на секунду вжалась в подоконник. Каждый раз, когда она начинала дышать так, что это было слышно еще от лифта, я боялась, что она начнет рожать. Я молилась всем богам, чтобы Лизавета начала рожать в момент, когда меня не будет рядом. Да, малодушно. К тому же до родов ей оставалось не меньше месяца. Но как огня я боялась оказаться в такой тупиковой ситуации, как рожающая сестра на моих руках. Но нет, вроде пронесло.

– Дай мне сырок, – скомандовала она, и я тут же спрыгнула с подоконника и послушно, как хорошо выдрессированная обезьянка из цирка, побежала выполнять поручение.

– Ну, включился он, и что? Вирус, не вирус, переустанови операционку и спи спокойно. А она ведь хочет все знать. Причем не затем, чтобы с этим справиться, а затем, чтобы использовать это в своих целях. Что непонятно, ведь они, мужчины, должны были Черную Королеву на руках носить всю ее жизнь. Казалось бы, радуйся и будь счастлива. Но моя Королева не хочет быть счастлива, она хочет…

– Да, чего она хочет? – заинтересовалась Лизавета.

– Чего хочет Королева?! – усмехнулась я. – Если бы я знала на самом деле. Тайна за семью печатями. Мы тут с Машкой провели целое расследование. До нас она руководила отделом технических решений в одной крайне известной в узких кругах русско-итальянской фирме, работала несколько лет в Турине. Она сама мне говорила, что больше всего ей нравится именно там, в Пьемонте. Так нет, она увольняется оттуда, приезжает к нам в Москву и устраивается в «Муравейник», хотя в ее случае это фактически шаг вниз и назад. Я узнала, что даже в нашу контору ее пригласил некто Кирилл Берг, эдакий русский Стив Джобс, один из наших учредителей, член совета директоров нашего «Муравейника», человек, лично знакомый с действующими членами правительства, идейный руководитель программы обновления нашего оборудования на севере, в Печерском море, в районе Сахалина, в Арктике, которая должна была вывести всех нас на новый, еще более сияющий уровень благосостояния.

– Короче, молод, красив, богат? – кивнула сестрица.

– Молод – да, насчет красив – не уверена. Вообще скорее да, чем нет. Такой странный товарищ, большие голубые глаза, большие губы, высокий, опять же. Скорее приятный. – Я повторила фразу, ранее брошенную Королевой в адрес моего Апреля. – Но не в моем вкусе.

– Ах да, я и забыла, что у тебя теперь стандарты высокие, как труба мусоросжигающего завода. Ты же всех измеряешь по своему Малдеру Вячеславовичу.

– Ну да, – пожала плечами я. – Давай-ка я тебе его покажу.

– Кого? Малдера? Я его сто раз видела, твоего принца на вишневом «Опеле».

– Да не Малдера, Кирилла этого, Берга, – и я потянулась в карман за телефоном. Через минуту мы обе рассматривали странное, крупное лицо молодого мужчины. На вид ему было не больше тридцати и реально – двадцать восемь. У него были темные густые волосы средней длины, довольно небрежная стрижка для человека, который занимается бизнесом, но она ему шла и, вполне возможно, явилась результатом долгих экспериментов со стилистом или кем-то еще в этом роде. На немногочисленных интернет-фотографиях, в основном с конференций и выставок, посвященных социальной ответственности бизнеса энергоресурсов, Кирилл Берг представал перед нами в самых разных образах. Роскошные костюмы, темные водолазки, белые рубашки с расстегнутым воротом, разные стрижки, волосы разной длины. Кирилл Берг хотел выглядеть хорошо и занимался этим вопросом. И, надо признать, добился определенных результатов. Его выразительные голубые глаза были правильно подчеркнуты, его крупные черты были скрыты и компенсированы. И он действительно вовсе не был некрасивым. Скорее наоборот.