«Почему именно мне не повезло с папашей? Чем эти девочки заслужили счастье родиться в дружной семье?» – злилась Ивка.

– Ты долго там будешь греть задницу! – закричал отец, высунувшись в окно. – Сбегай, купи мне минералки!

Она направилась к вагону. Отец протянул деньги в открытое окно. Купив в киоске бутылку «Нарзана», подала родителю.

– Иди на своё место! – скомандовал он.

– Но ещё рано, поезд стоит, – возразила Ивка.

– Я сказал, заходи!

Она обожгла его сердитым взглядом и не сдвинулась с места. Через несколько секунд отец вышел из вагона и, сжав рукой хрупкое плечо дочери, прошипел:

– Ты такая же упёртая, как твоя безмозглая мать!

В ту минуту Ивка поняла: ненавидит этого человека, который, мучаясь желанием выпить, вымещает на ней плохое настроение. Издевается над своей дочерью, полностью зависящей от него. Именно тогда она испытала глубочайшее разочарование в отце.

Пока Иванна подрастала и училась в младших классах, любила своё Потапово, утопающее в садах. За селом бежала неглубокая речка, в ней водились караси, плотва и другая мелкая рыбешка. Всё лето немногочисленная детвора купалась на речке, удила рыбу, варила уху на костре. Эти воспоминания долгие годы грели душу Ивки.

Дома же ничего не менялось. Выполнив какую-нибудь работу, отец покупал бутылку самогона. Употребив зелье, начинал воспитывать жену и дочь, пока не забывался тяжёлым сном. Со временем Иванна перенесла ненависть к отцу и на место, где жила. Она твердила матери:

– Уеду в город. Там люди, приходя с работы, не бегут на огород, чтобы полить рассаду или прополоть картошку. Не чистят через день сарай после уток и кур, не рвут траву кроликам, не выполняют тысячу других дел. Горожане идут в магазин и покупают всё, что нужно. Свободное время тратят на театр, кино и культурный отдых.

Мать, Елизавета Павловна, только вздыхала, утешая дочь.

– Разве я против. Окончишь школу и уедешь в город учиться. Я буду рада, если тебе не придется, как мне горбатиться в поле.

Ивка и Тая с седьмого класса начали строить планы переезда в город. Ни у родителей Таисии, ни у Ивкиных денег на платное обучение не имелось. Девочки старательно учились, надеясь поступить в Медицинский институт. Ивке легче давалась физика и математика, Тае – биология с химией. Поступить удалось только в медучилище, но подруги были счастливы. Лишь одно занозой сидело в душе и мешало радоваться по– настоящему: влюбленность Иванны в друга детства Данилу. Она скрывала это чувство от всех. Запрещала себе даже думать о нём. Прятала робкие ростки первой любви глубоко под ворохом сомнений, яростной неприязни деревенской жизни и неистового желания жить в городе.

«Чувство это быстро забудется, – размышляла Ивка. – Моя судьба ждёт меня впереди».

И действительно она всё меньше вспоминала Даньку, и только ночами он изредка снился ей. Утром сон забывался, оставляя в душе беспокойную маету и печаль на весь день.


***


Иванна проснулась с тяжёлой головой, будто не проспала три часа, а только прилегла.

«Лезло всякое в голову. Не такая уж я и старая, чтобы предаваться грёзам о прошлом. Да и что хорошего я видела в том прошлом», – поморщилась она.

Дневной сон вернул силы, но не бодрость духа. Она умылась холодной водой и зашла в зал.

– Привет, – она улыбнулась мужу, сидящему в кресле. Когда вернулась с работы и готовила еду, он ещё спал.

– Дай пожрать, – поприветствовал её Дмитрий.

Ивка удивилась:

– Я же сварила суп, разве ты не обедал?

– Это ты о той бурде в кастрюле? Приготовь что-нибудь посущественнее.

Она достала из аптечки таблетку. Голова раскалывалась.

– Санька приходила?

– Да. Она сейчас у подруги. Сказала, что тётя Оля сошьёт их куклам платья, – хмыкнул Дмитрий.

Иванна испытала стыд: она давно обещала сшить новые платья для Санькиной «Барби», а Оля вот выкроила время.

– Что приготовить?

– Мясо. – Муж зевнул и переключил канал. – Завтра снова на эту чёртову работу. Надоело!

«А уж как мне надоело! – вспыхнула она. – Где кино, театры, о которых я мечтала. Димку невозможно вытащить из дому».

В холодильнике лежал небольшой кусок свинины.

«Мужу хватит. Саше сделаю три-четыре котлеты, а я доем вчерашний плов», – решила Иванна.

Как-то так получалось, что она всегда отдавала лучшие куски Дмитрию. Нет, она никогда не оставалась голодной, но привыкла сначала кормить мужа, потом дочь и в последнюю очередь думала о себе. Он или не замечал, что жена обделяет себя или считал это правильным. Так же дело обстояло и с покупкой вещей, если Дима полагал, что ему нужен новый свитер, куртка или обувь, покупал, не раздумывая. Он не подсчитывал, дотянут ли они до зарплаты. А Ивка покупала себе обновы, когда уже нельзя было не купить. Их семья не бедствовала, но её заработка и зарплаты мужа едва хватало, чтобы заплатить коммуналку, купить продукты и кое-что по мелочи. На еду уходила основная часть денег. Она приготовила отбивные и позвала Дмитрия к столу. Села рядом пить чай. Головная боль прошла.

– Вот другое дело! Очень вкусно. Спасибо. – Довольный супруг погладил свой живот и ущипнул жену за бок.

Иванна машинально шлёпнула его по руке.

– Толстеешь мать, – произнёс он, – вон, сколько сала на боках.

– Спасибо за комплимент. На себя посмотри, – разозлилась Ивка.

Дмитрий к тридцати пяти годам обзавелся приличным животиком и выглядел обрюзгшим.

– Мужчине достаточно выглядеть чуть лучше обезьяны, и он будет востребован, а женщине, утратившей обаяние, ничего не светит, – изрёк муж избитую фразу с глубокомысленным видом.

«Как ни странно – он прав. У нас в больнице каждая третья сотрудница либо разведёнка, либо никогда не выходила замуж. Не считать же за брак нынешнюю моду на сожительство», – подумала Иванна и набрала на телефоне номер дочери.

– Сашуль, мы же в кино собирались, уже почти шесть вечера?

– Мамочка, буду через полчасика, пойдём в семь часов на «Хроники Нарнии».

Дмитрий отправился в зал смотреть любимый сериал. Она навела порядок на кухне и прилегла в ожидании дочери на кровать.

Муж задел за живое. Вспомнился давний разговор матери с соседкой тётей Катей.

Иванна училась тогда в десятом классе. Она делала уроки в своей комнате. Дверь на кухню осталась открытой – Ивка хорошо слышала собеседниц.

– Семка-то бросил Клавку и смылся с докторшей. Она проплакала три дня и порешила вернуть Семена во что бы то ни стало, – сообщила новость тётя Катя.

– Клава сама виновата. Распустила себя. Растолстела. Ни прически, ни макияжа, а эта фельдшерица Анна ладная, тоненькая, как девочка и ласковая, как котёнок. Мужик ведь большой ребенок: вкусное любит, да что б его по головке гладили, – рассуждала мать.

Ивка не верила своим ушам – это говорила её мама, которая одевалась, как серая мышка и была не раз бита пьяным мужем. Господи, какая ласка! О чём она? Видимо, мать рассуждала абстрактно, не примеряя это к себе. Отцу, постоянно находящемуся под хмельком, всё равно во что одета и как выглядит жена.

– Клава неделю голодала, – рассказывала дальше тётя Катя. – Десять кило скинула. В городе купила на все деньги нарядов. Причёску в парикмахерской забабахала. Красивая стала – не узнать! – с восхищением повествовала соседка. – Собралась она и поехала за полюбовниками в Анапу.

«Клаве, чтобы похудеть, полгода надо, а не семь дней», – ехидно подумала Иванна.

– Дай-ка, чайку подолью. – Послышался звук льющейся воды и тихий голос матери. – И что дальше? Клава тебе сама рассказывала?

– Не мне одной. Всем бабам. На работе. Как только вернулась с Анапы, так и рассказала. Так вот, Клавка узнала у тёти Глаши, в какой санаторий дали фельдшерице путевку, и отправилась в путь. Купила путевку туда же, где находилась разлучница и сбежавший муж. Надела новый купальник и вышла на пляж. Вокруг белые, не загорелые люди, а Клава, будто на морях уже побывала. Все интересуются: «Женщина, где вы так успели хорошо загореть? Подскажите, на каком море?»

И тут Иванна поняла: Клава вдохновенно сочинила своим подругам сказку. Никто в здравом уме не спутает грязно-коричневый деревенский загар с морским, ровным и шоколадным. А главное, женщины словно забыли, что загорелыми до черноты у Клавы были только руки до плеч, ноги до колен, декольте и лицо. Всё что обжигало палящее солнце во время прополки в поле. Так загорела и тетя Катя, и мама, и даже Ивка. Ей стало жаль Клаву, которая потратила последние деньги и испытала жуткое унижение, пытаясь вернуть непутёвого мужа. Возвратившись в деревню, она придумала байку и для любопытных подруг, и для своего успокоения.

– И вот сидит Клавка на пляже, а мужики заглядываются. У похудевшей Клавы фигура нечета плоским городским доскам, – хихикнула тётя Катя.

«Как же похудела! Для стокилограммовой Клавы потерять десять кило, как слону дробина», – усмехнулась Ивка. И представила на пляже полную, с большой грудью девушку с деревенским загаром, растерянно ищущую взглядом сбежавшего Семена.

– Вечером Клавка снова сходила в парикмахерскую, сделала прическу, накрасилась, надела шикарный костюм и пошла в ресторан санатория, – повествовала тётя Катя.

– Погоди-ка, проверю, спит ли Лёня? – Мать показалась из кухни.

Иванна притаилась за дверью, сгорая от стыда. Она подслушивала! Вскоре мать вернулась на кухню, и соседка продолжила рассказ.

– Входит Клава в ресторан, посетители повернули головы в её сторону. А Сёмка, увидев такую красивую жену, встал и кинулся к ней.

– Прости, Клава, не ценил тебя! Вижу теперь, нет никого краше тебя! Прости и прими обратно.

– А что же она отвечает? – поторопила замолчавшую соседку мать.

Тётя Катя, как хороший актёр, держала паузу.

– А Клава отвечает: нет, не прощу! Смотри теперь и жалей, кого потерял! И гордо вышла из зала ресторана. Заплакал Семка, но поздно. Посмотрел он на фельдшерицу и плюнул.

– Не простила! – ахнула мать. – Может, не стоило так гордиться? Мужик осознал, что натворил, пусть домой возвращается.

– Мы тоже так сказали Клаве. Но она твердит: лучше одной жить, чем с предателем, – закончила рассказ соседка.

Иванна ясно представила на пороге ресторана наряженную, как новогодняя ёлка, Клаву. Молодая женщина обожала ярко-синие тени и мазала их до бровей, а брови красила в жгуче чёрный цвет. Довершала боевую раскраску алая губная помада с блеском. Новое платье Клава, как пить дать, купила блестящее с люрексом. И скорее всего, не сдержавшись, плакала возле столика коварного Семки и просила его вернуться.

«Никогда не буду толстеть и становиться бесформенной коровой, – поклялась она тогда себе. – И не позволю мужчине унижать меня и выставлять на посмешище».

Ивка встала с кровати и посмотрела на свое отражение в зеркале: тусклые неухоженные волосы собраны в хвост, мешковатая одежда, попытка скрыть полноту, и взгляд уставшей, разочарованной женщины.

«Куда делась веселая, тоненькая девушка, мечтающая о жизни в городе. Мечта исполнилась, но видимо, этого мало».

Она накинула свободную лёгкую кофточку, июльский вечер обещал быть тёплым.

– Мам, я дома! Идём в кино. Дай только водички, пить хочу, – кричала дочь, стоя на пороге квартиры.

– Дима, мы пошли, – сообщила она мужу, заглянув в зал.

– Делать тебе нечего! Лучше бы легла спать пораньше. Жалуешься, что устала, а сама тащишься в кино, – буркнул муж, не отрывая взгляда от экрана телевизора. Дмитрий покосился на жену. Уже два года она перестала волновать его, как женщина. Изредка он спал с ней, снимая напряжение, но всё чаще Ивка вызывала у него глухое раздражение. Покорное, тупое выражение на лице жены иногда бесило его до зубовного скрежета. Правда, она была удобным сожителем по квартире: безропотно готовила, убирала, обслуживала его.

«Для чего ещё нужна жена, как не для удобства, – размышлял он. – Для удовольствия я всегда себе найду кого-нибудь».

И находил, правда, изредка. Он любил свою уютную квартиру, дочку, тихую и ласковую девочку, и даже Ивку ценил за незаметность, за то, что не мешала жить так, как ему нравится. Жаль: нервировала иногда. Дмитрий единственный ребёнок у родителей. Из ласковых рук матери плавно перебрался в руки жены, поначалу не такие умелые, как мамины, но со временем ставшие более опытными. Еда по возможности готовилась только та, что он любит, передачи по телевизору смотрелись только те, что он хотел. Мужчине не приходило в голову, как эгоистична его натура, замыкающаяся на себе любимом.

Он искренне считал: «Смотрите любимые передачи днём, пока он, глава семьи, на работе. Жена возмущалась: стал много пить! А попробовала бы эта клуша, поездить весь день по забитым транспортом улицам, выслушивая нытье клиентов. Я имею полное право расслабиться после рабочей недели. Могу в любое время бросить пить, когда захочу. Я не алкаш какой-то».

Дмитрий поморщился, некстати вспомнив, что проиграл деньги, играя на тотализаторе. Деньги небольшие, но обидно, что любимая команда волейболистов, так позорно продула. Ивка второй вечер нудит, что дочке нужно покупать к школе всё новое: выросла из прошлогодней формы.