Рядом, на перевернутом цветочном горшке, завибрировал телефон.

— Это я, — сообщил в трубке голос Вивьен.

— Черт!

— Ну, спасибо тебе за теплые слова…

— Да я думала, что звонит Мэтью. Или Бен.

— В половине двенадцатого утра?

— А что такого?

— Матерям обычно звонят вечером, не слишком поздно. Это уже традиция.

— А ты повеселела, Виви, уж не знаю, с чего вдруг, — заметила Эди.

— Ну-у… просто солнышко вышло, у меня расцвел новый голубой клематис, а Элиот сдал первый экзамен по дайвингу.

— Думаешь, в хозяйстве пригодится?

— Само собой, если живешь в Австралии, возле живописных коралловых рифов.

— Это теперь тоже называется карьерой?

— Я просто звоню узнать, как ты, — заметила Вивьен. — Можешь поверить.

— А я, можешь поверить, безумно рада тебя слышать. Мне теперь никто не звонит. Ни одна живая душа. Я исчезла, растворилась. Кажется, это австралийка Жермен Грир говорила, что после пятидесяти женщины становятся невидимками?

— Может быть. Помню только, что она всех считала объектами сексуального вожделения.

Эди поерзала на стуле, распечатка спланировала на землю. Арси и ухом не повел.

— Я лучше побуду просто объектом материнского вожделения. Секс подождет, пока я освоюсь на новом этапе. Кстати, о матерях: я обзавелась симпатичным новым сценическим сыночком. Ему двадцать четыре, он смешной, неуклюжий и ходит за мной по пятам, как щенок.

— A-а, вот оно что, — протянула Вивьен. — Ты, стало быть, уже освоилась.

— Это не значит, что родные дети меня не интересуют.

После кратчайшей паузы Вивьен осторожно пустила пробный шар:

— Если хочешь, могу рассказать об одном из них.

— Да ну? — резко откликнулась Эди и села повыше, подтянув колени. Арси удержался, впившись в них когтями. — Что ты имеешь в виду?

— Я виделась с Розой…

— Правда?

— Да.

— По какому поводу?

— Да так, она забегала поужинать, — отмахнулась Вивьен.

— Вот как?

— И осталась переночевать.

Эди открыла рот, чтобы честно сказать, что впервые об этом слышит, или солгать, что слышала, да забыла, но отвергла и то и другое.

Вместо этого она откликнулась тоном, который выдал ее с головой:

— Отлично!

— А я думала, она тебе говорила, — безжалостно заметила Вивьен.

Эди наклонилась, помогая Арси отцепить когти от ткани ее брюк.

— Как она? — спросила Эди, прилагая все старания, чтобы ее голос прозвучал невозмутимо.

— Знаешь, — начала Вивьен, — по-моему, просто бодрится. Работа в турагентстве — это, конечно, просто замечательно, но ведь она достойна большего, ты же понимаешь. И она это знает, но деньги есть деньги, верно?

— Да уж…

— Что ее по-настоящему беспокоит, так это житье вместе с Кейт и Барни. Ну, ты понимаешь — молодожены, а тут в доме чужой человек. Правда, она говорит, что не чувствовала себя незваной гостьей, но я-то видела, как нелегко ей было.

— Было?

— Ну да, — подтвердила Вивьен, спохватилась и небрежно добавила: — По крайней мере проблему жилья мы решили.

Эди прикрыла глаза.

— Она как раз сейчас переселяется ко мне, — продолжала Вивьен. — Потому я, собственно, и звоню. Я думала, тебя надо поставить в известность.

Эди открыла глаза и сжала телефон.

— Давай по порядку, Виви: Роза работает в турагентстве, с Кейт и Барни она не ужилась и потому попросила разрешения пожить у тебя?

— Нет, — поправила Вивьен, — я сама предложила. Я же видела, что она в отчаянии.

— Почему же тогда, — выкрикнула Эди, жалея, что не сумела сдержаться, — она не обратилась ко мне? Почему не вернулась домой?

— Ну, откуда я знаю? Вопрос не ко мне.

— Настырная интриганка.

— Эди, я твоя сестра и тетя Розы, — напомнила Вивьен. — Мы — одна семья.

— Все, разговор закончен.

— Да было бы из-за чего разводить трагедию! Вот уж глупость! Если у Розы есть жилье и ей удобно на новом месте, какая разница, под чьей крышей она живет?

Эди подхватила свободной рукой Арси под пузо, подняла его с колен и отпустила на землю, затем встала.

— Разница есть, и ты это прекрасно понимаешь.

— Простоты ревнуешь, вот и все.

— Не ревную я!

— Можешь называть это как хочешь, — разрешила Вивьен, — суть не меняется.

Эди приложила ладонь ко лбу.

— Знаешь, заварить эту кашу у меня за спиной…

— Но я же звоню тебе.

— Роза не позвонила.

— А почему тебя это удивляет? — триумфально закончила Вивьен.

Эди огляделась. Страницы с ролью рассыпались, на одной старательно вылизывался кот.

— Мне пора, — сообщила она сестре.

— Ты же…

— Некогда болтать, — прервала Эди. — Мне еще учить роль.


Мейв разбирала счета, готовя для Рассела ежеквартальную декларацию по НДС. Накануне сдачи декларации она вписывала данные по всем квитанциям, накладным и прочим бумагам в черные гроссбухи и, воюя с престарелым компьютером или роясь в разъезжающихся кипах бумаги, не умещающихся на слишком узком столе, поминала добрым словом времена бесхитростных рукописных бухгалтерских отчетов, с простыми и понятными колонками «приход» и «расход», с четко вписанными внизу, красными чернилами, суммами «итого», внушающими удовлетворение. Современный бизнес не просто усложнился: в нем стало всего больше — больше бумаг, больше проверок, больше дубликатов, больше вариантов на выбор. Порой Мейв думала, что выбор — гораздо более вероятная причина нынешней вездесущей депрессии, чем стресс. В своем крайнем проявлении возможность выбора способна просто-напросто свести с ума.

Как обычно, дверь в кабинет Рассела была приоткрыта. Сам он отсутствовал — отправился на встречу с представителями телекомпании, получившими выгодный контракте крупным банком и теперь в поте лица ищущими и актеров, и голоса для озвучки. Мейв легко могла представить его на встрече — слегка встрепанного, особенно в окружении черных футболок и деловых костюмов, но умеющего разбираться в людях и знающего толк в деле, которым он занимался еще в те времена, когда конкурентов и на свете не было. Если Рассел не принадлежал к числу агентов, то и долетающих в Лос-Анджелес и проводящих выходные на собственной вилле, то лишь потому, что не желал этого.

«Амбиции у меня умеренные, — признался он Мейв, когда давным-давно впервые встретился с ней на собеседовании. — Просто мне нравится заниматься делом. Когда растешь на Севере, со временем либо проникаешься трудовой этикой, в атмосфере которой воспитывался, либо протестуешь против нее. То, что вы видите, мисс О’Лири, — это мой маленький бунт».

Так или иначе, с деловых встреч он никогда не возвращался с нулевым результатом. Собираясь на них, он прихватывал с собой несколько снимков, пару кассет с записями и предлагал их, заметив вскользь «Возможно, это вас заинтересует» тем же тоном, которым убеждал клиентов взяться за хорошо оплачиваемую и при этом почти не требующую актерских навыков работу. Клиенты нехотя соглашались, а затем в изнеможении падали на плетеный диван в приемной Мейв и стонали:

— Я же сказал, что больше не желаю играть газонокосилку. Я пообещал себе: больше никаких мультяшных медвежат. Я поклялся, что больше никогда не озвучу чайный пакетик! Никогда! Ни за что!

Много лет назад Мейв заготовила табличку и повесила ее на монитор компьютера со стороны, обращенной к дивану. Табличка, гласившая: «Деньги есть деньги», — пробыла в употреблении так долго, что пообтрепалась по краям. Она предназначалась, чтобы избавить Мейв от повторения одних и тех же уговоров, но, конечно, каждому клиенту приходилось раз за разом втолковывать: что плохого в озвучке ролика строительной компании, если это поможет оплачивать счета — до тех пор пока звездная роль не станет свершившимся фактом, а не просто мечтой?

Мейв встала из-за стола и отправилась в кабинет Рассела за мелкими квитанциями, которые он хранил в старой кожаной шкатулке для воротничков на заставленных всякой всячиной полках над столом. Шкатулка для воротничков принадлежала его деду, чьи инициалы, совпадающие с инициалами Рассела, искусно вытесненные на коже под застежкой, все еще были видны. Что сказал бы Рассел Бойд, порой гадала Мейв, как отнесся бы этот трудолюбивый и богобоязненный производитель бочек для рыбы, поставлявший их судам, которые рыбачили у северного побережья, в окрестностях Халла, если бы узнал, какую несерьезную, легкомысленную работу выбрал его внук? Что подумал бы, увидев фотографии в рамках, подписанные самыми известными клиентами Рассела, все эти лица, приоткрытые губы, глаза с поволокой, жеманство и манерность? Мейв сняла с полки шкатулку и открыла ее. Бумаг в ней почти не было. Рассел умел жить, но, похоже, такси считал излишней роскошью.

В приемной раздался уличный звонок. Мейв убрала шкатулку и нажала кнопку на домофоне.

— «Рассел Бойд ассошиэйтс».

— Это Эди, — послышалось в динамике.

— Поднимайтесь, — предложила Мейв. — Его пока нет, но должен подойти.

Она отперла дверь, а спустя несколько секунд услышала, как та скрипнула и захлопнулась за Эди. Стоя на пороге приемной, Мейв слушала, как приближаются быстрые и легкие шаги. Эди была в джинсах, зеленой куртке и кепке вроде тех, которые, насколько помнила Мейв, носили в шестидесятые — в стиле «девчонка-сорванец», с большим козырьком.

— С ролью вас! Поздравляю! — воскликнула Мейв, едва Эди ступила на лестничную площадку.

Эди похлопала ее по руке. Они были знакомы двадцать пять лет, и за это время ни разу не поцеловались. Мейв считала, что Эди не из тех, кто лезет целоваться ко всем подряд, и к актерам, и ко всем прочим. Так или иначе, чувство такта и понятие о приличиях заставляло обеих вести себя дружески, но сдержанно.

— Отличная роль, — кивнула Эди, слегка задыхаясь после подъема по крутой лестнице, — я в восторге. Неудивительно, что Ибсен перебрался в Италию. Там же дышать нечем, в этой Норвегии. — Она заглянула в кабинет Рассела. — А где он?

— На встрече с «Дейдрим продакшн», с минуты на минуту должен вернуться. Хотите пока выпить кофе?

Эди задумалась:

— Не знаю, удобно ли…

— Да я целыми днями его варю, — прервала Мейв. — На здешних посетителей, которые тянутся один за другим, не напасешься. Всем подавай заботу и сочувствие, а я отвечаю и за то, и за другое.

Эди подошла к окну в кабинете Рассела и спросила почти небрежно:

— Роза сюда не заходила?

— В последнее время — нет, — ответила Мейв. — Была месяц назад. Похоже, ростом она пошла не в вас.

Эди пожала плечами:

— Все дети выше меня. А мне приходится покупать обувь в Чайнатауне.

— Это от нынешнего питания, — сказала Мейв. — В нем все дело. Во времена моего ирландского детства у нас, в графстве Слайго, и троих ребятишек не хватило бы, чтобы слепить одного нынешнего.

Снова хлопнула входная дверь.

— А вот и он, — объявила Мейв. — Хлопать дверью — это у вас семейное. Больше никто в этом доме не хлопает дверью так, как он.

Эди сняла кепку и бросила ее на стол Рассела, затем уселась в его вращающееся кресло и откинулась на спинку.

— Если хотите увести его, — предупредила Мейв, — пусть подождет: мне надо, чтобы он перед уходом подписал пару бумаг.

Эди покачала головой:

— Я только поговорить.

Шаги Рассела послышались на лестничной площадке, затем в приемной.

Наконец в дверях кабинета возник он сам.

— A-а! — воскликнул он и улыбнулся. — Какой приятный сюрприз!

Эди смотрела на него молча.

— Как прошла встреча? — спросила Мейв.

Рассел смотрел на Эди.

— Неплохо, — ответил он, — неплохо. Почву прощупал, может, и перепадет кусок-другой.

Он положил на стул старую холщовую сумку, в которой носил бумаги, прошел к столу и наклонился, чтобы поцеловать Эди.

— Ну, здравствуй.

— Я позвонила бы, но мне не сиделось дома, — призналась она.

— Неплохо, — снова повторил Рассел и присел на край стола. — Иначе ты бы сюда не заглянула.

Мейв направилась к себе.

— Прикрыть дверь?

Рассел оглянулся.

— Ничего, не беспокойтесь.

— Да, пожалуйста, — попросила Эди, перебив его.

Он повернулся к ней:

— Что-то случилось?

Эди дождалась, когда Мейв с преувеличенной осторожностью закроет дверь, и призналась:

— Сегодня меня озадачил

— Чем?

Она поднесла руку к глазам ногтями вверх, словно изучая кутикулы.

— Звонила Виви.

— И что?

— Сказала, что Роза переселилась к ней.

— А что в этом плохого? — чересчур жизнерадостно откликнулся Рассел.