Я смотрела на фигуру в постели. Теплая мирная атмосфера была нарушена.

— Ты делаешь мне больно, Натан. — Он выпустил мою руку. — Не кажется ли тебе, что Феликс должен узнать, что мир не справедлив?

— В пять лет, Минти? Где твое милосердие?

— Ему почти шесть, — услышала я свой голос.

Феликс был младше на десять минут. Это было пустяком, почти ничем. Но эти десять минут давали Лукасу больше преимуществ в борьбе за первенство.

— Итак, что ты собираешься сделать, Натан? Скажешь Лукасу, что он не будет волхвом?

— Если я когда-нибудь увижу эту женщину, я сверну ей шею.

— За что, интересно? Она делает свою работу.

Последовало долгое молчание и Натан тихо сказал:

— Ну, дети могут рассчитывать на своих матерей.

Это было жестоко.

— Я смотрю на эти вещи иначе, Натан. — Я взяла поднос и собиралась выйти из комнаты. — Кстати, о помощи и поддержке: ты пойдешь на спектакль?

Натан потер мочку уха, он казался теперь таким усталым, что немного напугал меня. Ему было всего пятьдесят пять.

— Пятница — тяжелый день. Планируется большая встреча, но я поговорю с Роджером.

У меня упало сердце.

— В самом деле, Натан, я не уверена, что это хорошая идея. Не стоит обращаться к Роджеру, поверь мне. Просто не надо!

— Что это значит? — резко спросил он.

— Ничего, просто интуиция.

— Хм, сказал он, — ваша интуиция просто пустой звук. — Он беспокойно заерзал, и аккуратная кровать превратилась в ворох смятых простыней. — Ты думаешь, я выхожу в расход?

— Я этого не говорила.

— Но ты так думаешь.

Я подумала, а как Роуз отнеслась бы к этому? Мысль о крушении карьеры Натана обдала меня холодом. Я знала, что не смогу бороться с неопределенностью его жизни. Вместо этого я сказала:

— Выпьешь кофе или чаю?

— Больше не могу пить кофе по вечерам. — Он отодвинул поднос в сторону. — Вернись, Минти.

Что-то в нем от прежнего Натана заставляло меня таять, я опустилась на колени рядом с кроватью и положила голову ему на грудь. Он гладил меня по волосам. В нашей истории не было времени для постепенного сближения и ухаживаний. Не было неторопливых ужинов с вином. Не было поездок в зоопарк. Я просто послала ему сообщение: «Я хочу тебя». Натан появился в моей квартире и перешел прямо к делу: «Я хочу спать с тобой». Он дрожал, и я была поражена той разницей между человеком, которого я видела на работе в офисе, и тем, кто стоял сейчас передо мной. Это тронуло меня и наполнило желанием.

Спать с Натаном было легко. Все остальное — вот что было трудно.

— Как нам удается настолько не понимать друг друга? — спросил он.

Его пальцы переместились на мое лицо, поглаживая щеку и шею. Враждебность и разногласия отступили. Вместо этого были тепло и мир. Я пожелала этим драгоценным минутам приходить как можно чаще, успокаивая и объединяя нас в течение многих часов, дней и лет.

Рождественский спектакль прошел и был забыт, приближалось Рождество, я изнемогала среди списков. Был список подарков, еще один для продуктов и меню, еще один для встреч и развлечений.

Первая строчка в списке «Мероприятия»: «Сэм и Джилли у нас?». Она была зачеркнута и заменена на: «Воскресенье перед Рождеством у Сэма и Джилли». Когда я позвонила Джилли, чтобы пригласить их на Рождество к нам, она ответила, что ужасно жаль, но они договорились остаться в Бате. Когда я предположила, что мы можем присоединиться к ним, Джилли смутилась: «Не то, что мы вам не рады, конечно нет, Минти. Но у нас будет много народу. Приедут Поппи с Ричардом, мои родители и… Роуз тоже будет».

Мы договорились, что мы с Натаном и мальчишками приедем к ним в последнее воскресенье перед Рождеством и организуем отдельную встречу с Поппи и Ричардом. Правда Поппи попыталась вставить палки в колеса: «Не могли бы вы приехать к нам в воскресенье перед Рождеством? В противном случае у нас с Ричардом не будет шанса увидеть вас на Рождество, потому что на День подарков мы поедем к его родителям». Я объяснила, что мы собрались в Бат. «Ну что ж, — сказала Поппи без особого сожаления, — мы заскочим к вам в канун Рождества по дороге к Сэму».

Мы поехали к Сэму и Джилли под проливным дождем и прибыли минута в минуту к 1.00. Джилли приветствовала нас у двери в старых джинсах и мешковатом свитере. Это поставило нас в неудобное положение. Натан был в костюме, а я в своем зеленом платье и сапогах на шпильках. Я даже настояла, чтобы Натан остановился у заправки с туалетом, и мальчики были умыты, причесаны и опрятны.

— Боже! — сказала Джилли. — Как глупо получилось! — Она провела нас на кухню, где Сэм сидел в такой же неопрятной одежде, положив ноги на стол. — Вот и они, — пропела она, послав мужу взгляд, ясно говоривший: «Мы попались».

На обед были гамбургеры для детей и рагу для взрослых.

— Я думала, — сказала Джилли после молчаливого обмена взглядами с Сэмом, — приготовить что-нибудь особенное. Но подготовка к Рождеству отнимает все время. Вы же знаете, как это бывает?

Нет, я не знала, подумала я, возмущенная их пренебрежением. У меня бы на столе стоял фаршированный гусь и круглые овсяные лепешки на серебряном блюде, свечи и золотые ленты украшали бы мой стол. Натан нагнулся и поднял вилку, которую Фрида, дочь Сэма, уронила на пол.

— Все прекрасно, — тихо сказал он. — Не нужно беспокоиться.

Джилли села и посмотрела в свою тарелку:

— Главное, что мы все встретились.

— Безусловно, — сказал Сэм.

На обратном пути в машине я сказала Натану:

— Они решили не утруждаться ради нас.

Натан пристально смотрел на дорогу.

— Конечно, тучного тельца не заклали, — слегка пошутил он, но губы его были плотно сжаты.

В канун Рождества Поппи и Ричард прибыли в своем автомобиле, заполненном подарками и багажом. Шел сильный дождь и Поппи, встряхивая мокрые волосы в коридоре, требовательно спрашивала:

— Где же елка? Она всегда была в столовой?

Я объяснила ей, что в этом году для разнообразия елку поставили в гостиной.

— Ах, какая жалость. — Она бросила пальто на стул и пронеслась мимо меня. — Папа, ты где? — Она обняла Натана. — Давно не виделись, целую вечность. Как дела? — Потом она бросилась целовать Феликса. — Вы были хорошими мальчиками? Нет? Я так и думала. Тогда подарков не будет.

Феликс не поднимал страдающих глаз, и Поппи опустилась на колени перед ним.

— Дорогой, не смотри так. Конечно, у меня есть подарок для тебя. Большой!

— Правда большой? — спросил Феликс подозрительно.

Поппи изобразила в воздухе квадрат.

— Да, это большой, — Феликс слегка успокоился и пошел сказать брату.

Поппи изящно поднялась на ноги.

— Какой же он сладкий. — Она повернулась к Натану. — Мы буквально на полчасика. Иначе опоздаем на ужин к Сэму.

— О, нет, — сказал Натан. — Я думал, вы у нас посидите некоторое время.

— Давайте перекусим, — сказала я.

В столовой я накрыла стол ослепительно-белой скатертью и выставила тарелку бутербродов с огурцами (Рецепт: вскитятить полстакана воды с коричневым сахаром, добавить уксус и замочить ломтики огурцов на несколько часов), еще были крошечные колбаски, обжаренные в меду с горчицей, пицца для мальчиков и рождественский торт (спасибо «Сэлфриджу»[5]) с крошечными лыжниками и даже блестящим подъемником на нем.

Ричард был добрее и даже съел два бутерброда. Лукас взобрался на стул, напряженно глядя на торт. Натан взял его на руки и посадил к себе на колени.

— Держитесь, молодой человек. Сейчас мы его будем резать. Поппи обратилась ко мне вполголоса:

— Джилли рассказала, как неловко получилось, когда вы приехали их навестить. Она волновалась, что вы могли обидеться из-за их безалаберности. Я сказала, что, конечно, вы не обиделись бы. Вы прекрасно знаете, что им надо готовиться к Рождеству.

Она замолчала, глядя в пустую тарелку перед собой и, словно в качестве большого одолжения, сказала:

— Пожалуй, я съем один бутерброд. На самом деле Джилли не о чем беспокоиться. Мама возьмет на себя приготовление обеда. Она делает это так блестяще.

Я украдкой взглянула на Натана. Он все еще прижимал к себе Лукаса и разговаривал с Ричардом, но я заметила его настороженный взгляд. Не так часто я чувствовала потребность защищать его, но слова Поппи вызвали новую волну ярости. Натан был ранен, и эти женщины — его невестка и дочь — снова и снова причиняли ему боль.

Запись в списке «Мероприятия»: «пункт 7. Рождество. Жареный картофель по-турецки, рождественский пудинг на 4».

Глава 6

По дороге на работу я встретила Мартина Херли. Было утро январского понедельника, очень холодное, и я еще не вполне оправилась от Рождества. Несмотря на большой и явно тяжелый портфель Мартин казался непривычно беззаботным. Мы остановились поболтать перед палисадником миссис Остин, где мороз украсил инеем вазоны и коробки из под йогурта, что стояли у нее на подоконнике.

Миссис Остин была фанатичным садовником, но так как она жила на первом этаже многоквартирного дома, ей не хватало пространства для удовлетворения своей страсти. Этот пробел в своей жизни она восполняла жадным любопытством к чужим отношениям, сдабривая их соими острыми и едкими комментариями. Как по команде она появилась в окне.

— Ты сегодня изменяешь себе, не так ли? — Сказала я. Обычно я видела Мартина, восседающего в машине с шофером.

— Для разнообразия, — он сделал озорное лицо. — В самом деле, чувствую себя так, словно сбежал из школы. Сегодня у нас большая встреча, а мне хочется отправиться в самоволку по городу.

Я улыбнулась. Мы оба знали, что Мартин не пропустит свою встречу ни за какие мирские соблазны. Его встречи (чем многочисленнее, тем лучше) ратифицировали его профессиональное существование.

— Попробуй прокатиться куда-нибудь до Илинга или Эно[6] в метро в час пик. Через две секунды запросишься обратно в свой автомобиль. Уж поверь мне.

— Я тебе верю, — сказал он с неожиданно милой улыбкой.

Неправильно было бы воспринимать Мартина, как зашоренного карьериста, бегающего по заседаниям. Он был доброжелательным и во многих отношениях щедрым человеком. Щедрым даже на деньги. Кроме того, он хорошо относился к своей жене, которую вытерпел бы не каждый муж. Время от времени, когда мы с Натаном бывали у Херли, я замечал, как Мартин внимательно наблюдает за Пейдж. В этом проявлялась его привычка обращать внимание на мелкие детали, которая принесла ему такой успех в работе.

Наблюдение через окно не давало достаточно информации, и миссис Остин появилась на крыльце, не желая упустить ничего из этого уличного представления. Я помахала ей рукой.

— Пейдж в порядке? — спросила я Мартина.

— Когда как. Беременность очень специфичное дело. Севсем не то, что мы ожидаем.

— Ждешь с нетерпением третьего наследника?

Мартин ответил не сразу, а когда он это сделал, немного напугал меня:

— Это все усложняет. Жизнь, я имею ввиду.

— Ты меня беспокоишь. Звучит слишком загадочно для утра понедельника, Мартин.

— Я сам себя чувствую загадочно, Минти. Не бери в голову. До встречи. — он поцеловал меня в щеку. — Увидимся.

Он поднял свой портфель в занк приветствия бдительной миссис Остин, и мы разошлись каждый в свою сторону.

Зажатая меду телами в переполненном вагоне, я размышляла о Пейдж и Мартине. «Я практически единственная мать в цивилизованном мире, ставящая своих детей превыше всего». Пожалуй, Пейдж не шутила.

«Вокруг слишком много одиночек. Если мы будем продолжать в том же духе, то коренное население Запада вымрет. Посмотри на Италию, посмотри на Германию. На всех этих чайлд-фри». В своем рвении Пейдж доходила до яростного экстаза, как миссионер, проповедующий язычникам. Тем не менее, было что-то обнадеживающее в ее прямолинейности, не признающей никаких «но» и «если», позволяющих уклоняться от требований норм и правил.

Барри сам зашел в мой кабинет, но его приветствие было резким:

— Ну, что у тебя?

Я выругалась про себя и покраснела: я опоздала на двадцать минут.

— Извини, Барри, телефон.

Он взглянул на свой роллекс.

— Ты можешь поговорить позже.

Он бросился в кресло.

— У меня сегодня сложный день. Мы должны получить зеленый свет для фильма о СПИДе, так что держите за меня кулаки.

Он был одет в темно-синий костюм от Армани и красный галстук, что означало действительно важную встречу и, вероятно, объясняло его резкость. От него пахло лосьоном для бритья и немного кларетом после вчерашнего ужина. Он снова взглянул на часы.

— У меня есть пять минут, и я готов потратить их на тебя.