Вон и я жили жизнью искусства и культуры.

Театральные постановки, классы гончарного мастерства; нас посещали преподаватели по иностранным языкам и хорошим манерам, у нас даже были уроки фехтования.

Благодаря моему воспитанию, я обладала талантами, которые бы мне никогда не пригодились, и мои мозги были загружены ненужными знаниями.

Я всегда чувствовала свою принадлежность к высшим слоям общества. Несмотря на то, что я работала по двенадцать часов в день и трудилась в пошивочных мастерских, я никогда не выражала недовольства нашим семейным бизнесом по поводу того, что он поглотил мою жизнь и превратил меня в еще один винтик в огромной империи Уивер.

Мне воздалось сторицей, я заслужила удовольствие наблюдать за развитием чего-то существенного, и никогда не желала себе другой жизни.

Однако было несколько моментов в моей жизни, когда из-за нашего богатство я чувствовала себя неловко. Мне было трудно найти себе настоящих друзей в школе. С каждым новым знакомством появлялись условия, и я стала девочкой, которую приглашали на ночевки или же вечеринки, только потому, что я приходила с кредитной карточкой, что подразумевало под собой неограниченное количество пиццы и напитков.

Это была еще одна причина, по которой меня так тянуло к моему близнецу. У Ви тоже была такая проблема. Он был раздавлен, когда влюбился в девушку, которая была с ним только до того момента, пока он не купил подвеску, которую она так просила.

Мы оба были обижены другими людьми и именно поэтому искали утешения друг в друге. Деньги, как предполагалось, должны были облегчить нашу жизнь, но стали в большей степени проклятием, чем благословением. И я никогда не чувствовала этого так остро, как в тот момент, когда стояла сбоку поля для игры в поло и наблюдала, как мужчина, который владел мной, приподнимался и опускался в седле.

Джетро выглядел... свободным.

В первый раз с того момента, как я встретила его, он выглядел... счастливым.

Его выражение лица не было обременено никакого рода ответственностью.

Его тело выражало плавность и изящество.

Его глаза были теплыми и золотистыми, когда он склонился к загривку своей лошади и ударил по мячу с такой силой, что он полетел как комета по полю.

На поле он уносился от всего, с чем ему приходилось жить, а ненависть, которую я испытывала по отношению к нему, — отвращение и отчаяние оттого, что я обнаружила свою захороненную семью на заболоченной пустоши — смягчилась.

Я не могла презирать того, кто жил в такой же клетке, как и я. Я не могла ненавидеть того, кто являлся таким же простым винтиком для своего отца. И я, определенно, не могла испытывать отвращение к тому, кто всю свою жизнь искал способ сбежать от всего этого.

Перед тем как мы приехали, и солнечный свет ворвался в пространство, а наклонный скат грузовика был опущен, я изнемогала от неутолимого желания сбежать. Люди, открытое пространство и машины — все словно ожидали того, чтобы помочь мне сбежать от Хоук. Это было бы очень просто — разве не так? Каким-то образом скрыться от пристального внимания моих охранников и броситься к стоящему рядом случайному человеку со своими рассказами о бредовых долгах и жестоком обращении.

Я могла быть спасена.

Я могла вернуться домой.

Но я остановилась на мгновение и задала себе вопросы, на которые сомневалась, что когда-либо получу ответы. Почему моя мама, моя бабушка и прабабушка остались? Несомненно, они могли бы найти такую возможность и попытаться сбежать?

Я прекрасно знаю причину своего промедления: я хотела быть последней Уивер, которую они забрали. Но мои предки... какие у них были мысли касательно этой ситуации? Возможно, они разделяли ту же самую цель, что и я — верили ли они, что смогут изменить свою судьбу или смогут убить Хоук?

Их попытка провалилась?

Возможно, мне тоже суждено испытать неудачу?

Громкий удар по мячу раздался как гром, когда Кес возник перед другим игроком, давая Джетро время устремиться вперед и нанести удар, чтобы отправить мяч точно в цель.

Мое сердце застучало быстрее, когда сильные ноги Джетро прижались к скачущему жеребцу. Его руки, облаченные в перчатки, удерживали клюшку, как опасное оружие, пока его уровень концентрации не послал внезапную волну влажного желания между моих ног. Я хотела стать для него такой же драгоценной, чтобы он смотрел на меня с таким же нескрываемым счастьем.

Мои размышления о том, чтобы украсть машину и сбежать, сходили на нет с каждым следующим ударом сердца. Наблюдение за тем, как свободен Джетро, даровало мне правду, которую я искала.

Я была идиоткой, что осталась. Не воспользовалась судьбоносной возможностью.

Но я пришла к выводу: я лучше буду идиоткой и одержу победу, чем трусом и убегу.

Я никогда даже и не предполагала, что мне может понравиться поло. Я не могла заблуждаться сильнее. Я никогда в своей жизни не наблюдала чего-то настолько неистового и в той же степени чувственного.

Громыхающее землетрясение, которое создавалось восемью лошадьми, что проносились мимо, навсегда останется жить в моей душе. Мои мечты всегда будут воссоздавать в памяти Джетро, и насколько правильно он сейчас смотрелся — способным на все, радостным, идеальным во всех смыслах.

Еще один удар и мяч пронесся мимо, сопровождаемый огромной массой мышц и мужчин. От ударов клюшек, что сталкивались друг с другом, и недовольного ворчания игроков, которые находились всецело во власти игры, мой живот забурлил, наполняясь пузырьками.

Мне было велено оставаться в палатке под зорким взглядом Фло. Но мне стало скучно и досадно, когда Фло так феерично организовывал продажу бриллиантов, которая сопровождалась передачей огромных денежных сумм из рук покупателей в руки продавцов.

В тот момент, когда раздался звук свистка, я выскочила, посмотреть игру. И теперь, наблюдая за огромным количеством мужчин, которые были покрыты потом, я нашла свое спокойствие.

Внезапно Джетро посмотрел прямо на меня. Его рука дернулась, жестко натягивая поводья и тем самым, заставляя Вингс тряхнуть головой, пускаясь средним галопом [прим пер. При среднем галопе лошадь передвигается со скоростью 350-400 м/мин. Эта скорость является эталоном при передвижении лошади в соревнованиях классических видов спорта]. Все мое тело начало покалывать только оттого, что Джетро смотрел на меня. Мы удерживали зрительный контакт гораздо дольше, чем было безопасно, и в тот момент, когда он был уже далеко, я ощутила, словно понесла тяжелую утрату, как если бы он похитил мое сердце и забрал его парить над полем вместе с ним.

Я хотела кинуться за ним. Хотела отнять Мот у Кеса и бороться рядом с Джетро, а не против него. Я хотела испытать чувство погони, страха, опьяняющее ощущение непобедимости. Но больше всего я получить то, чем обладал Джетро...

....

свободу.

Я хотела испытать такое же состояние счастья, как и он. Пребывать в таком же спокойствии.

Я отчаянно хотела смотреть в его глаза, когда он был самим собой — никаких игр, никакой лжи, никаких долгов.

Внезапно Кес приподнялся в своих стременах, давая пять Джетро за еще один непринужденно забитый гол.

Джетро улыбнулся. Он светился от счастья. Он был великолепен.

Затем раздался звук свистка, и игра началась снова.

Его ощущение счастья резко сменилось в сторону агрессии. Он и Вингс двигались как единое целое — перемещаясь так плавно, словно их связывала телепатическая связь — пускаясь средним галопом, чтобы перехватить и забрать мяч. Джетро... или мне следовало называть его Кайт... вел на протяжении всей игры.

Он и правда единственный в своем роде.

Слезы подступили к моим глазам, когда я поняла, что на самом деле кроется за моим чувством ненависти.

Мое влечение медленно изменялось, постепенно возрастая. Я так отчаянно желала, чтобы у меня была сила прекратить его.

Но я обладала таким же количеством силы, чтобы остановить свое сердце от любви, как и оторвать себя от просмотра матча. Я ощутила гнев.

К концу первой части игры, мои трусики были влажными, а сердце изнывало от боли. Каждый мускул в моем теле гудел, как если бы меня избили, и я не могла остановить тихий голос, что повторял снова и снова:

«Ты влюбляешься в него».

«Ты влюбляешься в него».

«Ты влюбляешься в него».

Я не влюблялась.

Я не смогла бы.

Я не влюбляюсь.

Но независимо от того, какие слова я использовала: враг, мучитель, противник — они все прекратили иметь какое-либо значение.

На их место приходили совершенно другие слова: помощник, единомышленник... друг.

Когда раздался звук свистка, давая понять, что первая половина игры подошла к концу, я вздохнула удовлетворенно. Мне нужно было найти прохладное темное место и вновь склеить себя по кусочкам. Я не могла никому позволить — особенно Джетро — увидеть себя такой разбитой.

Краем глаза, я заметила Вингс, который направлялся ко мне. Джетро восседал на нем гордо и царственно, его янтарные глаза пылали страстью и потребностью.

Мой желудок сделал сальто.

«Он хочет тебя».

Я покачала головой. Он не мог прикасаться ко мне. Не тогда, когда я была такой уязвимой. Если бы он прикоснулся ко мне, я бы не смогла усмирить беспорядок, что царил в моей душе, и найти дорогу обратно.

«Беги!»

Есть только один выход.

Оставляя границы спортивного поля позади, я направилась сквозь толпу, стараясь убраться подальше от моих чувств и от мужчины, с которым я не могла встретиться лицом к лицу.

Благородные леди хихикали, потому что ворота были открыты для того, чтобы поддержать старинную традицию втаптывания в зеленое поле кусочков дерна, которые были вырваны лошадиными копытами при игре. Музыка раздавалась из огромных колонок, затопляя заполненное солнцем поле.

Я оставила все позади.

Направляясь быстрым шагом мимо личной палатки Хоук, я привлекла внимание Фло. Он согнул свой палец, показывая мне жестом зайти вовнутрь. Я покачала головой и показала в сторону границ, где располагались зрительские трибуны, подразумевая под этим, что мне необходимо немного пространства.

Он нахмурился, пробираясь сквозь толпу покупателей, которая без сомнения приобрела один или парочку контрабандных алмазов, устремляясь ко мне.

Нет, мне нужно время побыть наедине с собой.

Я пустилась бежать.

Мои балетки без труда опускались на густую траву, в то время как благородные леди боролось с тем, чтобы не замарать в грязи свои милые туфельки.

До того момента, как начался матч, я чувствовала себя, как рыба в воде — с жадностью поглощала дизайнерские фасоны их платьев и думала над тем, что бы я исправила в моделях, которые так заинтересовали меня. Все женщины вокруг были выряжены в платья, которые были сшиты из красивого материала. Они хихикали, прикрываясь своими шляпками, покрытыми легчайшим материалом органзы и вручную сделанными кружевными цветками.

Теперь те же самые модницы были преградой на моем пути, когда я пыталась обойти редеющую толпу и нырнуть вбок в сторону трибуны.

Никто не задержал меня, когда я не сводила глаз с земли и не прекращала идти, пока не завернула за заднюю часть ярусов с сиденьями и исчезла в тихом мире помостов и всклокоченной земли.

Как только тень накрыла меня, я вздохнула с облегчением.

Слава Господу.

Здесь не было никого, кроме составленных в кучу стульев и коробок с оборудованием для поло.

Тут я могла отпустить свой железный контроль и на мгновение погрязнуть в жалости к себе. Я облажалась, и мне нужно было найти какой-то способ, чтобы привести себя в порядок.

«Ты не влюбляешься в него».

Ни в коем случае.

Я нашла место, чтобы облокотиться, и уронила голову к себе на ладони.

— Ты не можешь, Нила. Подумай о своей семье. Подумай о том, для чего ты тут. Подумай о своей клятве.

Мой голос утих, как и слезы, которые я хотела пролить.

«Ты знаешь, как это все неправильно».

«Ты же знаешь, что он собирается сделать».

Я застонала, впиваясь пальцами в свои волосы и оттягивая их. Одинокая слезинка скатилась по спинке моего носа. Она задержалась на кончике носа, словно крошечный драгоценный камушек, прежде чем сорвалась и упала вниз на землю.

По крайней мере, я находилась в укрытии. Джетро не сможет найти меня, и к тому времени, как мы вернемся в «Хоуксбридж», я уже вырву свое собственное сердце и уничтожу все малейшие проявления чувств к нему.

Я сделаю то, что было необходимо. То, что было правильным.

Я просто надеюсь, что у меня хватит сил делать это снова и снова.

Делая глубокий вздох, я погружалась дальше во тьму. Мне нравилось мое убежище. Я не хотела покидать его.

«Ты можешь спрятаться от него, но ты не сможешь убежать от своих чувств».

— Заткнись, — я выругалась сама на себя. — Не думай о нем. Больше не смей.