Я плохо спала. Холод проникал в меня и я искала, где мне согреться. Мое тело казалось мне оболочкой для гулкой пустоты. Я понимала, что люди осуждают меня, но пыталась понять, за что именно. Натан рядом со мной дышал глубоко и немного прерывисто — расплата за плотный ужин и хорошее вино. Я погладила его по щеке, прикосновение было легким, как паутинка. Он вздрогнул и отодвинулся. Моя рука упала на подушку.

Около 4.30 я выскользнула из постели и прошла на кухню сделать себе кружку мятного чая. Поднявшись наверх, я приоткрыла дверь в спальню близнецов и просунула голову внутрь. Феликс раскинулся на спине, шумно сопя носом. Лукас свернулся клубочком, и я могла бы разглядеть его позвоночник под пижамой. Сладкий, невинный сон. Я никогда не могла так спать.

Прижимая к себе чай, я поднялась еще на один лестничный пролет. Близнецы занимали небольшую спальню рядом с комнатой Евы. Выше находилась еще одна комната, рассчитанная только на одного человека, поскольку я не хотела поощрять гостей. Кровать стояла у стены, над ней висела картина с белами розами в оловянной вазе. Натан особенно любил ее, но я не понимала почему. Я не часто заходила сюда, но после того, как мы построили новую ванную комнату, Натан стал использовать шкаф для своей одежды. Его отглаженные рубашки стопкой лежали на кровати. Я взяла их и стала укладывать на полку. Когда я закончила, мои пальцы наткнулись на твердый предмет. Это была старая записная книжка в черном переплете, стянутая круглой резинкой. Я сняла ее и раскрыла книжку наугад. Страницы были исписаны почерком Натана с характерным наклоном влево. Деловые заметки? Финансовые расчеты? Натан был весьма бережлив и аккуратен со своими деньгами. Личные записи?

Конечно, они были личными. Я уселась на покрывало и обхватила руками кружку, чувствуя, как струйки тепла растапливают холод внутри меня. Я допила чай, прежде чем взять книжку и начать читать. Это был своего рода дневник, и начат он был вскоре после того, как мы поженились.

«5 января: Минти злится».

Возможно, для моего гнева были причины, но они забылись. Из-за чего я могла злиться? Правда, меня раздражали его вещи. Вещи его жены. Привычка Натана оставлять запонки в грязных рубашках. Пятна на его брюках, о которых он забывал мне сказать. Его неспособность объяснить мне, что он хочет в подарок на Рождество или день рождения. Я пролистала несколько страниц.

«17 марта: Рождение Феликса и Лукаса. Они красавцы. Минти чувствует себя хорошо».

Разве? Я ненавидела свою беременность.

— Посмотрите на своих детей, — проворковала акушерка, приглашая меня взглянуть на двух маленьких лягушат в пластиковом инкубаторе.

Точно помню, как удивлена я была собственной реакции. Я ожидала всплеска радости, водоворота счастья, но не почувствовала ничего. Ничего, кроме боли от шва после кесарева сечения.

«20 июля: Близнецы растут. Мы измучены. Что я могу сделать, чтобы помочь Минти? Чем могу облегчить ее жизнь?».

Если бы он спросил, я бы сказала ему. Он помог бы мне почувствовать нежность, физическую связь с моими младенцами, которая ускользала от меня. Это сделало бы мою жизнь легче. Я пролистала вперед.

«6 июня (два года назад): Я все бы сейчас отдал за ту тропинку в скалах над Прияком, запах соли и ветер в лицо. За исцеление одиночеством».

Затем я прочитала:

«21 февраля (этого года): Разочарование в себе является неизбежным фактом жизни. Надо с этим смириться».

Я оторвалась от записей и посмотрела за окно в предрассветную тьму. Что мне делать с этим открытием? Я чувствовала раздражение в явлении скрытой внутренней жизни Натана и его попыток судить нашу жизнь. Я понимала, что должна добиться невозможного, проникнуть в лабиринт сознания Натана, но чувствовала, что только зря потрачу силы.

«30 октября (этого года): Я читал, что у большинства людей есть тайное горе. Думаю, это правда».

Я не хотела признавать тайное горе Натана. Его существование, его признание в письменной форме указывало на неудачи и тяжкие раны. Словно он вынес приговор нелепости наших попыток быть счастливыми и зафиксировал наше поражение.

Это была честная сделка. Я увидела Натана и взяла его. Он так много говорил о «новых начинаниях», «свободе», «выходе из тупика», что сделал наши отношения такими многообещающими. Роуз поплакала, погоревала и наконец ушла, оставив меня ухаживать за домом и рожать новых детей Натану. Раньше я знала условия сделки между Натаном и мной: воспитание детей и работа по дому. Но Натан сделал ужасную ошибку в своих расчетах. Он, возможно, выбрался из одной ловушки, но прыгнул прямиком в другую.

Я захлопнула книжку и заметила небольшой листок в кармашке на задней стороне обложки. Я вытащила его и развернула. Это была схема разбивки небольшого сада — десять метров на пятнадцать; компас в углу указывал ориентацию участка — юго-запад. Стрелка указывала на линию деревьев, делившую площадку пополам: «Оливы». Другие стрелки указывали: «Гибискус, фикус, вербена…». В нижней части схемы слова: «Подъем… дорожка… отдых…». В верхней части было нацарапано карандашом: «Вот он. Что ты думаешь? Почему бы тебе не обсудить это с Минти?»

Это был почерк Роуз.

В спальне на первом этаже Натан спал на спине. Он забормотал во сне, когда я вернулась в постель и толкнула его:

— Подвинься, Натан.

После пары секунд его протесты затихли и я прижалась к телу моего мужа, хотя сердилась на него, как никогда раньше, и мой гнев был пронизан тайной скорбью.

Глава 3

Ровно в 9.15 я ясной головой и свежевымытыми волосами, еще пахнувшими миндальным шампунем я прошла по Шеперд Буш Роуд мимо двух пабов — давно неремонтированных и запущенных, когда-то собиравших под своей крышей ирландцев, а сегодня переживающих второе рождение в качестве гастропабов; затем мимо еще недавно зеленого парка. «Шеперд Буш — ворота в новый мир» — прочитала я надпись на кирпичной стене.

Этот лозунг когда-то принадлежал Британскому Провинциальному Страховому Обществу. Но сейчас оно работает из Бомбея, и здание стало домом для семи начинающих компаний. Их объединяет общая стойка регистрации, кофе и разговоры на лестничных клетках.

Некоторые вещи вечны, хотя совсем не те, что я предполагала. Синтетическое ковровое покрытие, запах пластика и бумаги в офисах не меняется никогда. Тем не менее я никогда не была так счастлива вдохнуть его полной грудью, как после трехлетнего пребывания дома с близнецами. Эти запахи заставляли мой пульс биться быстрее. Ответ Натана, к моему возмущению, был довольно кислым. Работа в офисе, он ткнул пальцем в пространство для убедительности своих слов, разобщает семью. Можно подумать, это я, а не он, работала с восьми до восьми по пять дней в неделю, а не каких-то несчастных три дня, которые я с таким трудом у него вымолила.

«Парадокс пикчерз» была одной из небольших независимых телевизионных компаний, обосновавшихся в Шеперд Буш. Грязь, дешевая аренда и близость к BBC и Channel 4, как по секрету сказал мне Барри, когда проводил собеседование за обедом в «Бальзаке». В своем резюме я упомянула, что мы оба в свое время были членами одного студенческого общества в университете Лидса, что, вероятно, добавило мне очков перед другими кандидатами. Он оглядел переполненный зал:

— Я бы сказал, что большая часть BBC сидит сейчас здесь над своими тарелками. А меня уволили оттуда, я был непослушным мальчиком.

Он решил предаться воспоминаниям:

— Мама с тетушкой так переживали, что я на некоторое время сбежал в Штаты и работал на бирже. Когда я вернулся, как раз был принят указ Тэтчер для BBC использовать независимые телекомпании. Тогда же я встретил Люси. — Он поднял обе руки ладонями ко мне. — И вот не стало непослушного мальчика.

В течение небольшой паузы мы пили вино и мысленно оплакивали непослушных мальчиков и заодно непослушных девочек. Потом Барри перешел к делу:

— Мне нужны новые идеи. И чем более странные, тем лучше. Нам нужно завоевать молодежную аудиторию. Мы должны быть интерактивными. Мне нужен человек, знающий провинцию.

Мне понравилась идея, что я могу сойти за эксперта по привинции.

— Мой муж, — сказала я, — исполнительный директор «Вистемакс». Мы все отпуска проводим в провинции.

Это тоже было принято к сведению.

Итак, три дня в неделю я встречалась с журналистами, авторами и их агентами, отслеживала юбилеи и крупные мероприятия. Я смотрела телевизор, слушала радио, читала книги, журналы, газеты. Я довольно быстро узнала, что идеи стоят по десять пенни пучок, и какой путь надо пробить через тернии для их реализации. Идеи носились в офисе над нашими головами, но только ничтожная их часть возносилась к свету.

Однако, теперь, когда кто-нибудь спрашивал, чем я занимаюсь, я отвечала: «Я заместитель начальника отдела развития в «Парадокс Пикчарз»». Это звучало длинновато, но лучше, чем «сижу дома с детьми».

— Доброе утро, — сказал Сирил, регистратор, который знал четыре языка и носил джинсы и тапочки на резиновой подошве.

Одной рукой он ел хлопья из миски, а другой сортировал почту. Сценарий, который он пытался писать в свободное время, мерцал у него на экране. Материалом для него была собственная жизнь Сирила в телекомпании.

— Доброе утро, — повторила я, взяла стопку газет и прошла к своему месту.

Я бросила газеты на стол, намереваясь прочитать их позже. По пятницам у нас проводилось что-то вроде творческого совещания, и, вооруженная папкой, я отправилась в переговорную. Она представляла из себя продолговатую коробку с искусственным освещением и кофе-машиной. От его запаха у меня запершило в горле. Барри уже был на месте и выглядел решительно настроенным в светлом костюме с черной рубашкой. Деб, нынешний начальник отдела развития так же смотрелась по-боевому в своих брюках и джинсовой куртке и фиксировала каждое его движение.

— Ты кажешься немного бледной, — Барри поднял глаза от огромного ежедневника, который он предпочитал электронным дневникам.

Он жаловался, что из-за него уже накачал чебе предплечья, как у теннисиста, но ничего не поделаешь, в душе он старомодный парень.

Я уселась рядом с Деб.

— Слегка волнуюсь.

Барри улыбнулся мне через голову Деб. Он был жестким боссом, но хорошим человеком, не позволявшим рабочим неурядицам испортить себе характер.

— Она дает званые обеды, она жена и мать, она хорошо выглядит, да еще и читает быстрее компьютера.

Из его слов я сделала вывод, что он почерпнул кое-что для себя вчера за нашим столом. И все-таки, в его словах был крошечный намек на то, что нам не дадут расслабиться. Барри требовал от своих сотрудников по фунту плоти ежедневно.

Это все не сложно, когда знаешь, как, Барри. Спроси у Люси, — ответила я, прохладно улыбнувшись.

Первая идея была почерпнута из книги об исчезающих сельских ремеслах.

— Хорошо бы сделать цикл передач (за них из телекомпании можно выжать больше денег). Можно добавить документальные видеоматериалы из архивов (лучше черно-белые для достоверности).

Я привела в пример бизнес по производству корзин в Сомерсете. Из поколения в поколение семья Брутон передавала опыт и навыки от отца к сыну (и никогда дочерям). Корзины Брутонов служили своим владельцам всю жизнь, что, возможно, ограничивало их рынок сбыта, но это компенсировалось успешными продажами их ивовых гробов. Слова Джона Брутона были весьма поэтичны: «Моя работа — моя жизнь. Они неразрывно связаны друг с другом и с этими речными берегами, где растут ивы». Я написала на полях проект названия: «От колыбели до могилы».

Барри не клюнул на приманку.

— Звучит по-местечковому. Мы можем получить кое-какие средства от местных телеканалов, но не заинтересуем международные. Что еще?

— «Женщины в период между войнами: потерянное поколение», — домашнее задание было сделано добросовестно. — В 1921 году в Англии было 19 803 022 женщины, из них 9,5 миллионов детородного возраста. Мужчин 18 082 220 человек, из которых в брачном возрасте менее 8,5 миллионов. Таким образом, женщины могли найти себе применение только в качестве наемных работников на различных производствах, что вело к депрессиям, низкой самооценке, бедности и эмиграции. — Я посмотрела на Барии. — Это был ужасный коллективный опыт потери. Потери надежд, идеалов, не говоря уже об обеспеченном будущем.

Барри пожал плечами:

— Может быть. Кому бы ты это предложила?

Бен Прайс на историческом канале планирует двухнедельную серию о Первой мировой войне. Он говорит, что все объелись нацистскими историями, и требуется новый материал. Но главной целью должен быть Channel 4.

Барри повернулся к Деб.

— Выпьем кофе.

Я понимала, что он взял паузу для размышления и продолжала: