Джоанна Троллоп - Второй медовый месяц

— Почему Роза не созвонилась со мной?

— Может быть, Виви просто…

— Почему Роза не звонит? Почему я не знаю, что с ней происходит?

— Честно говоря, — сказал Рассел, — я тоже не в курсе ее дел.

Эди оторвала взгляд от кутикул и уставилась на Рассела в упор:

— По-твоему, нам незачем о них знать?

— Дорогая, Розе двадцать шесть…

— Да хоть сто двадцать шесть. Ее жизнь не устроена, она несчастна, а мы — ее родители, мы обязаны знать!

Улыбка Рассела погасла.

— Да.

Эди подалась вперед и впилась взглядом в мужа.

— Виви намекнула, всего лишь намекнула, что у Розы неприятности.

— А-а…

— Мы поговорили и распрощались, а пока я учила роль, меня вдруг осенило: если с Розой и Мэттом что-то происходит и я ничего не знаю, может быть, знаешь ты.

Рассел ждал продолжения, глядя в окно.

— Так вот, когда я поняла, что больше не могу вышагивать туда-сюда, разглагольствуя о падении и пороках, что я просто не в силах сосредоточиться, я бросилась в метро. И вот я здесь. Что скажешь, Рассел?

— Чертова Виви, — беззлобно откликнулся он.

Эди коснулась его рукава.

— Что произошло между тобой и Розой? — спросила она.

Рассел перевел взгляд на руку жены, лежащую на его руке. Внезапно сдержанность изменила ему, он стряхнул руку Эди.

— Ничего! — яростно выпалил он. — Ничего. К тебе это не имеет никакого отношения.

— Но…

— Ты что, не слышала?

Эди взглянула на него. Помедлив, она нерешительно выговорила:

— Если ты так считаешь…

— Да, считаю.

— Скажи хотя бы, с ней все в порядке?

Рассел навис над столом, пристально глядя на экран компьютера.

— Если с ней что-нибудь случится, — уже спокойнее произнес он, — я тебе скажу.

В мобильнике Розы скопилось четыре голосовых сообщения: от матери, от отца, от тети и от старшего брата. Отвечать хотелось только на последнее. А остальные… в ее возрасте да еще при необходимости париться в небесно-голубом полиэстровом блейзере с желтыми пластмассовыми пуговицами в виде солнышек, полагающемся по дресс-коду компании, разве могут не нагонять тоску сообщения, если все они до единого — от ближайшей родни? Вот если бы они приходили вперемежку с посланиями от друзей, тогда другое дело, но об этом лучше даже не мечтать. И не вспоминать, как она радовалась, когда позволила Джошу испортить ей жизнь, и даже не начинать разматывать клубок мыслей о том, как здорово было бы так и не познакомиться с ним, не влюбиться и не уверовать, что на нем сошелся свет клином. Во времена Джоша она не расставалась с телефоном ни на минуту.

Все сообщения, кроме единственного, от Мэтта, были из разряда «лучше бы и не приходили». Видимо, тетушка позвонила ее матери, спеша отпраздновать маленькую, но несомненную победу — переезд Розы, а в разговоре прозрачно намекнула, что некие причины помешали Розе обратиться к родителям за помощью даже в трудную минуту. Похоже, сразу после этого мать бросилась к отцу, тому пришлось во всем сознаться, а затем оба отправили сообщения чуть ли не одновременно: отец — со сдержанными извинениями, мать — с мольбами вернуться домой. А вот звонок Мэтта, напротив, был сухим и бесстрастным. Он просто предлагал встретиться как-нибудь в ближайшее время. Судя по тому, что он потратил на сообщение десять секунд, звонил он из офиса.

Роза уронила телефон в сумку, стоящую под столом у ног. Никому перезванивать она не собиралась — по крайней мере пока. Несмотря на голубой полиэстровый блейзер, день выдался неплохой. Роза продала тур в Венецию на выходные группе из шести человек, отправила компанию парней в Вильнюс и зарезервировала несколько семейных отпускных туров в Хорватию по специальным предложениям. Если все сделки состоятся, ей достанутся самые крупные комиссионные за последнее время — значит, можно выплатить первую, хоть и крошечную часть долгов, сделать первый шажок к призраку независимости. А в сочетании с переездом в комнату Вивьен — аляповатую, слишком загроможденную мебелью, но удобную, уютную и почти бесплатную — сегодняшняя удача казалась Розе первым просветом во мраке, который еще месяц назад был кромешным.

Она взялась за мышку, чтобы зайти в почтовую программу. В этом турагентстве не приветствовалась личная переписка в рабочее время, но кто заметит, если она единственный раз нарушит это правило? Роза вбила в строку рабочий почтовый адрес Мэтью.

«Спсб, что позвонил, — торопливо писала Роза, одним глазом кося в сторону офис-менеджерши, поправляющей стойку с буклетами на расстоянии нескольких шагов от ее стола. — Надо пересечься. Где и когда?» Подумав, она вытащила из папки бланк заявки, делая вид, будто поглощена работой, и дописала: «Есть разговор. Предки!!!»

Офис-менеджер наконец оставила в покое стойку с буклетами. Она коротко стригла и выпрямляла волосы и предпочитала перламутровый блеск для губ.

Пронзив Розу взглядом, она спросила:

— Проверяете бронирование?

Роза расплылась в широкой улыбке.

— Просто смотрю.

«Что с квартирой?! — прямо-таки вопило письмо от Лоры. — Делись новостями! — И продолжало: — Присматриваемся к холодильнику „Смег“. Как думаешь, розовый — это полный идиотизм? Интересно, скоро он мне осточертеет?»

Рут вздохнула. Сама идея существования гигантского холодильника поросячьего оттенка, не говоря уже о навязчивых размышлениях о нем, в настоящий момент казалась ей чем-то неуместным, из разряда фантастики. И неприятно тревожила. Рут не могла припомнить, когда ей в последний раз было так же грустно. Но другого слова для этой свинцовой тяжести и нестерпимой боли в сердце не находилось. Всякий раз, вспоминая о Мэтью, а она вспоминала о нем постоянно, Рут физически страдала и, насколько она могла судить, более реального чувства еще никогда не испытывала.

В то же время она была убеждена, что вовсе не обязана притормаживать, наступать себе на горло в угоду Мэтью. Едва он произнес слова «жалкое зрелище», до Рут дошло: несмотря на длинный перечень ценных качеств Мэтта, она всегда знала — как знал и он, — что в жизненно важной сфере достижений и вклада в общее дело он ей неровня. Он опасался стать жалким, превратиться в нахлебника, и правильно делал. Он понимал, что способен вынести, а что — нет, и — при этой мысли у Руг перехватило горло от любви к нему — в кои-то веки проявил решимость в отличие от нее. Не только решимость, но и достоинство. Во время последней встречи в пустой квартире он как-то сумел взять инициативу в свои руки. Он растолковал Рут, что даже если она воздержится от покупки, характер их взаимоотношений уже изменился настолько, что возврат к прошлому невозможен. Она цеплялась за соломинки, а он не поддержал ее. Вспоминая, как он повел себя при этом разговоре, Рут всерьез сомневалась, что выдержит расставание.

Квартирный вопрос уже решался, ее предложение приняли. Она получила ипотечный кредит через банк, который обслуживал ее компанию. Странно, но все время, пока Рут занималась финансовыми делами, ее не покидало ощущение, что она поступает правильно, а радостное предвкушение при мыслях о квартире не ослабевало. Как можно одновременно мучиться и ликовать? Неужели один и тот же поступок может казаться и абсолютно правильным, и ошибочным? И потом, как можно в наши дни, когда и без того расплывчатый и туманный нравственный кодекс стал всецело зависеть отличных предпочтений, знать, как надлежит поступать? Рут обхватила руками голову, прижала ладони к вискам и зажмурилась. И вообще, какой смысл в наше время вкладывается в слово «надлежит»?

Она нажала кнопку «Ответить» на письме Лоры.

«К черту холодильник, — написала она, — мне нужен совет. Нет, не совет — утешение. Я думала, если я покажу Мэтью эту квартиру — а она бесподобна! — то как-нибудь сумею убедить его, что уж в таком-то месте мы наверняка уживемся. Однако он оказался умнее меня. Он увидел то, чего я не разглядела, и ушел. Лора, он ушел. А я раздавлена. И в восторге от квартиры. Лора, я чокнутая?»

— Ничего блейзер, — заметил Мэтью, кивая на пуговицы-солнышки.

— Мог бы и промолчать из вежливости.

— Не мог.

— А придется, — заявила Роза, — если не хочешь лишний раз сравнивать, как живется тебе и как мне.

После краткой паузы Мэтью спросил, указывая на меню:

— Что будешь?

— Угощаешь?

— Ага.

— Ну, тогда вот эту мешанину с кабачками, фасолью и куриной грудкой — гриль.

— А волшебное слово?

Роза улыбнулась ему.

— Пожалуйста!

Мэтью обернулся и жестом подозвал официанта.

— Может, заодно и бокал совиньона? — спросила Роза.

Мэтью смерил ее взглядом.

— Та-ак.

— Мэтт, всего один бокал…

Он отвел глаза.

— Роза, мне не жалко. Хочешь, выпей хоть целую бутылку. Не в этом дело.

— А в чем?

Подошел официант в длинном черном фартуке, с блокнотом. Он улыбнулся Розе, она взяла меню, показала ему выбранное блюдо и тоже улыбнулась.

— А мне кеджери с лососем, — попросил Мэтью, — и салат. И один бокал совиньона.

— Ты разве не будешь?

— Нет.

— А что так?

— Нет настроения, — объяснил Мэтью.

— Почему? — допытывалась Роза. — Живот болит? Голова?

Мэтью взял оба меню и отдал их официанту.

— Сердце, — коротко ответил он.

Роза встрепенулась:

— Что стряслось?

Мэтью протянул ей корзинку с хлебом. Она не обратила на нее внимания.

— Мэтт, что случилось?

— Понимаешь… — начал Мэтью, отставляя корзинку и облокачиваясь на стол, — у нас с Рут… словом, все.

— Не может быть.

— Может.

— Только не у вас…

— Тем не менее.

— Общие взгляды, одни и те же интересы, амбиции…

— Нет.

— Она нашла другого?

— Нет.

— Судя по тебе, ты тоже.

— Вот именно.

— Мэтт…

— Если ты помолчишь хоть минуту, я все объясню, — пообещал Мэтью.

Официант поставил перед Розой бокал вина.

— Не верю, в голове не укладывается…

— У меня тоже.

— Эта квартира…

— То-то и оно, — перебил Мэтью, — в ней дело, в квартире. Рут может позволить себе такое жилье, а я нет. А ей давно пора обзавестись недвижимостью. Это верное решение, так я ей и сказал. Но последовать ее примеру я не могу.

— А я думала, ты зарабатываешь бешеные деньги, — с расстановкой произнесла Роза.

Мэтью скривился.

— В два раза меньше, чем Рут.

— В два?

— Да.

— Господи, а мне всегда казалось…

— Знаю. Просто я никого не пытался разуверить. Но на самом деле с трудом мог угнаться за ней — точнее, в последнее время даже не пытался. И уж конечно, покупку шикарной квартиры мне не потянуть.

Роза разглядывала брата — точнее, все, что возвышалось над столом, — так пристально, словно прежде никогда его не видела.

— Если хочется, можешь назвать меня кретином, — предложил он.

— Не хочется. И вообще, не мне судить. — Она помолчала, пригубила вино и добавила: — Бедный…

Он пожал плечами.

— А если… если она не купит эту квартиру?

— Слишком поздно, — ответил он.

— Хочешь сказать, она уже купила ее?

Он покачал головой:

— Нет, идти на попятный слишком поздно. Квартира — просто катализатор. Благодаря ей мы поняли, насколько далеки.

— Она тебя выставила?

— Еще чего! — сердито выпалил он.

— Извини…

— Я сам сбежал.

— Ох, Мэтт, — воскликнула Роза, — как жаль, что я этого не сделала!

Он грустно подтвердил:

— Как ни верти, все равно кошмар.

Она подалась вперед:

— Ты все еще любишь ее?

Снова явился официант с тарелками. Мэтью отодвинулся от стола.

Дождавшись, когда перед ним поставят тарелку с кеджери, он сказал:

— Конечно, люблю. Это не свет, выключателем не щелкнешь. Тебе ли не знать.

Роза уставилась в свою тарелку. Потом робко выговорила:

— Я хотела спросить, хватит ли твоей любви еще на одну попытку?

Мэтью вздохнул:

— В нынешних обстоятельствах — нет.

— Но ведь Рут и дальше будет преуспевать. Разве нет?

— Да. Так и должно быть.

— Как именно — ставить работу выше личной жизни?

— Ну, надо же что-нибудь ставить на первое место, верно? — Мэтью рассеянно перемешивал вилкой рис. — Все сразу там не поместится.

Роза подождала продолжения, разрезая курятину.

— А ты, Мэтт? Неужели ты не мог пойти на компромисс?

Мэтью вздохнул:

— Как видишь, нет.