Арсений Петрович снова молча кивнул, лицо мужчины приобрело свекольный оттенок.

Попрощавшись с заведующей, они вышли из здания поликлиники. Молодой врач шествовал впереди. К удивлению Ивки он направился к новенькой «Ауди» 80. Пискнула сигнализация. Арсений Петрович обернулся и на удивление сильным бархатным голосом произнёс:

– Садитесь, Иванна Леонидовна, будете навигатором.

Только дважды в жизни её поразили голоса новых знакомых: низкий бас Левы Тонева и вот теперь мягкий баритон нового врача. Арсений Петрович видимо знал о несоответствии своего внешнего вида и голоса, поэтому усмехнулся, заметив её изумление.

– Предпочитаю помалкивать.

– Да, доктор, вам бы в психиатрию с таким голосом. Заслушаешься, – улыбнулась Иванна. – Одну минуточку, я позвоню знакомому, сообщу, что уехала.

В машине приятно пахло автомобильным парфюмом. Лобовое стекло авто украшали непонятные блестящие штучки, похожие на пружинки и елочки одновременно. Оплетка руля сияла яркими серебристыми звездочками, на крышке бардачка отсвечивал металлом рисунок орла, раскинувшего крылья. Иванна вспомнила «Волгу» Данилы, источающую ароматы лука, укропа, овощей и строгий салон его машины без единого украшения.

«Он почти мальчишка. Сколько ему лет? Самое большее двадцать семь, и судя по машине, он явно не из бедной семьи».

– В Потапово хоть какие-то развлечения есть? – поинтересовался Арсений Петрович.

– Рыбалка, лес, грибы, библиотека. В кино придется ехать в соседнее село. Боюсь, вам будет у нас скучно, – посочувствовала Ивка.

– Ничего, на выходные я отправлюсь домой. Зато в деревне практика лучше. Мне нужно пять лет отработать. Полмиллиона ушло на эту красавицу. – Он с любовью провёл по дверце машины. – Другую половину сестре отдал на ипотеку, – простодушно пояснил Арсений. – Можно вас попросить?

Ивка кивнула.

– Зовите меня по имени.

– Хорошо.

«Вот и первое неправильное заключение. Парень получил миллион по договору. Будет отрабатывать», – поняла она.

– Ну а вы тогда меня – Иванной. Вот здесь поверните. – И показала на грунтовую дорогу, ведущую в село.

На горке, откуда открывался прекрасный вид на Потапово, врач остановил машину.

– Как красиво! – восхитился Арсений.

«Кажется, мы сработаемся, – обрадовалась Иванна. – Он просто не может быть плохим человеком, если видит красоту».

– Сейчас вниз, потом через мост во-о-он до того белого домика с синей крышей, – показала она дальнейший путь.

По мосту машина проехала на заречную сторону села. Возле аккуратного здания фельдшерского пункта Арсений остановился.

– А неплохо! Явно недавно делали ремонт. Крыша современная и заборчик новенький. Как я понимаю: дверь слева – вход в кабинет, а справа – в мою квартиру?

– Правильно понимаешь. Посмотрим? – Иванна оглядела заросшие клумбы во дворе, дорожку из серой тротуарной плитки, ведущую к входу в медпункт. – Придется повозиться и привести двор в порядок.

Арсений открыл дверь в квартиру. Из маленького коридорчика имелся вход в большую комнату и кухню.

– Негусто, – осмотрелся врач. – Хорошо, что мебель есть.

В светлой комнате с двумя высокими окнами стояла кровать, шкаф и стол с единственным стулом. На кухне обнаружилась двухкомфортная газовая печь, кухонный стол, пара навесных шкафчиков и крохотный старый холодильник «Астра» восьмидесятых годов прошлого века. Иванна, открыв шкаф, нашла пару алюминиевых кастрюль, электрический чайник и несколько тарелок.

– Жить можно, – обрадовался Арсений. – Давайте посмотрим медпункт.

От входной двери открывался вид на просторный коридор и приемную врача. Если не обращать внимания на тонкий слой пыли на белой медицинской мебели, на паутину в углах и серый цвет жалюзи, все выглядело неплохо.

– У вас есть постельное белье? – поинтересовалась Ивка.

– Не волнуйтесь, меня собирали две женщины: мама и сестра. Думаю, кроме постельного белья, они положили в сумки ещё много чего. Например, заставили меня взять ящик картошки, будто я не в деревню еду, а на северный полюс.

Иванна глянула на часы: половина шестого.

– Давайте так. Вы устраивайтесь, а завтра наведём порядок во дворе и медпункте. Я приду к восьми, а сейчас мне пора.

– Конечно, конечно, до завтра, – кивнул Арсений и поправил сползающие очки.

Иванна торопливо направилась по улице домой. Прошагав быстрым шагом метров триста, сообразила: всё равно не успеет собраться к шести часам. Как-то нужно объяснить матери свое отсутствие вечером, принять душ после жаркого дня, сказать дочери пару слов. Она набрала номер Данилы.

– Дань, я задержалась в поликлинике… – не успела договорить, как в трубке послышался тяжёлый вздох. – Давай перенесём встречу на половину восьмого, – продолжила она.

В ответ раздался его радостный голос:

– Да хоть на десять. Я приеду за тобой.

Возле двора Самошиных новые подружки Саньки сестры-близнецы Оля и Валя учили её играть в городки. Дочь, увидев Иванну, бросилась на встречу.

– Мам, смотри, какую биту мне бабушка дала!

Ивка покрутила в руках отполированную увесистую палку.

– Это моя бита. Надо же, бабушка сохранила.

– Ага, она так и сказала. А мы не ужинали, тебя ждали, – сообщила дочь, забирая биту.

– Здравствуйте, девочки, – поприветствовала Иванна сестёр. – Саша поужинает и выйдет гулять.

– Да подождите меня, я быстренько, – крикнула Санька и понеслась во двор.

На кухне Елизавета Павловна резала салат из огурцов и помидоров.

– Мам, вы не ждите меня, кушайте. Я выкупаюсь и попью с вами чай.

После душа Иванна критически осмотрела себя в зеркало. Отметила посвежевшее лицо, глаза с блеском, улыбнулась: «А ничего для тридцати лет, очень даже ничего».

Ей не хотелось признаваться себе, что она с нетерпением ждёт встречи с Данилой.

На кухне мать находилась одна, голос Сашки раздавался на улице.

– Рассказывай, – попросила Елизавета Павловна. – Не тяни, вижу, сияешь.

– С завтрашнего дня начинаю работать в фельдшерском пункте. Нового врача назначили. Я с ним из города вернулась.

– Ну и хорошо. – Мать промокнула глаза кончиком ситцевого фартука в синий горошек.

Иванна налила чай, отхлебнула.

– Мама, сейчас за мной заедет Данила, он хочет показать свои теплицы, участок, – смущённо пробормотала она.

– Ой, зря он это делает. Люди уже дважды видели вас вместе и скоро начнут болтать, что ты бросила мужа из-за Даньки Кузнецова.

– Мам, а какое дело до меня людям, – возмутилась Ивка.

– Сегодня в магазине меня спрашивали, что ты в селе делаешь? Пришлось сказать, развелась с мужем и вернулась в Потапово, – с досадой проворчала мать.

– Правильно сказала, – одобрила дочь. – Мам, я обещала Даньке, что поеду с ним к теплицам.

– Ты меня за дуру-то не держи. Молодой мужик приглашает бабу вечером на озеро. Если вас вместе увидят, вся деревня болтать станет – это тебе не город, – возмутилась Елизавета Павловна.

– Мам, а что тебя смущает? Даня не женат, я развожусь. Мы свободные люди. Как, по-твоему, я должна себя вести?

– Сначала разведись, поживи сама, а там видно будет, – посоветовала Елизавета Павловна.

– Понятно, нужно соблюсти приличия, – хмыкнула Ивка.

– Вот именно, приличия. Неприлично ездить с чужим мужиком в поле, на ночь глядя, – буркнула Елизавета Павловна.

– Мам, я обещала и поеду. Мне не пятнадцать лет, – разозлилась Иванна.

– Смотри, чтобы потом не пожалела!

– Мам, пожалуйста, давай не будем ссориться, – попросила расстроенная дочь.

– Ты же всё равно меня не послушаешь и сделаешь по-своему.

– Мамулечка, не послушаю, но и ты не ругайся. – Ивка обняла мать. – Разве ты не хочешь мне счастья?

– Ой, доча, не получится у тебя с ним счастья! Чует моё сердце. – Какая-то боль или досада промелькнула в глазах матери.

В кухонное окно Иванна увидела подъехавшую к дому «Волгу» Данилы.

– Проследи, чтобы Санька вымылась вечером. – Ивка поцеловала мать в щёку и, подхватив сумочку, выскочила на улицу.


– Куда направляемся? – поинтересовалась она, отметив чистую рубашку, пушистые, немного лохматые после душа волосы Данилы.

– Я покажу место, где провожу большую часть времени. Поедем к озеру.

– Значит, я угадала.


Земли Данилы протянулись вдоль озера. В пятидесяти метрах от воды стояли две теплицы метров по тридцать. Все застекленные рамы с боку и торцов теплицы были подняты. Ближе к воде находился маленький вагончик на колесах. Возле него под навесом расположился мангал, деревянный самодельный стол с двумя лавками и крохотная печурка из огнеупорного кирпича. Иванна оглядела уютное, своеобразное подворье.

– Ты хорошо устроился. Здесь так красиво. Озеро, ивы у воды, прохладно, птицы поют.

– А вечером лягушки, – засмеялся он. – И комары тоненько так зудят. Данила вытащил сумку из машины, поставил на стол под навесом.

Ивка приблизилась к столу, села на лавку. Данила вынес из вагончика кресло качалку.

– Садись сюда, я буду смотреть на тебя и готовить ужин.

– Помочь?

– Не надо, я хочу сам накормить тебя. – Он разжёг дрова, сложенные в мангале. Выложил на решетки карпов. Поставил на стол приготовленную заранее нарезку из мяса и сыра. Крупные кисти белого и розового «Дамского пальчика» в красивой плетёнке заняли свое место на столе. Данила, как фокусник, вытащил из озера бутылку шампанского, почти без хлопка открыл её. Из своей бездонной сумки достал два бокала.

– Давай отметим твоё возвращение.

Иванна взяла бокал.

– Давай.

Прогорели дрова. Данила установил решетки с карпами на мангал.

– Ты часто здесь ночуешь? – поинтересовалась она, заметив возле вагончика летний душ.

– С ранней весны и по начало октября часто, в остальное время здесь делать нечего. Теплицы не отапливаются. Домой заезжаю каждый день, матери помогаю. – Он снова наполнил бокалы. – За исполнение мечты!

Иванна улыбнулась. В глазах Данилы плясали чёртики, его взгляд будоражил кровь и сбивал дыхание.

– Твоей или моей?

– Наших. И моя пусть исполнится и твоя. – Данила выпил вино. Вилкой проткнул рыбу на решетке. – Карпы готовы.

Иванна наблюдала, как он ловко уложил рыбу на блюдо, в овощной салат натёр сыр, добавил масло. Она встала с кресла. Подсела к столу.

– Боже, как вкусно! Напомнил детство. Мы ведь всё лето карпов в костре запекали на решетках из старых холодильников.

– А закусывали при этом ворованными огурцами из огорода бабы Глаши, – напомнил Данила.

– Потому, что только у неё огурцы без горечи. Нам досталось, когда баба Глаша поймала нас и рассказала родителям. Я три дня сидеть не могла, добрый папаша ремнём отходил, – хмыкнула Ивка.

– А мне неделю на улицу выходить запретили, и это летом, – добавил Данила.

От реки потянуло сыростью. На небе взошла яркая луна, зажглись звёзды. Данила принёс их вагончика лёгкую куртку и плед. На плечи Иванне накинул куртку, ноги укутал пледом. Они допили шампанское, доели рыбу и салат. Данила развёл огонь в печи и поставил закопченный чайник на плиту.

– Я сейчас напою тебя своим фирменным чаем, – предложил он.

У Иванны от шампанского слегка кружилась голова. Она наблюдала за скупыми движениями друга детства и ловила себя на мысли, что ей давно не было так хорошо и спокойно. На озере лягушки завели концерт, послышался плеск рыбы, захватывающей комаров и мошек над водой. Данила заварил чай и подал ей ароматный напиток. Ивка с наслаждением вдохнула пахнущий дымком чай и отхлебнула глоток.

– Чабрец, лимонник, листья чёрной смородины и что-то ещё, не узнаю?

– Угадала, это мы пили в детстве, плюс листья малины и душицы, – подтвердил он.

– Дань, как ты жил всё это время?

– Когда вы с Тосей уехали из Потапово, хотел отправиться в город следом за вами. Думал, если буду рядом, ты обратишь на меня внимание. Поговорил с отцом, он тогда ещё немного ходил, мог сам себя обиходить. Отец посоветовал: «Если Ивка твоя судьба, она вернётся. Сейчас ты до неё не достучишься. А нам без тебя будет трудно. Будь мужчиной, сын, прими всё, как есть».

Не знаю, прав ли он оказался? Ты вышла замуж, и я понял, что потерял тебя. Иногда вспоминаю, как я упрекнул его: «Из-за вас у меня нет своей жизни».

Отец промолчал. До последнего дня, превозмогая боль, он всё делал сам. Мужественный человек. Никогда не жаловался и не роптал на судьбу. Последние два года, будучи парализованным, говорил с трудом, но меня поддерживал. Когда он умер, стыдно сказать, я почувствовал облегчение и… пустоту. – Данила не стал рассказывать Иванне, что обижался на мать, которая отказывалась сидеть с мужем и повторяла: «Я не могу видеть его в таком состоянии, просто не могу».

А отец любил свою Машеньку и боготворил до последней минуты, и с него взял слово оберегать её. Данила и оберегал. Мама делала только лёгкую работу, остальное выполнял он.