Она была одета просто, но дорого — в джинсы и приталенный твидовый пиджак — и выглядела стройнее, чем в телепрограмме. Она была загорелой и ее волосы были очень красивы: длинные, шелковистые, ухоженные. Она почти не походила на ту женщину, что я знала в офисе, носившую серую юбку и черный, несколько растянутый джемпер. «Литература, Минти, — я представила ту Роуз, — полна историй о напряженных отношениях между слугой и господином.» Ее волосы были собраны в хвост старой заколкой, а помада всегда была слишком розовой. «Здесь рассказ о двух сестрах, которые были в таком восторге от своего повара, что почти не осмеливались войти в собственную кухню. Они провели большую часть жизни, страдая от голода и жажды». И та Роуз улыбнулась.

Эта Роуз улыбалась тоже. Я не заметила никакого намека на горечь, только вежливый интерес, с которым она рассматривала изменившуюся гостиную. Поразительно, подумала я. В конечном итоге, мы снова там, с чего начинали. Там, где раньше я наблюдала эту комнату глазами Роуз — светлые стены голубино-серого оттенка, диван и стулья у окна — теперь Роуз видела кремовую краску, диван и стулья около камина. Она, вероятно, как и я когда-то решила: «Эта женщина не понимает эту комнату».

— Что ты здесь делаешь, Роуз?

Ее взгляд качнулся между мной и Натаном.

— Натан тебе не сказал? — Ее глаза блеснули. — Натан, ты не сказал Минти? Очень жаль. Я хотела поговорить с Натаном, он предложил мне зайти, так как я была поблизости. Хотя, рано или поздно, но мы должны были встретиться, не так ли, Минти?

— Не знаю, — сказала я. — Я не готова.

Роуз могла сказать: «Я тоже когда-то оказалась не готова». Я скучала по ней, я имею ввиду, по той мягкой Роуз, жене Натана, всегда готовой выслушать и помочь. Которая говорила: «Расскажи мне, что случилось, Минти» или «Не беспокойся ни о чем». Неудивительно, что Роуз исчезла из моей жизни.

Она перевесила модную сумку с пряжкой и ремнем с одного плеча на другое. Ее любовь к сумкам осталась неизменной. Улыбка, с которой она посмотрела на Натана была спокойной и доброжелательной, и, я клянусь, он вздрогнул.

— Натан, насчет Сэма…

Я подняла бровь на Натана, который выглядел совершенно беспомощным Он провел рукой по волосам.

— У Сэма проблемы, и Роуз хочет это обсудить.

— А, — сказала я. Я не стала добавлять: «Почему ты не сказал мне?».

— Папа, — раздался крик сверху.

Натан вышел из комнаты и прошипел:

— Вернись в постель, Лукас. Сейчас же.

— Мне очень жаль, Минти, — сказала Роуз. — Я не пришла бы, если бы знала, что Натан не согласовал это с тобой. Я должна была догадаться, что он спрячет голову в песок.

Я усмехнулась, и она добавила:

— Я помню твой смех. Он особенный, я всегда знала, где ты, когда ты смеялась.

По нескольким причинам, которые злили и огорчали меня, я спросила:

— Ты еще видишься с Хэлом? Как он?

Ее глаза сузились, но она вежливо ответила:

— Конечно, мы видимся. Довольно часто. Так здорово иметь такого друга. Мне с ним повезло.

— Он всегда был мне интересен.

Натан вернулся и предложил Роуз что-нибудь выпить, кофе, все, что она хочет.

— Немного вина, — согласилась она.

— Я посмотрю близнецов, — сказала я. — Вы можете обсуждать ваши дела. Не обращайте на меня внимания.

Натан послал мне взгляд, который означал: «Пожалуйста, не надо». Я просигналила в ответ: «Почему нет? Дай мне хоть одну причину!».

— Близнецы? Как они? Я немного слышала о них. — Роуз могла высказать только вежливый интерес к детям, которых она никогда не видела. — Я слышала, что Фрида — дочка Сэма — прекрасно ладит с ними.

— Я знаю, кто такая Фрида, Роуз.

— Минти… — вмешался Натан, В его голосе было предостережение.

Роуз просто ответила:

— Как глупо с моей стороны. Конечно, ты знаешь. — Она повернулась к Натану. — Что касается нашего сына…

«Нашего». У Роуз были все права на это слово.

Я вышла из комнаты и побежала наверх, Лукас улегся и оба мальчика спокойно спали — не на своих кроватях.

Феликс съежился под своим одеялом. Лукас отбросил его прочь, и я снова накрыла его, поправила ночник и вышла к гладильной доске на лестничной площадке.

Внизу бормотали два голоса. Я слышала, как Натан сказал «Нет…». Он так говорил, когда ему было особенно смешно. Но сейчас для меня это прозвучало как запрет. Я схватила одну из его рубашек и попыталась сложить ее. В простом силлогизме логика рассуждений переходит от посылки «А» к посылке «Б» и ведет к единственно верному выводу. Например: муж уходит от первой жены, потому, что он несчастен; он женится на второй жене, потому что уверен, что она сделает его счастливым, она верит ему; они счастливы.

Идеальный силлогизм. В этом несовершенном мире. Я так крепко сжала рубашку Натана, что у меня заболели руки. Я бросила ее на пол, перешагнула через нее и полезла вниз, как воришка. Свет полосой падал в прихожую у гостиной. Дверь была наполовину прикрыта, но щель была достаточно широкой, чтобы позволить мне видеть, что происходит внутри.

Глава 7

Натан и Роуз расположились на диване. Роуз играла со своим бокалом, ее пальцы скользили и обвивали его ножку. Крупное золотое кольцо, которое она носила на правой руке, притягивало взгляд. Натан откинулся на подушки, закинув одну руку на спинку дивана… Эта поза у него всегда свидетельствовала о расслабленности и легкости. Он смотрел на свою бывшую жену, как голодная собака на кость.

— Это никогда не кончится, — судя по снисходительному и нежному тону Роуз говорила о своей дочери. — Сколько раз, Натан, мы наблюдали это. — Натан ловил каждое ее слово. — И все-таки я немного волнуюсь за Поппи. Что-то меня в ней беспокоит. Я спросила, все ли у них с Ричардом в порядке, и она ответила, что никогда не была счастливее. Но ты же знаешь, как это бывает, Натан, когда чувствуешь, что что-то неправильно.

Натан поднял руку, которая лежала на спинке дивана, в знак согласия.

— Дело не в деньгах, безусловно.

Роуз ласково произнесла:

— Нет, Натан, это не деньги. По крайней мере, я так не думаю. Ричард зарабатывает так много.

— Кто-то должен думать о деньгах. — Он улыбнулся ей улыбкой заговорщика, но так нежно, как никогда не улыбался мне.

Я могла бы просветить их относительно того, что Поппи никогда не рассказала бы матери. Почти наверняка это было связано с он-лайн покером. Я могла бы сказать им: «Вы знаете, что Поппи играет и, скорее всего, проигрывает? И чем больше она теряет, тем азартнее будет играть. Такова природа зверя». Они смогли бы действовать согласованно и узнать, насколько глубоко она завязла. Они могли бы вместе объясниться с Поппи. Ты можешь сказать нам. Мы твои родители. Мы любим тебя. Но я хранила молчание. Я не держала зла на Поппи, но и не собиралась вмешиваться в ее дела.

Натан уперся локтями в колени и наклонился вперед. Он часто принимал эту позу, подражая Мыслителю Родена.

— А что, Сэм? Джилли рада, что ему предложили эту работу?

Роуз положила ногу на ногу…

— Вот это я и хотела бы обсудить. Джилли в ярости. Думаю, она угрожает остаться. Она говорит, что ненавидит Америку и Техас в частности.

— Она же никогда не бывала в Техасе. И не может остаться здесь одна без мужа. Она не такая. И она понимает, какой это важный шаг для Сэма, сколько это для него значит.

Роуз щелкнула языком, но этот звук у нее означал не означал нетерпение или гнев. Это был знак, что она увлечена разговором и обдумывает ответ, а мой муж, мой глупый муж, ждал с улыбкой на губах, не желая ее перебивать.

— Это все сложно, Натан. Джилли боится жить в глуши, где жизнь ограничена приходским советом, книжным магазином и школой.

Роуз повернулась к Натану, и ее волосы упали ей на плечо. Натан… Натан протянул руку и заправил прядь ей за ухо.

— Даже жутко становится, — сказал он, понизив голос. — Фрида с каждым днем все больше становится похожей на тебя.

Роуз проигнорировала его жест, но обрадовалась словам:

— Ты так думаешь? Она необыкновенная. Она тебе рассказывала о розовом велосипеде? Когда я приезжала в последний раз, мы провели балетный коасс. Мы тянули носок. — Она выпила немного вина.

— Насладитесь мерло, — сказал Натан с русским акцентом, — вызвав смех Роуз.

— Не напоминай мне о нем, — сказала она, и я понятия не имела, о ком они говорят.

Она постучала по стеклу.

— Хорошее вино. Ты его берешь все там же?

Мне казалось, я смотрю в кривое зеркало, искажающее все, что оно отображает. В теории это я должна была сидеть на диване, чувствуя руку Натана у себя за плечом, а Роуз должна была шпионить под дверью.

Должно быть, они услышали меня. Натан напрягся и отодвинулся, но Роуз осталась там, где была. Я вошла в комнату.

— Если тебе интересно, дорогой, с близнецами все в порядке. — Я села в кресло напротив.. — Вы разобрались со своими проблемами?

Роуз поднялась и одернула пиджак.

— И да и нет. Я думаю, Натан сам тебе расскажет.

Это «Натан тебе расскажет» разозлило меня, но при данных обстоятельствах мне лучше было пропустить его.

— Я с удовольствием посмотрела твою программу, Роуз. Это было действительно хорошо.

— Да, — просто ответила она, — пожалуй, так. Мы немало повеселились, снимая ее. А получилось все по счастливой случайности. Я обдумывала идею, когда Хэл познакомил меня с продюсерами. Пришлось поторговаться, чтобы убедить их, что я то, что им нужно, но мы в конце концов договорились. — Она пожала плечами, приглашая разделить ее досаду. — Камера действительно прибавляет десять фунтов. Ничего не поделаешь.

Я старалась не рассматривать ее слишком пристально. Но я не могла не признать, что женщина, стоящая передо мною, во многом могла бы стать для меня образцом для подражания. Роуз когда-то несла на себе груз бытовых проблем, начиная от полировки мебели до счетов за электричество, и сбросила их на меня. И теперь я была погребена под всеми этими необходимыми мелочами, моими списками, моими детьми… и моим мужем. Тогда мне пришло в голову, что сотни и сотни вторых жен переживают такие вот встречи, только для того, чтобы понять: то, что они подозревали — правда. Они добровольно поставили себя на место младшего сына, обязанного жить со стариками и не имеющего права на ослепительный шанс.

— Возможно, будет еще итоговая серия, — сказала она. — Странно, я ведь понятия не имела до… — Последовала заминка. — Пока я… Я хочу сказать, что только теперь обнаружила, как замечательно огромен и разнообразен мир.

Натан встал и сделал шаг к Роуз.

— Не думаю, что тебе надо спешить. Побудь еще.

Роуз знала Натана. И я знала Натана. Мы обе знали, как плохо он скрывает свое разочарование. Если бы я действительно любила Натана… если бы мне пришлось… Это неумелое унизительное притворство разорвало бы мне сердце.

— Дай нам знать, — сказала я. — Мы обязательно посмотрим.

Роуз взяла свою модную сумку и порылась в ней.

— Неужели я оставила ключи в пальто? Я не должна была это делать, они всегда выпадают из кармана. Нет, вот они. — Она умела очаровательно беспокоиться, не содавая при этом никому неудобств.

Натан был полностью захвачен и смотрел, как завороженный, на нее сверху вниз.

— Я позвоню Сэму завтра, — он коснулся ее руки. — И выясню, серьезно ли он относится к этой техасской работе.

— А я завтра собираюсь в Италию. Ухватилась с горяча за горячее предложение. Устрою себе длинные выходные. Потом меня ждут две работы, требующие многих исследований. Но это все равно будет весело.

Это говорило о Роуз гораздо больше, чем рассказывала она сама. Она вышла на телевидение с семью историями о чудесах, о которых мы с Натаном почти не знали. Она могла бы рассказать нам о своей интригующей новой жизни. Я живу здесь, я работаю там. Я обедала с тем-то и тем-то. Если бы я была готова, я могла бы послушать ее. Я бы даже хотела поговорить с ней, потому что была способна мыслить реалистично.

Она положила руки на плечи Натана и легко поцеловала его в щеку.

— Я передам тебе кольцо на следующей неделе. И, Натан, о той, другой идее — ее волосы и куртка отражали свет лампы — давай поговорим позже.

Натан сжал руки.

— Да.

Он сунул руки в карманы и качнулся на каблуках. Вдруг я увидела молодого Натана — того, который подхватил Роуз после ее катастрофы с Хэлом Торном, женился на ней, заботился о ее детях и доме, пока не появилась я.

Освещение гостиной было устроено очень удачно, в свое время я сама долго ломала голову над этой проблемой. Роуз казалась такой свежей и такой таинственной. Я изо всех сил пыталась понять, почему меня так беспокоит эта таинственность. Наверное, ответ был заключен в том, что Роуз стала такой сильной, что ничто не могло задеть ее.