Елена Рейн - Второй шанс

До тети Надя добралась в три часа дня, купив ее любимый медовый торт, бутылку хорошего вина и фрукты. Лариса Ивановна была в отпуске, поэтому они с мужем встречали гостью за праздничным столом. Все сидели, обсуждая последние новости у знакомых и родных.

– А как там отец? – спросила Надежда, желая хоть что-то услышать о родном человеке.

– Да что отец?! Счастлив. Двое сыновей у него. Жена добрая и послушная. А Кольке больше ничего и не надо, – отмахнулась тетя, не считая это достойной темой для разговора.

– Понятно. Не спрашивал обо мне?

– Ну, так… поинтересовался вскользь. Зачем ты взрослая нужна ему?

Надежде стало обидно за себя и мать, которую отец даже не вспоминал, но она промолчала. Тетя никогда не любила ее отца, а как забрала ее в город, то по первости даже не давала разговаривать с ним, а потом отец уже сам не звонил.

– Кроме меня, никому ты не нужна, а ты к тетке не прислушиваешься. Говорила тебе с Даниилом не связываться. Сразу же видно было, что он – сволочь богатая. И мать его, вся такая деловая, деньгами только и разбрасывается, – проворчала Лариса Ивановна.

Муж тети Иван, хорошо уже подвыпивший, вдруг ни с того ни с сего сказал:

– А что же ты тогда с ней встречалась и деньги брала?

Весь воздух мгновенно вышел из легких Надежды, и она застыла с мандарином в руках. Все пазлы сошлись в одной мерзкой картине, искалечившей ей жизнь. Женщина медленно положила фрукт и, уверенно смотря в глаза тетке, спросила:

– Это ты пропустила ее ко мне в палату, несмотря на то что мне были запрещены посетители, а тем более она?

– Надя… Ваня, выйди, – сказала тетка, недовольно глядя на мужа, разболтавшего то, что не нужно. Скорее всего, в отместку, что она запретила ему ехать на неделю с мужиками на открытие сезона охоты на все половозрастные группы муфлона.

– Ларис, я… – тут же стал отнекиваться мужчина, чувствуя, что совершил огромную ошибку, видя, как Наденька побелела.

Как только муж ушел, Лариса Ивановна положила свою вилку на белоснежную скатерть и сказала:

– Да, это я пропустила ее через знакомого хирурга, так как посчитала, что лучше она, чем Даня, когда уже будет поздно.

– Что поздно? – хрипло сказала Надежда, повышая голос. – Что поздно? После ее прихода стало поздно! Да кто ты такая, чтобы решать за меня?

– Надя! – возмущенно сказала женщина.

– Как ты посмела?! Как? Это же я, твоя племянница. Ты что, забыла, как я ревела, как мне было плохо без него, как я чуть не загнулась там, в больнице? Ах да, ты ведь даже не пришла. У тебя же повышение квалификации было. Не до ноющей племянницы.

– Я о тебе всегда заботилась и советовала, как жить, а ты выбрала его, не послушав меня, – процедила Лариса Ивановна.

– Это моя жизнь! Только моя! И я была с ним счастлива! Я хотела и любила своего ребенка, а ты что натворила? Как ты могла? – кричала Надежда.

– Я считала, что тебе еще рано заводить детей. У тебя карьера, и Даниил тебе не подходил. А его мать… она бы загнобила тебя.

– Молчи! Какая же ты… – прошипела Надежда, резко вставая со стула, а потом подошла к стене, придерживаясь за нее, и с обидой выкрикнула: – Ты сама себе обеспечила жизнь без детей ради своей карьеры и мне решила такое устроить? Кто тебе дал такое право?

– Ты посмотри на меня. Кто я сейчас?! Высококвалифицированный дорогостоящий врач. У меня три квартиры, машина, дача, я езжу отдыхать за границу два раз в год. Я и без детей…

– О господи… – хрипела Надежда, понимая, что упадет, потому что дрожащие руки соскальзывали со стены. – Какая же ты бесчувственная змея! Да плевала я на твое богатство! Ты вместе с матерью Даниила… разрушила меня! Убила моего ребенка! Мамочки, я не могу поверить! Теперь я понимаю, почему мать с тобой не общалась. Ты… чудовище.

Лариса Ивановна резко встала со стула и прокричала:

– Не смей так со мной разговаривать! Твоя мать всегда была наивной и доброй дурочкой и в результате померла в нищете с гулящим мужем.

– О боже, – шептала Надежда, повернувшись лицом к тете, прижимаясь к стене уже спиной. – Ты… все разрушила. Уничтожила моего малыша, мою жизнь и меня.

Надежда резко оттолкнулась и подошла к ней:

– Никогда тебе не прощу. Злая и жестокая женщина. Презираю. И никогда, слышишь, никогда не смей мне звонить или приезжать в гости!

Лариса Ивановна вздохнула и быстро произнесла:

– Надя, я хотела как лучше. Успокойся.

Но женщина не слушала, она направилась в спальню для гостей и стала быстро собираться, чтобы уйти из этого проклятого дома.

– У тебя же все сейчас хорошо: работа, квартира и замечательный Стас.

Надежда тут же повернулась к тетке и прохрипела, сдерживая себя, чтобы не заорать.

– Нет больше Стаса. Мы расстались. Но знаешь, у него тоже есть заботливая мама, любящая вмешиваться в дела сына и учить неразумную будущую сноху жизни.

– Екатерина Олеговна очень приятная и … – тут же возразила тетя.

– Так значит и с ней успела пообщаться? – устало прохрипела Надежда. – Так я огорчу тебя. Никогда не планировала создавать семью со Стасом, каким бы он хорошим ни был.

– Потому что дура, как и твоя мать! – громко крикнула Лариса Ивановна, злясь на непонимающую племянницу.

– Пусть так, но мама до болезни была счастлива, а ты… всю жизнь захлебываешься в своей желчи. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся, – сказала Надежда, вышла в коридор, сняла свой пуховик с вешалки и, быстро накинув его, стала надевать зимние сапоги.

– Ты куда собралась? Уже шестой час. Темно на улице.

– Тебя моя жизнь не касается, – сказала Надя и, взявшись за ручку входной двери, остановилась, резко повернувшись к тете.

– Сейчас только дошло… Ты взяла деньги у матери Даниила?

– Я… На расходы, чтобы тебе оказали самую лучшую помощь… – виновато произнесла тетка, пряча глаза.

– Не нужно лжи… Я знаю, кто меня лечил и чем, а эта женщина никогда бы не взяла деньги. Она успокаивала меня в палате ночью, разговаривая и подбадривая, чтобы я смогла идти дальше. И никогда, никогда не поверю, что она взяла твои грязные деньги!

– Нет… я говорила о других… – выдавила Лариса Ивановна.

– Не стоит. Я все поняла. Прощай, тетя, – сказала Надежда, вышла и громко хлопнула дверью.

Надя даже не поняла, как оказалась в парке голубых елей. Сидела на скамейке и смотрела на снег, отливающий серебром от света ночного фонаря. На глазах стояли слезы, настроение было удушающим. Сейчас уже немного успокоилась, а перед этим… слезы, боль и разочарование. Наревевшись, Надежда молча сидела на ледяной скамейке. Тетя беспрестанно ей звонила, поэтому Надя отключила телефон, чтобы не видеть и не слышать ненавистную женщину.

Сколько Надя так просидела, неизвестно, но очнулась оттого, что около нее раздались громкий смех и пьяный гомон.

– Женщина, дай денежку! – нагло попросил явно неадекватный молодой человек, еле державшийся на подгибающихся ногах.

Надежда непонимающе уставилась на троих парней, очевидно, наркоманов, решивших взять у нее денег на дозу.

– Могу дать телефон организации, помогающей наркоманам, – спокойно сказала она.

– Ты че на, тетя, офигела?! Не по-русски объяснил?! Живо дала сотовый и денег! – крикнул самый крупный из парней с ножом в руках.

– Пусть сумку отдаст! – промычал высокий тип в светлой куртке, еле державшийся на ногах.

– Да пырни ее, Тоха, – раздался совсем писклявый голос подростка в черном пальто. – Делов-то.

Надя не верила, что можно так попасть в неприятности. Она была в шоке. Ведь всегда кажется, что все, что случается с другими, не может произойти с тобой.

– Я отдам. Забирайте и уходите, – тихо и спокойно сказала она, подавая сумку парню с ножом, не делая резких движений, а то действительно зарежут.

Надежда вспомнила случай недельной давности в соседском доме, где семейная пара с четвертого этажа возвращалась домой в пять утра из гостей. Открыв дверь с домофоном, муж и жена столкнулись с выходившими из подъезда наркоманами, ночевавшими на лестничной площадке. Взрослые парни напали на пару: избили до ужасного состояния мужчину, ударили кулаком женщину в лицо, сняли с нее норковую шубу и забрали телефон. Что интересно, никто не вышел на помощь, хотя жена кричала так, что на втором этаже пожилая женщина, старшая по дому, выбежала из квартиры на крики, чтобы узнать, что случилось, и вызвала полицию. А сейчас Надя одна в парке с тремя неадекватными парнями, до дури желающими найти средства на дозу.

Раздался выстрел и громкий крик: «Полиция!» Наркоманы, вскрикнув, бросились врассыпную. Надя с открытым ртом посмотрела им вслед, держа сумку в вытянутой руке, а потом на того, кто выстрелил.

Каково же было ее удивление, когда им оказался Даниил, с беспокойством смотревший на нее. Он подошел к жене и, обняв, спросил:

– Все нормально? Сильно испугалась?

– Я… Да. А откуда пистолет? – тихо пролепетала Надежда.

– Пошли отсюда, а то на выстрел действительно прибегут полицейские. Писанины будет на всю ночь, и все равно наркоманов не найдут.

– А-а-а…

– Пистолет на учете, так что не думай ничего плохого. Сейчас опасно ходить, больных больше, чем здоровых. Пойдем домой чай пить, окоченела уже, – сказал он и потянул замершую удивленную женщину за руку.

Даниил и Надежда прошли главную дорогу и вышли на элитную улицу, где стояли красивые двухэтажные дома, окруженные со всех сторон заборами.

Надя отошла только тогда, когда уже сидела на диване, укутанная в теплый плед, а в руках у нее была кружка с теплым чаем. Даниил устроился рядом и обеспокоенно смотрел на жену.

– Я тебе звонил и писал. Ты…

– Отключила телефон, – тихо сказала Надя, чувствуя, как все тело сжимает теплой судорогой после холода.

– Не хотела разговаривать со мной? – спросил Даня, глядя ей в глаза.

Надя только покачала головой и прошептала:

– Нет. Я с тетей не хотела общаться.

– Расскажешь?

– Она… тоже виновата в том, что случилось три года назад, – с болью в голосе сказала женщина.

– Как? – тут же напрягся мужчина.

– Она сделала допуск твоей матери, чтобы Наталья Александровна пришла ко мне, рассчитывая, что в моем состоянии… я потеряю ребенка.

Видя ужас в глазах мужчины, Надя вздохнула и сказала:

– Я все могу понять. Все. Но решать, кто должен жить, а кто нет, она не имела права. Понимаю ее жизненные принципы, взгляды, которые тетя так хотела мне привить, но не так, чтобы это шло через разрушение. Да что говорить, она даже не приехала ко мне. Не нужна была, как, впрочем, и всегда, если что-то происходило. Не понимаю, что ее заставило взять меня из деревни, когда я осталась одна?! Может, хотела воспитать как родную дочь и тут же пожалела о своем решении, но вынуждена была взять с собой? Ведь как только мы приехали в город, сразу устроила меня в общагу, сказав, что они с мужем не привыкли к детям. Считала, что так я буду сильнее в жизни, учила твердости… А то, что мне тяжело было без матери… даже не бралось в расчет. Да и помощь ее заключалась только в упреках и учениях, как жить дальше, поэтому мы редко виделись.

– Теперь многое понятно. Когда я ей позвонил узнать, где ты… сказала про аборт и в грубой форме попросила не звонить. И только через несколько моих звонков она поменяла номер. Я даже приезжал к ее дому, но понял, что это бесполезно, ты там не появлялась. И телефон твой постоянно был вне зоны доступа.

– Боже, какой ужас, – прошептала Надя, ставя кружку на столик. – Никогда, никогда бы не подумала, что она так может поступить.

– Она думала, что так будет лучше, – с досадой сказал Даня. – Такие люди, как твоя тетя и моя мать, не воспринимают чужое мнение, если считают себя правыми.

– Нет, Даня. Это чистый эгоизм – свои неправильные позиции в жизни принудительно вдалбливать другим. Мы с тетей совершенно разные в расстановке приоритетов в жизни. Но ей было плевать на это. Лариса за моей спиной встретилась с Натальей Александровной… взяла деньги… и… разрушила мое счастье, – сказала Надежда, чувствуя себя просто ужасно от предательства родного человека.

Сухим уставшим голосом она продолжила:

– А я… верила ей и доверяла, ведь она единственный человек из моей родни.

– Но твой отец… – непонимающе сказал Даня.

– Он не хочет меня видеть. Тетя говорила, что он неизвестно куда переехал, но иногда они болтают по телефону…

– Надя, подожди. Твой отец мне звонил недавно, спрашивал адрес и твой телефон. А я… не смог ему ничем помочь, так как сам его не знал.