Дина Удалец - Второй этаж

— Я не могу объяснить, — в отчаянии произношу я.

— Окей, продолжай. — Его взгляд смещается на мои губы.

— Ты понял, что чувствуешь гораздо раньше, чем сегодня.

— Допустим.

— Почему ты играешь со мной? — Он поднимает глаза и напрягается. Атмосфера меняется, я выдыхаю.

— Так, значит. Хочешь серьезного диалога?

Я киваю.

— Хорошо. — Костя отстраняется от меня и жестом приглашает пройти в номер. Я с удивлением понимаю, что комната в точности как моя. Те же цвета, та же обстановка.

— Лучше тут поговорим. — Нервно сглатываю.

— Боишься меня? — Вдруг он снова становится игривым.

— А стоит?

— Возможно.

— Я пойду, — на грани истерики говорю я, разворачиваюсь и даже успеваю приоткрыть дверь, как он с силой надавливает на ее, возвращая в положение «закрыто».

— Может, хватит разговоров? — Теперь, он серьезен и настойчив.

— Есть другие варианты? — тихо спрашиваю, скорее у двери, чем у этого мужчины.

— Для начала ты можешь развернуться и посмотреть на меня.

Я в ловушке.

— А дальше?

— Мы решим, что нам с этим делать.

— Ты женат.

— Ты замужем.

— У тебя будет ребенок.

— У тебя тоже может быть.

— Ты влюбился.

— И ты.

— Мы — невозможно.

— Да.

— Но.

— Но.

Не зная зачем, я оборачиваюсь, и его губы тут же находят мои. Он отстраняет меня от двери и вдавливает в стену, удерживая в одной руке мое лицо, другой обнимая за талию. Он требует, впитывает, поглощает. Я хочу остановиться. Я не могу. Не могу. Я тяжело дышу, жадно вдыхая носом воздух. Вдруг он отрывает свои губы, прижимается лбом к моему, прерывисто дышит и шепчет:

— Что ты делаешь со мной? — И не дожидаясь, пока я свяжу слова в предложение, продолжает: — Твоя теория точно верная?

— Абсолютно.

— Тогда какого черта ты не выходишь из моей головы?

— Ты сам это выбираешь.

— Я хочу, чтобы ты осталась.

— Я не могу.

— Теперь, хочу еще больше.

— Не надо.

— Предлагаешь отпустить тебя?

— Да.

— Ни единого шанса?

— Его и не могло быть.

— Знаю. Но целую тебя. — И он снова касается моих губ.

— Пожалуйста, — выдыхаю я.

— Миа, ты…

— Не говори.

— Оставить?

— Да.

— Ты сможешь?

— Что?

— Не возвращаться в этот момент?

— У меня есть выбор?

— Есть.

— Ты врешь.

— Вру.

— Ухожу.

— Остаешься.

— Издеваешься.

— Борюсь.

— Кончилось.

— Началось.

— Ты ненормальный.

— Влюбленный.

— Ложь.

— Правда.

— Я не твоя.

— Не моя.

— Не мой.

— Не твой.

— Отпусти.

— Еще минуту.

— Для иллюзии.

— Для нас.

— Нет нас.

— Сейчас. — Минуту Громов смотрит в мои глаза, потом произносит мое имя. В его голосе боль смешивается с желанием, но он опускает руки. Пустота.

Я снова касаюь ручки двери.

— Останься.

— Ты знаешь.

— Невозможно, — с обреченным согласием говорит он и позволяет мне уйти.

Запираюсь у себя в номере и отдаюсь душащим меня слезам. Этого не должно было произойти. Ни тогда, ни сейчас. Это неправильно, непристойно и подло. Бумеранг всегда возвращается. Ненавижу себя и его. Но так хочу. Так жажду. Подавлять себя ровно как уничтожать. Я словно сбросилась с отвесной скалы, попала под грузовик, разбила головой кирпич, убила кошку. Стены, щиты бессмысленны, когда влюблена. Вопреки всему, даже тому, кого любишь. Не могу вместить их обоих. Слишком мало места. Остается выбирать и только. В изнеможении падаю на кровать и отдаюсь всепоглощающей темноте.

«Правильно. Все правильно», — внушает мне Миа-2. Я всхлипываю.

Просыпаюсь от звонка мобильного. Почему все так против, чтобы я высыпалась в этом проклятом городе?

— Алло, — сдавленно говорю я.

— Ты спишь, любимая?

— Валера, зачем ты звонишь в такую рань?

— Уже шесть утра, милая.

— Только шесть.

— Вы там в командировке расслабились немного.

— Кто вы?

— Ладно, не злись. Я хотел сказать, что люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — на автомате произношу я, как в голове всплывают Его поцелуи. Я резко отрываю голову от подушки.

— Слышу, ты встала?

— Да, спасибо, что разбудил.

Черт! Черт! Черт!

— Позвони мне вечером, ладно?

— Хорошо.

— Целую.

— Целую.

Я безвольно опускаю руку с телефоном себе на колени и смотрю в одну точку. Это был не сон. Он поцеловал меня снова.

«Конечно, ты же пошла к нему в номер. Зачем еще, как не за этим?» — констатирует Миа-2.

Я сдавливаю голову руками и утыкаюсь лицом в подушку, жалобно поскуливая. Что я наделала? Валера никогда меня не простит.

«Он и не узнает», — усмехается моя внутренняя копия.

Такое невозможно скрыть. Чем же зацепил меня Громов?

Я кричу в подушку, а затем принимаюсь ее колотить, пока не вылетают первые перья. — Идиотка! — Я швыряю перьевую в стену. По всей комнате тут же разлетается пух.

Мне хочется выдрать себе волосы, удариться головой об острый угол стола, сжечь дотла! Там в лифте, когда он закрыл «мир», я думала, что это конец… Я не могу избавиться от наваждения. Я хочу вернуться в этот номер и продолжить начатое! Как мне подавить это? Как выкрутить его? Зачем он встретился мне?!

Выхожу из номера. Подхожу к его двери, прислушиваюсь. Тишина. Постучать?

— Не повторяй ошибок, Миа, — говорю сама себе и иду к лифту.

Нервы ни к черту. Переминаюсь с ноги на ногу и часто жму на кнопку вызова. Поскорей бы этот лифт приехал.

— Миа, подожди, — вдруг Он окликает меня.

Я оборачиваюсь. Громов слегка помят, но, тем не менее, от него веет свежестью и уверенностью. Он достигает меня в три размашистых шага и дарит широкую улыбку.

— Доброе утро.

— Доброе, — вторю ему. Наконец, двери открываются, и мы входим в кабину, не прерывая зрительного контакта.

— Ты ушла, — заявляет Константин.

— Продолжаешь? — усмехаюсь я, стараюсь подавить волнение.

— Не стоит?

— Кажется, мы все обсудили.

— Но не перестали чувствовать.

— А это возможно?

— Хочешь проверить? — Серьезность сменяет игривая настойчивость. Хорошо, что Громов удерживает себя на месте.

Лифт останавливается, предоставляя, нам возможность выйти. Я думаю, что сказать. Мне до смерти хочется забыть обо всем, что есть в моей жизни. Быть только собой, без мужа, без прошлого. Той Миа, которая просыпается, когда Константин рядом. Но разве так может быть?

— Ты не ответила, — подмечает Костя перед входом в кафе.

— Тебе недостаточно?

— А тебе?

— Закончилось, — отрезаю я. Вопреки всему я заставляю себя отказаться, пытаясь убедить свое сердце в правильности этих действий. Хотя я безумно хочу, чтобы он настаивал и добивался — ненавижу себя за это.

— Невозможно. — Он вполне серьезен.

— Костя. — Я пытаюсь его остановить, сверлю взглядом.

— Миа. — Громов пытает меня потопить.

Со стороны мы, должно быть, выглядим как два боксера на ринге или как две женщины, столкнувшиеся на перекрестке, или как дети, не поделившие игрушку. И тут нет компромисса, я хочу закончить, а он продолжить. Одно общее, оба хотим победить, только у каждого своя победа. Я думаю головой, а он нет. Если бы не было Валеры, я бы отдалась этому моменту, этому чувству. Никогда еще я не испытывала подобного. Но у меня есть муж. А у него жена. Скоро и дети будут. Почему он так поступает со мной? Неужели ему не страшно? Неужели он готов все перечеркнуть? С другой стороны, он ничем не рискует. Мужчинам всегда прощали их «ошибки».

— Нам нужно войти, — бормочу я, чувствуя на себе, прожигающий дыру взгляд. Константин соглашается и пропускает меня вперед.

Я сажусь напротив директора, стараясь не смотреть в его сторону. Виталий с интересом изучает нас. Напряжение за столом достигает критической отметки, «расплавляя» этот и три соседних стола.

— Утро недоброе, — нарушает тяготящую тишину директор. Я смотрю на него исподлобья. «Она мне нравится» — всплывает и маячит передо мной как на веревочке, и я принимаюсь за гипнотизацию перечницы. Не могу в это поверить. Как мужчины это чувствуют?

— Что-нибудь выбрали? — раздается слева. И почему именно сегодня он не заказал для нас завтрак по своему усмотрению.

— Я уже себе заказал, — говорит Виталий.

— Мне и девушке завтрак номер два, — говорит Константин. Вот уж спасибо!

— Хорошо, — доброжелательно отвечает официант и отходит от столика.

— За эту ночь что-то изменилось между вами? — директор задает прямой вопрос, я краснею и вжимаю голову в плечи. Разве можно быть таким бестактным?

— Просто ешь молча, — как всегда грубит его брат.

— Значит, я прав, — с самодовольством заявляет Виталий. — Рассказывайте.

Я молчу, надеясь, что за нас ответит Громов. И он отвечает.

— Мы переспали.

Что?!

Я вскидываю голову и ошарашенно на него смотрю. Виталий давится яичницей.

— Ты это хотел услышать? — добавляет Костя.

Фух!

— Ну и шутки у тебя, — откашлявшись, журит его директор.

— А ты не лезь, куда не просят, — жестит Константин.

— Как директор я имею право знать, какая кошка пробежала между моими подчиненными? — парирует Виталий, Громов хмурится. Слово «подчиненный» явно пришлось ему не по вкусу.

— Не забывайся, — цедит он.

— И все-таки, когда вы успели поссориться? — не унимается директор.

— Мы не ссорились, — отвечаем мы одновременно и переглядываемся.

— Да с вами невозможно рядом находится, искритесь как бенгальские огни.

— Можешь выйти, — предлагает ему Громов, складывая руки в замок.

— Пожалуй, — внезапно сдается Виталий, швыряет салфетку на стол, поднимается и уходит. Я завороженно смотрю ему вслед, не веря своим глазам. Константин впервые победил.

— Мне бы хотелось сказать: зачем ты так? Но спасибо. Его общество меня порядком напрягает, — честно признаюсь я, до сих пор глядя на удаляющуюся спину директора.

— Это ненадолго, — предостерегает меня от излишней радости Костя и принимается есть. Килограмм бекона, жаренная яичница, клюквенный пирог и кофе. Разве столько кушают люди?

Съедаем свой завтрак, я часть, Громов полностью, в абсолютной тишине. Виталий всегда выводит Костю из равновесия. На некоторое время он становится таким потерянным и подавленным. Что это как не чувство вины? Только зачем он себя загнал в эту клетку? Не понятно.

— Поела? — заботливо спрашивает Громов.

— Да, — ковыряя вилкой в тарелке, отвечаю я.

— Тогда пошли?

— Да.

— Продолжим начатое?

— Да. Подожди! Что?! — вскрикиваю я и прижимаю ладонь ко рту. — Ты меня подловил!

— Пошли, глупышка. — Костя смеется.

— Больше никогда так не делай. — Я выставляю перед ним указательный палец, когда мы выходим из отеля.

— Откуда мне знать, что ты задумалась.

— Все равно не делай, — с угрожающей твердостью требую я.

— Я подумаю, — усмехается он и открывает передо мной дверь автомобиля. Бездумно сажусь внутрь под его насмешливым взглядом, и до меня доходит, куда я села.

— Долго вы завтракали, — как ни в чем не бывало, говорит Виталий.

— Кажется, прошла вечность, — бурчу себе под нос, встречая его ледяной пронизывающий взгляд. Ох!

— Поехали, что пялишься, — обрубает его Константин. Иногда мне кажется, что директор не выдержит и врежет ему. Однако и в этот раз Виталий пропускает колкость и встраивается в поток.

— Разве можно не любоваться такой красотой как у Миа? — льстиво произносит директор, вгоняя меня в краску.

— Можно, только про себя, — отвечает ему Громов.