У него были благородные побуждения. Но как-то незаметно его тело забыло об утешении и возжелало совокупления. Он был в полной готовности, так же как Мейджер на прошлой неделе, когда у соседей напротив загуляла колли. Вот черт, и он сам был в таком же состоянии! Он читал насчет ферментов, которые выделяют животные. Маринины ферменты звали его явственно и громко.

Может быть, она, так же как и он, истосковалась по простому поцелую? По теплоте другого тела? По мгновенной удовлетворенности и сладкому расслаблению, которые наступают после секса? Оба они одиноки. Возможно, ее привлекут отношения, которые не связывают, не требуют эмоций, отношения, которые принесли бы утешение им обоим…

Это твои безумные мечты, Брэдфорд. Ему тут же стало стыдно за подобные мысли. Дженни расправилась со своим куском торта, когда он отогнал от себя эротические размышления. Он положил видеокамеру и взял фотоаппарат, чтобы снять, какими глазами смотрит Дженни, как Элен и Марина раскладывают на столе груду подарков.

— Посмотри, сокровище мое, вот подарок от бабушки. — Элен положила один пакет перед Дженни. Это было довольно трудно — заставить Дженни развернуть все подарки. Как только появлялась очередная игрушка, она хотела в нее играть. И чтобы уговорить малышку отложить ее в сторону и развернуть другую игрушку, надо было обладать ангельским терпением. Посмотрев на ворох подарков, Бен понял, что немножко перестарался.

Марина все это делала с большим успехом. Она незаметно уговаривала Дженни, зная, когда надо остановиться, чтобы та не заартачилась. Бен готов был поклясться, что у нее есть дети.

А может, были. От этой мысли кровь застыла у него в жилах. Она сказала только, что потеряла мужа. Он никогда не предполагал, что у нее могут быть дети. А если она потеряла ребенка, то вряд ли станет говорить с ним об этом. Было ужасно потерять Кэрри. А что, если бы Дженни тоже сбил тот грузовик? Он десятки раз представлял себе такие кошмары. И знал, что если бы потерял Дженни, то не стал бы рассказывать об этом малознакомому человеку.

— Такое впечатление, что вы умеете обращаться с детьми. — Замечание Элен настолько совпадало с его мыслями, что он вздрогнул.

Но Марина улыбнулась.

— Я люблю детей. — Это было все, что она сказала.

— У вас есть племянники или племянницы? — Его мать была настойчива, если не сказать больше.

— Нет. — Марина завела металлическим ключиком прыгающую лягушку и поставила ее перед Дженни. — Но мы с сестрой держим магазин детских книг и игрушек, который называется «Детский городок». К нам приходит множество детей всех возрастов. Некоторые семьи бывают так часто, что я уже знаю их детей по именам.

— «Детский городок»… Это на Даунингтон-плаза?

Когда Марина утвердительно кивнула, Элен серьезно продолжила:

— Я там была. У вас чудесный выбор. Меня очень порадовало качество ваших игрушек.

— Спасибо. Мы продаем игрушки, в которые можно долго играть и которые развивают воображение. На полках других детских магазинов сегодня много игрушек, работающих на батарейках и выполняющих только одну функцию. — Марина печально улыбнулась. — Извините. Я люблю поговорить на эту тему. Хотя игрушками в основном занимается моя сестра Джилиан. А я — детской литературой.

Пока Марина говорила, Бен снова посмотрел на подарки, которые она принесла Дженни. Антология детской поэзии была проиллюстрирована художником, чье имя было известно даже ему. Он знал, что Дженни понравятся плавные рифмы. Во втором пакете находился маленький игрушечный белый кролик, по размеру идеально подходящий двухлетнему ребенку. Как раз сейчас этот кролик удостоился чести быть Лучшим Подарком вечера — Дженни прижимала его к груди. В третьем пакете был игрушечный домик. Все куклы и мебель внутри домика были сделаны из мягкого материала. С такой игрушкой Дженни тоже не захотела бы расстаться.

Марина явно любит свою работу. Он испытал неотступное чувство… разочарования? Она так напоминала Кэрри по своим склонностям к домашним делам, что он сначала предположил, что она нигде не работает. Он не хотел задумываться, почему это его беспокоит.

— Работа, кажется, отнимает у вас много времени, — сказал он, видя, что она наблюдает за ним. Он как бы смирился, даже если она поняла, о чем он думает.

— Мне нравится. До недавних пор я задерживалась в магазине гораздо дольше… — Она поколебалась, затем добавила:

— Я люблю домашний уют и работу по дому. Но мне легче, когда вокруг люди.

Он хотел заговорить, но Элен опередила его. Наклонившись над столом, она накрыла ладонью руку Марины и сказала:

— Я восхищаюсь вами, дорогая. Я знаю, что значит в молодые годы потерять мужа. Требуется большая сила духа, чтобы не поддаться одиночеству.

Бен был поражен. Когда он упомянул, что пригласил на день рождения Дженни новую соседку, его мать отнеслась к этому почти враждебно. Он знал, что она любила Кэрри и потому не хотела, чтобы от одиночества он женился на первой встречной.

Марина повернула руку ладонью вверх и пожала руку Элен.

— Для вас с маленьким ребенком на руках это, должно быть, еще труднее. Я восторгаюсь вами и Беном. В моих же заботах нуждаются только собака и кошка. — Высвободив руку, она взглянула на часы. — Мне надо бежать. Лакки должна оправдывать свою кличку, и я не хочу, чтобы с ней произошло несчастье.

Бен поднялся вместе с ней.

— Спасибо, что пришли. Дженни будет рада снова увидеть вас.

— Она прелесть. Я очень благодарна вам за приглашение.

— Кажется, наша новорожденная еле держится на ногах. — Элен указала на малышку, которая перелистывала подаренную Мариной книгу. Глаза ее закрывались и головка наклонилась, хотя она пыталась бороться со сном. — Давай я уложу ее спать, а ты проводи Марину домой, хорошо?

Бен снова удивился: его мать практически толкает его в объятия соседки! Он вообще не собирался провожать Марину. Она его слишком… тревожила. Но он кивнул, не зная, как выйти из этой ситуации, не показавшись грубым.

— Спасибо. Я скоро вернусь.

Пока Бен закрывал за собой дверь, Марина позвякивала своими ключами. Она поколебалась, затем повернулась к нему лицом.

— Вечер был очень приятным. Но не стоит провожать меня до самой двери. Я не хочу причинять вам беспокойство.

Она читает мои мысли? Бен просунул палец за воротничок белой рубашки, чтобы немного его ослабить.

— Это не беспокойство.

И он не лукавил — пройтись с Мариной было бы очень приятно, несмотря на его физическое влечение к ней.

— Не допускайте, чтобы искусные маневры моей матери причиняли вам беспокойство. Она себе на уме, и я никогда не знаю, что она скажет в следующую минуту.

— Очень приятная женщина. Моя мама умерла несколько лет назад, и я все еще тоскую по ней. — Марина была рада, что хоть на эту тему может говорить без запинок и обмана. Мать Марины умерла, когда ей было шестнадцать. А мать Кэрри умерла внезапно от сердечного приступа меньше чем через год после смерти отца.

— Мама стала моим оплотом. Если бы она не сидела с Дженни, не знаю, что бы я делал.

— Она приходит к вам домой?

— Нет, я забрасываю к ней Дженни утром по дороге на работу. Это мне очень удобно, потому что иногда приходится задерживаться. Было бы очень тяжело при таком графике приглашать няню. — Он открыл задвижку калитки, соединяющей их участки, и пропустил ее вперед.

— Если у вас возникнут непредвиденные обстоятельства, я с удовольствием побуду с малышкой.

Бен фыркнул:

— Она может доставить много хлопот.

— Я серьезно. У меня гибкий график. А если нужно будет в магазин, я могу ее взять с собой.

— Спасибо. Буду иметь в виду, — пообещал он, уверенный, что это ему никогда не понадобится — его мать относилась к своей новой роли почти фанатично.

— А что у вас за работа?

— Я занимаюсь инвестициями… помогаю людям использовать свои деньги с выгодой. Защита от налогов и тому подобное. Иногда я не могу отказать клиенту: я должен, например, поужинать с ним или сыграть партию в гольф в вечерние часы. Нельзя же оставлять Дженни с кем попало. Я думаю, что придется искать работу с более твердым графиком. Хотя моя работа мне нравится.

— Это важно, когда занимаешься тем, что доставляет тебе удовольствие. Я никогда не могла предположить, что работа может заполнить всю жизнь, пока…

Голос ее замер, и Бен взглянул на нее. Печальное выражение лица немедленно сказало ему, о чем она думает. Почти автоматически он взял ее руку — гладкую и теплую, гораздо меньше его руки. Он вдруг ощутил, какая нежная у нее кожа, точно у младенца…

Сам не зная, как это вышло, он прижал ее к большому дубу, росшему позади дома. Ее мускусный запах обволакивал его, кружил голову. Невысказанные мысли долго висели в тишине. Ее глаза были огромны, они искали его глаза и медленно закрылись, когда он перевел взгляд на ее губы. Неужели она такая же сладкая, как обещает ее очарование, ее притягательная сила? Тело Бена побуждало проверить это.

Он скользнул большим пальцем по запястью ее руки, найдя точку, где прослушивается пульс. Быстрые глухие удары мгновенно сказали ему все, что он хотел узнать, раньше, чем она отдернула руку.

— Бен, не надо… Мы могли бы оставаться хорошими соседями, и я думаю, ни вы, ни я не хотим, чтобы пришлось о чем-то жалеть.

— А о чем бы вы жалели?

Он снова схватил ее руку и придвинулся на шаг ближе.

Марина отшатнулась и потеряла равновесие, наступив на кирпичный бордюр клумбы. Когда она выпрямилась, их тела столкнулись, и он чуть не застонал, когда обнял и крепко сжал обеими руками ее талию.

Что ты делаешь, Брэдфорд? Эта женщина так же, как и ты, недавно потеряла самого близкого человека?

Но произнесенное про себя предостережение не заставило его отодвинуться.

Марина тяжело дышала, однако в темноте он не видел выражения ее лица.

— Вы очень интересный мужчина. Слишком интересный, чтоб оставить меня равнодушной. Но я больше всего боюсь оказаться в чьей-нибудь постели оттого только, что не выдержала одиночества. Ведь секс — это временное утешение.

— И вы думаете, что поэтому я… — Этот протест вырвался автоматически. Ни одна женщина не смогла бы так легко прочесть мысли мужчины.

— ..поэтому вас тянет ко мне. — Она мягко кивнула. — Ведь вы любили свою жену. Какая еще причина тут может быть?

Он не хотел думать. Не хотел признать, что, скорее всего, она права. Единственное, чего он хотел, — это поцеловать ее, прижать ее к этому дереву, коснуться языком ее рта и ласкать до тех пор, пока она не станет извиваться в его руках и не запросит большего.

Вы любили свою жену. Это правда. Он любил Кэрри. Если бы она была жива, он бы никогда не искал забвения у другой женщины, потому что, несмотря на обиду и непонимание, которые случались за последние несколько месяцев их совместной жизни, Кэрри была для него единственной женщиной. Она была нитью, связывающей его с миром. Ее смерть образовала большую брешь в его жизни, и он не был уверен, что ее можно чем-то закрыть. О Господи, если бы ты дал мне еще один шанс! Я отдал бы все на свете, чтобы ее вернуть!

Но Кэрри больше никогда не будет.

И это Марину он обнимает сейчас, это Маринины стройные бедра прижались к его жаждущему телу, это Маринино теплое, нежное дыхание он чувствует на своем возбужденном лице. Внезапно он пришел в ярость оттого, что она напомнила о его потере, напомнила о пустоте его существования. Что она дразнила его до тех пор, пока в нем не проснулось желание. Неважно, что он не мог вспомнить тот момент, когда она начала флиртовать с ним.

— Никакой другой причины и быть не может, — сказал он, испытывая желание задеть ее, так же как она задела его. — Вы правы, я действительно любил свою жену. И меня вовсе не интересует ваша точка зрения и ваши переживания. Но мое тело все еще живо, и, когда привлекательные женщины флиртуют со мной, мне чертовски хочется воспользоваться их предложением.

Нарочито грубым движением он придвинул к ней бедра, подвергая себя немыслимым пыткам — ощущая жар ее живота. И тут же отодвинулся.

— Поэтому держитесь от меня подальше, пока не захотите получить то, на что меня провоцируете.

Дождь, который с перерывами шел всю следующую неделю, полностью соответствовал Марининому настроению. В субботу утром, более недели спустя после того ужасного разговора с Беном, Марина приехала в магазин. Джилиан, как всегда, была уже там.

— Доброе утро, — пропела она.

— Доброе. — Марина повесила мокрый зонт и плащ на крючок в их крошечной комнате отдыха и направилась в кухоньку. Джилиан всегда выпивала по несколько кружек крепкого черного кофе, но после несчастного случая, узнав, что Марина теперь предпочитает чай, она предусмотрительно ставила каждое утро также и чайник.

Подкрепившись чашечкой своего любимого чая, Марина накинула розовый, надевающийся через голову фартук, который носила в магазине, и завязала пояс сзади на талии. Затем прошла вперед, чтобы открыть кассовый аппарат.