Снова послышалось тихое щебетанье, и близнецы встали по обе стороны от меня. Я притянула их к себе.

— Что мне с вами делать? — Они понимали, что вопрос чисто риторический и молчали. — Я ведь рассказала вам про папу. Он ушел далеко-далеко в одно прекрасное место. Ему там хорошо, и он никогда не сможет вернуться.

— Сможет-сможет, — сказал Лукас. — Когда мы его откопаем.

Мне было больно за них. Печаль снова захлестнула меня, и я безуспешно искала слов утешения.

— Ну, — сказала я наконец, — давайте поговорим об этом в постели.

Они заснули минут пятнадцать спустя, но не раньше, чем я взяла с них торжественную клятву не выходить из дома, не предупредив меня или Еву. Я лежала без сна на крошках печенья — они настояли на разрешении съесть свои дорожные припасы в постели.


— Минти! — Я услышала голос за спиной, когда в семь утра мчалась на работу.

Это был Мартин. Он был в своем офисном костюме, с портфелем из мягкой кожи, с которыми ходят, наверное, все топ-менеджеры.

— Я надеялся перехватить тебя. Извини, что не навещал тебя, но я был очень занят. Пейдж говорит, что ты справляешься, но… — он приложил палец к подбородку и наклонил голову, — но ты такая бледная и похудела больше, чем я ожидал.

Я облизнула пересохшие губы. Я почти забыла, как реагировать на нормальных людей, не говоря уже о друзьях.

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказал он.

Это вывело меня из оцепенения.

— Проблемы?

— Проблемы, — признал он. — Уделишь мне время?

Я взглянула на часы.

— У меня встреча в час.

Я собиралась подготовиться к ней утром. Ланч будет посвящен покупке новой школьной формы для близнецов. Днем назначена встреча с Эдом Голайтли из ВВС, и вся контора обещала держать за нас кулаки. Если повезет и будет попутный ветер, я сама успею искупать близнецов вечером.

— У меня есть время.

— Кофе? — Мартин указал пальцем на кафе на углу.

Мы сидели у окна за маленьким столиком, который тревожно кренился, когда кто-то из нас опирался о него. Мартин дул на свой капучино, хмуро рассматривая ямки в пене. Он выглядел сердитым и сбитым с толку. Пятнышко пены для бриться за левым ухом сводило на нет весь его деловой внешний вид.

— Мартин, ты плохо выглядишь.

— Ну, да, — он взял чашку и снова поставил ее на блюдце. — Мы с Пейдж расстались. Или, вернее, она велела мне убираться.

— Что?! Она мне ничего не говорила.

Я не могла ожидать этого ни от нее ни от Мартина. Он поднял глаза и посмотрел мне прямо в лицо.

— Слышала об ударе в солнечное сплетение? Не передает и половины ощущений.

Я снова увидела мертвого Натана на синем стуле.

— Имею кое-какое представление.

— Да, конечно, я забыл. — Он нахмурился, и тени под глазами тревожно углубились. Этот человек в душе надеялся, что произошла ошибка, боролся со своим горем и уже догадывался, что выхода из ситуации нет.

— Как долго это назревало?

Он пожал плечами, пытаясь укрыться за легкомыслием.

— Кто знает, что происходит в голове у моей жены?

Я искала ключ к поступку Пейдж. Если бы Мартин бил ее? Или требовал стать секс-рабыней? Я попыталась предложить очевидное решение.

— Ей надо прийти в себя после рождения ребенка. Со мной такое было. Может быть, она чувствует себя беспомощной и неуверенной?

— Это Пейдж-то? — сказал он. — Никогда.

Его недоумение и доль былт настолько ощутимы, что, казалось, я могу коснуться их.

— Пейдж считает, что я не уделяю достаточно внимания детям, но требую слишком многого от нее. Она говорит, что у нее достаточно детей, чтобы няньчиться еще и со мной. Она должна сосредоточиться на детях, а я стою у нее на пути.

Солнце грело мою спину, но сейчас я почувствовала, как по ней пробежал холодок.

— Мартин, Пейдж сошла с ума. Ее врач ничего не говорил?

— Все в порядке, насколько я знаю, но я довольно давно не в курсе дел. — Он отодвинул свой нетронутяй кофе. — Мой дом превратился в поле битвы, но Пейдж в здравом уме и хорошо себя чувствует. Я в этом уверен. После каждый родов она становится… Ну, более сильной и какой-то непримиримой. Как Клитемнестра, которая убила собственного мужа ради удовольствия.

— Нет, он же зарезал ее дочь.

— Так это был ее муж? Ну, что ж, — он потянулся за своим портфелем. — Я не считаю правильным посвящать каждый свой вздох и каждую свою мысль детям. Оставляю это заниятие Пейдж.

— Что мне сделать для тебя, Мартин? — мягко спросила я. — Хотя я не уверена, что могу что-то сделать. Разве что попытаться убедить Пейдж, что она поступает неправильно.

Мартин смотрел в стол. Он искал, за что зацепиться.

— Попробуй ее уговорить на что-либо, и она сделает все наоборот. Но не могла бы ты присмотреть за ней? Она не так сильна, как думает. — Он поднялся на ноги. — Спасибо за кофе. — Такой большой и растерянный, он нависал надо мной. — Я знаю, что прошу о многом, Минти, но присмотри за ней. Рано или поздно она придет в себя. На самом деле, я не уверен, что хочу жить с ней сейчас, но то, что с ней происходит, ужасно. — Он с силой сжал ручку портфеля. — Она не должна была уходить из банка. Там было лучшее место для применения ее энергии. Дети разрушили ее.


Когда я решилась поговорить с Пейдж, она и не думала раскаиваться и совсем не была похожа на сумашедшую.

— Мартин не уживается с детьми, — сказала она, перекладывая Чарли от одной груди к другой. Я заметила, что он сосет грудь уже не так радостно и жадно, как раньше. — Он всегда возвращается домой не вовремя, мне постоянно приходится отвлекаться на стирку его рубашек, на его еду.

— Но что-то из этого можно поручить Линде?

Она некоторое время размышляла над моими словами. Но потом ее лицо приняло такое восторженное выражение, что я не узнала Пейдж.

— Он мешает мне полностью сосредоточиться на детях.

Я покачала головой. Пейдж была не в себе.

— Когда ты последний раз была у доктора?

— В этом нет необходимости, — она посмотрела на своего сына, лениво сосущего грудь. — Мамочка в порядке, правда? У нас все хорошо.

— Ты должна сходить к врачу, — сказала я.

В тихой хорошо организованной кухне слышалось только гудение стиральной и посудомоечной машин. Наверху близнецы вяло переговаривались с Джексоном и Ларой. Было только 4.00 субботнего дня, но стол уже был накрыт для детского ужина в 6.00 и таймер печи установлен на 5.30.

Выпрямившись неестественно прямо, я сложила руки на коленях.

— Очевидно, я не могу считаться большим авторитетом в области сохранения брака.

— Очевидно, — ответила Пейдж грубо.

— Но все же, Пейдж. Я кое-что знаю о жизни в браке.

— Знаешь что?

— Как внушить себе, что делаешь все правильно.

Чарли откинул голову назад и сосок выскочил у него изо рта.

— О, смотрите, — воскликнула Пейдж. — У нас болит губа. Мой бедный малыш. — Она уткнулась носом ему в щеку в приступе страстной нежности. — Мамочка тебе поможет.

Я не часто думала о своей матери и могу с уверенность сказать, что пока она была жива, моя мать не часто думала обо мне с истинно материнским чувством. Во-первых, онка всегда слишком уставала, зарабатывая нам на жизнь после того, как отец покинул нас. Во-вторых, она не любила меня. Так что многие из своих проблем я вынесла через порог ее дома, если верить руководству самопомощи, утверждавшему, что матери закладывают фундамент нашей жизни. Пока она была жива, я делал вид, будто она умерла. Когда она умерла, я на некоторое время сделала вид, что ее вообще не существовало.

— Послушай меня, Пейдж. — Пейдж не отводила глаз от Чарли. Я встала и выхватила бедного Чарли из ее рук. Он был такой плотный и тяжеленький и пах полуперевареным молоком. Он запротестовал против моего внезапного вторжения, но мне было все равно. — Ты выслушаешь меня. Очень легко считать себя во всем правой. Да, раньше я говорила себе: «Роуз настолько самодовольна. Она не заботиться о Натане так, как ему нужно. Она сама будет виновата в том, что потеряет его. Такая безответственная женщина как Роуз не заслуживает такого мужа как Натан». В конце концов, я почувствовала своим долгом спасти Натан от Роуз.

— И тебе это удалось. Ну и что?

— Ты прожла почку невозврата, Пейдж. Мы можем убедить себя в чем угодно. Вот беда нашего разума. Он слишком гибкий.

Пейдж встала и протянула руки к Чарли:

— Отдай мне моего сына, — приказала она. — Ему нужна я.

Я прижала Чарли к себе.

— Ты что, искренне считаешь, что детям будет лучше без Мартина?

— Кто бы говорил.

— Феликс с Лукасом ужасно страдают.

Пейдж удалось вырвать Чарли у меня.

— Я ценю твою заботу, Минти, — она отвернулась. — Но я бы предпочла, чтобы ты не вмешивалась.


— Не думай, что если я была далеко, то совсем забыла о тебе, — сказала Гизелла. — Я хочу знать все. Сначала ты возненавидишь меня за назойливость, но потом будешь благодарна.

Гизелла месяц была на юге Франции, но по возвращении она сразу позвонила мне и пригласила на обед. Я отправилась встряхнуться из офиса «Передокс» на машине «Вистемакс», что, собственно, и не собиралась скрывать от Деби и Ко. Гизелла сидела в салоне. Она была оживленной и загорелой и тепло расцеловалась со мной.

— Я надеюсь, что ты не даешь спуску Тео, — продолжала она. — Если вы будете слишком сговорчивы, юристы пустят дело на самотек.

Автомобиль, тихо урча, катил в сторону Кенсингтона. Я отчиталась о своей финансово-правовой ситуации, а потом спросила:

— Тебе кто-нибудь помогал, Гизелла, когда ты сама была в подобной ситуации?

Она поколебалась:

— Иногда… Ну, Маркус кое-что делал. Он неплохо разбирается в такого рода вещах.

— На самом деле, наследство не самая большая моя забота. Вот мальчики… Они скучают по Натану.

Она посмотрела на свои руки, элегантно лежащие на коленях.

— Понимаю, это ужасно.

— Иногда их печаль слишком велика, чтобы ее вынести. Они собрались идти к нему на днях. Даже собрали рюкзаки в дорогу.

Несколько разных выражений промелькнули на гладком лице Гизеллы.

Наконец она сказала:

— Это придется пережить. — Она открыла сумочку и достала записную книжку. — Сейчас мне нужен твой совет. Вернее, я собираюсь вступить с тобой в переговоры и предложить тебе взятку.

— Предполагаю, дело в Маркусе?

— В некотором роде все мои дела касаются Маркуса. Я пыталась ограничить его присутствие в моей жизни, но это оказалось невозможным. Он как бы… всегда со мной.

— Потому что ты сама хочешь, чтобы он был в твоей жизни, — напомнила я.

— Думаю, да.

Машина притормозила перед светофором. Мысль о том, что Гизелла собирается подкупить меня дорогой едой, вызвала во мне легкую тошноту.

— Гизелла, я не голодна. Я, кажется, совсем потеряла аппетит.

— Это не удивительно. Но посмотри на ситуацию с другой стороны. Многие женщины готовы убить за потерю аппетита. На самом деле я хочу как можно скорее отправиться с тобой в Клер Мэнор побаловать себя на несколько дней. Удовольствие оплачиваю я, за это тебе придется выслушивать все о моих проблемах, позабыв про свои.

Я благодарно коснулась ее локтя. Это было бы прекрасно. Тут я услышала свой голос:

— Немного рано для меня. Я еще не готова оставить мальчиков. Не думаю, что могу так поступить с ними.

Ясные улыбчивые глаза Гизеллы сверкнули сталью:

— Конечно, можешь, Минти.

Я сменила тактику:

— Я не могу себе этого позволить, Гизелла, — это было правдой.

— Я же сказала, что оплачу все сама.

— Я не могу уйти в отпуск ни на секунду. «Парадокс» только и ждет предлога, чтобы избавиться от меня теперь, когда я почти беззащитна.

— Это правда?

Я подумала о Крисе Шарпе и его амбициях.

— Думаю, да. Или, вернее, я не хочу давать им повод об этом задуматься.

— Конечно. Я тебя понимаю. Мы поедем на выходные.

Автомобиль плавно остановился у ресторана, она повернулась ко мне.

— Ты плохо выглядишь, Минти. Такая печальная и бледная. Это плохо скажется на твоей работе. Ты должна позволить себе пару выходных. Это самоее меньшее, что ты должна для себя сделать. — Она пожала мою руку. — Сделка?

— Я должна договориться с Евой и все такое. Я не могу просто взять и сказать «да», как… как в старые времена.

В ее глазах горел огонек нетерпения.

— Но я не приму отказа.

В этот вечер перед сном я заставила себя сесть перед зеркалом. Глазам и волосам не хватало блеска. Больше всего меня беспокоили глаза. Совершенно безжизненные.