В глазах леди Кларедон промелькнул неподдельный ужас. Томас рассмеялся и отпил лимонада. Раздавшиеся за его спиной шаги возвестили о появлении отца.

На лбу графа залегли глубокие складки, когда тот посмотрел на супругу.

– Вы видели это, мадам? Что это значит? – С этими словами лорд Кларедон швырнул на стол газету и гневно ткнул пальцем в нижнюю часть страницы. Желудок Томаса сжался от нехорошего предчувствия. Отца никогда не интересовали сплетни, так почему же он сделал исключение для сегодняшней газеты?

Повисшую на террасе тишину нарушали лишь прерывистые возгласы графини. Краска отлила от ее лица, когда она пробежала глазами по статье:

– Как они смеют!

Томас взял у матери газету и прочитал заметку. К его горлу подступила дурнота, а в ушах слышались истеричные всхлипы матери. Он смял отвратительный листок, доставлявшийся как представителям высшего света, так и простым обывателям.

– «Голубая кровь, – вслух прочел Томас, – «Всевидящее око» разоблачает похождения падшей аристократки»

Далее автор высмеивал одну богатую титулованную семью, недавно дававшую бал, и тщетные попытки одной известной графини заполучить в гости короля Эдуарда. Король на бал не явился, потому что «у него были весьма неотложные дела в уборной». Его величество счел эти самые «неотложные дела» гораздо более приятными, нежели пустая болтовня графини и ее недалекой дочери.

Заметка была написана мастерски. Автор снабжал охочих до сплетен горожан пикантными подробностями. Имен он не называл, но всем, кто знал о недавнем бале, становилось ясно, что речь идет о семье Томаса. Автор высмеял и других аристократов, включая нескольких молодых леди, присутствовавших на балу. В конце острослов обещал дважды в неделю освещать происходящее в конкретной титулованной семье, а также в семьях других представителей высшего света. Серия очерков должна была закончиться в День святого Валентина разоблачением «любовного скандала» вокруг имени одной титулованной особы – «достигшего брачного возраста прекрасного цветка в очень модных туфельках». Автор намекал на то, что в прошлом году прекрасный цветок был сорван среди розовых кустов простым слугой.

Кипя от ярости, Томас оторвал взгляд от газеты, но притих, заметив выражение лица Аманды. В ее глазах читался ужас, который вскоре охватил и Томаса.

Он словно сквозь туман слышал крики отца и рыдания впавшей в истерику матери. Все его внимание было поглощено сестрой, ее искаженным от страха лицом.

Томас быстро пришел в себя.

– Это ничего не значит. Пустые сплетни. Перестань рыдать, мама.

– Но этот человек высмеял мой бал, – заломив руки, произнесла графиня.

– Он высмеял бы любого, кто пытался пригласить короля Эдуарда. – Томас отбросил газету. – Ты придала этому вздору значение? Он не заслуживает нашего внимания.

Громко фыркнув, граф зашагал прочь.

Томас бросил многозначительный взгляд на мать.

– Наверное, тебе стоит успокоить отца. Убеди его, что это просто чья-то глупая выходка.

У Томаса немного отлегло от сердца, когда он увидел, что мать поспешила за отцом. Томас отпустил служанок, ожидавших неподалеку, а потом повернулся к Аманде, беспокойно теребящей в руках зонтик.

– А теперь расскажи мне правду, Мэнди. – В голосе Томаса сквозила тревога за сестру.

Девушка подняла на Томаса полные слез глаза.

– Откуда об этом стало известно? Он… ушел в армию вскоре после того случая. Никто ничего не знал, – прошептала Аманда, и ее голос сорвался.

Сердце у Томаса оборвалось.

– Как это случилось, Мэнди? Расскажи мне все.

Аманда пустилась в объяснения, то и дело всхлипывая и вытирая струящиеся по щекам слезы. Прошлым летом ее кавалер прекратил свои ухаживания, после чего имел наглость прийти к Аманде на званый вечер под руку со своей новой невестой. Сердце девушки было разбито, и как результат – ее несерьезная дружба с садовником переросла в страсть, вырвавшуюся на свободу среди розовых кустов. Страсть сменилась сожалением, а потом облегчением, когда молодой человек стал матросом на флоте.

Аманда считала, что никто не узнал о ее безрассудном поступке.

Но кто-то все-таки пронюхал.

Достав из кармана белый льняной платок, Томас отер глаза сестры.

– Ну успокойся, малышка, все будет хорошо. Ведь прямого указания на тебя нет. Это всего лишь предположение, домыслы. Я хочу сказать, если сплетни дойдут до ушей Ричарда, он все поймет правильно: это грубые инсинуации, не подкрепленные доказательствами.

Мэнди сжала в руках платок.

– Томас, автор пообещал назвать имена действующих лиц. Должно быть, в тот день в саду был кто-то еще. Я была так осторожна. Я даже отдала платье и туфли служанке на случай, если кто-то вдруг заметил их и запомнил. Я всегда дарю свои вещи Элис, так что и в том подарке она не усмотрела ничего необычного. Но это упоминание в газете… Если Ричарду все станет известно, он разорвет нашу помолвку. Моя репутация будет запятнана!

Ошеломленный Томас покачал головой. Он не знал, что делать.

– Господи, Томас, какой же глупой я была. Я только теперь это понимаю. Прошу тебя, не думай обо мне плохо. Как я жалею о том, что сделала!

Взгляд Томаса наполнился решимостью:

– Клянусь. Я заткну рот этому писаке, чего бы мне это ни стоило.

Робкая благодарная улыбка Аманды придала Томасу уверенности, и он похлопал сестру по руке.

– Почему бы тебе не прогуляться? Постарайся успокоиться и сделать вид, будто ничего не произошло.

Девушка кивнула. Гордо выпрямившись, Аманда раскрыла зонтик и зашагала по выложенной плиткой дорожке, тянущейся вдоль кустов.

Взяв в руки газету, Томас еще раз перечитал статью, и его сердце вновь наполнилось яростью и отвращением. Дьявол! Он смог бы понять, если бы предметом осмеяния стал сам – у Томаса было немало завистников. Но чтобы Аманда? Кому было нужно уязвить его сестру? Может быть, другая представительница высшего света, приревновавшая такого завидного жениха, как Ричард? Но ни одна из них не казалась Томасу настолько злобной, чтобы причинить боль Аманде и его семье. Если только…

Он вновь посмотрел на отвратительную статью и имя автора. «Всевидящее око».

Око? Такое слово часто встречается в египтологии. Око Гора? Такой амулет принадлежал женщине, которую выдворили с бала его матери.

Сильные пальцы Томаса смяли газету. Джасмин… Но почему? Он знал, что она обижена, но, черт возьми, при чем тут Аманда? Если Джасмин и должна кого-то обвинять, то только его. Ведь это он промолчал и не заступился за нее.

Пальцы Томаса сжались в кулаки. Вера в доброту Джасмин разбилась, точно хрупкое стекло. А желание, а уважение? Ничего подобного Томас больше не испытывал. Горькое разочарование переплелось в его душе со все растущей яростью.

Ты заплатишь, Джасмин. О, ты за это заплатишь.

– Нет, она примет меня!

– Прошу прощения, милорд, но господ нет дома, и мисс Тристан не принимает посетителей. Но, возможно, если вы придете завтра…

Не говоря больше ни слова, Томас отодвинул в сторону ошеломленного лакея и направился к лестнице.

– Вы хотели видеть меня? – раздался голос Джасмин.

Девушка спускалась по лестнице. Ворот ее блузки украшала камея из слоновой кости. Она была одета весьма элегантно: в белоснежную английскую блузку и изумрудно-зеленую юбку. Ее великолепные иссиня-черные волосы были забраны в пучок, но непослушные локоны все равно выбивались из прически, словно шаловливые дети. Девушка остановилась на нижней ступеньке и, держась за перила, оглядела Томаса с головы до ног.

Томас пытался обуздать свой гнев, но он рвался на свободу, подобно дикому зверю. Подойдя к девушке, Томас сжал ее изящное запястье – запястье, которое только вчера покрывая поцелуями.

– Давай прогуляемся по саду. Ведь именно там ты практикуешься в своем красноречии, – произнес Томас.

– Некоторые члены твоей семьи тоже питают слабость к прогулкам по саду, – парировала Джасмин.

Эти слова убедили Томаса в его подозрениях. Он вышел вместе с Джасмин на улицу и повел ее в укромный уголок к небольшой скамье, окруженной со всех сторон кустарником. Вполне подходящее место. Растущие неподалеку белые цветы источали сладкий аромат, но Томас пребывал не в том настроении, чтобы им наслаждаться.

Отпустив руку Джасмин, он молча указал на скамью. Гордо вскинув подбородок и скрестив под грудью руки, девушка даже и не подумала садиться. Томасу пришлось набрать полную грудь воздуха, чтобы успокоиться.

– Как ты посмела высмеивать мою семью на страницах газеты, Джасмин? Если ты обиделась на меня или на мою мать, нанеси удар по нам и делай это открыто. – Томас достал из кармана смятую газету и швырнул ее на землю. Газета с тихим шелестом упала к ногам Джасмин, но взгляд темных раскосых глаз остался невозмутимым. – Эти гадкие домыслы на твоей совести. Я в этом не сомневаюсь.

– Вам ужасно хочется обвинить меня, милорд. Но на каком основании? – спросила Джасмин.

– «Всевидящее око». Тонкий намек на глаза бога Гора, да, Джасмин? Я еще не совсем дурак. – Томас двинулся на девушку, наблюдая за тем, как она отступает. – Ты перестанешь писать подобные глупости. Сорвешь бутон, пока он не распустился и не зацвел пышным цветом.

– Похоже, один бутон уже сорвали, – заметила Джасмин. – Весьма прискорбно. И кем это было сделано? Садовником. Грешница оставила в том саду свою душу. Или это были только туфли? – Она широко улыбнулась. – Похоже, автор статьи услышал от кого-то, что в саду видели твою драгоценную Аманду.

Томас решил во что бы то ни стало защитить сестру:

– Абсурд! Ты говоришь о туфлях, Джасмин? Я считал тебя более умной, а ты поверила досужим сплетням. Ну и кого же видел твой свидетель? Моя сестра регулярно дарит свои вещи служанке. Доброта Мэнди поистине не знает границ.

Глаза Джасмин округлились от удивления. Но Томас был слишком зол, чтобы заметить это. И взгляд Джасмин ожесточился.

– О нет, – тихо произнесла она. – У вас ничего не выйдет, лорд Томас. Я имею в виду подобное объяснение. Эти слухи правдивы, и мы оба это знаем. С чего бы Аманде раздаривать свою одежду? С трудом верится, что ваша мать учила ее благотворительности.

– Она научилась этому у тебя, – рявкнул Томас. – После того, как ты отдала ей своего котенка, помнишь? После того случая Аманда взяла за правило дарить свои вещи. Одежду, какие-то украшения, обувь. Ее служанка это обожает. Она сказала мне, что делиться с теми, кто ничего не имеет, очень хорошо. Она ужасно скучала по своему котенку, а когда ты подарила ей своего, Аманде тоже захотелось совершать добрые дела. К сожалению, ты забыла тот давний урок.

Щеки Джасмин залила краска:

– Умей выслушивать правду. Аманда никогда не научится делать добрые дела, живя в вашей семье. Твоя мать становится суше, чем Сахара, когда речь идет о доброте.

– И ты так зла на нее, что решила отыграться на моей сестре? Весьма трусливо со стороны человека, которого я считал смелым и весьма изобретательным. Ты избрала для удара неверную цель. Мэнди – моя сестра, частица моей семьи. А я защищаю то, что принадлежит мне, и твои жестокие действия не принесут плодов.

Томас с трудом сдерживал гнев.

– Я могу понять, что пренебрежительное отношение моей матери разозлило тебя, но как тебе в голову пришло оклеветать мою сестру? Это просто глупо, Джасмин. – Он едва сдержался, чтобы не продолжить свою атаку: – Я ожидал от тебя большего, чем…

– Чем от своей матери? – язвительно произнесла Джасмин.

– Да, я думал, что ты лучше. Что можешь быть выше оскорблений. Забыть о них.

Джасмин судорожно сглотнула и отвела взгляд.

– Слишком трудно забыть удар хлыста, оставляющего глубокие раны.

Томас закрыл глаза. Он понимал, что Джасмин права. Но это не оправдывало ее действий.

– Подобные раны не вылечить, причиняя боль другим людям, – тихо произнес Томас. – Неужели ты не понимаешь этого, Джас? Я был о тебе лучшего мнения и не думал, что ты станешь отвечать ударом на удар из мести.

Кончики губ Джасмин опустились, и теперь она выглядела, словно потерявшийся ребенок.

– Лошадь лягается в ответ на удар. Это ее естественная реакция. Но иногда мне кажется, что лошади лучше людей. Скажи, почему ты не представил меня своим друзьям вчера в парке?

Томас озадаченно сдвинул брови.

– Что?

– Они застали нас вместе, и тебе стало стыдно, Признайся. Ты был так же холоден со мной, как и твои друзья. Именно поэтому ты постарался поскорее отделаться от меня. Даже после того, как поцеловал… – Щеки девушки залила краска. Томас не понял, что было тому причиной: волнующие воспоминания или гнев. До него, наконец, дошло, что именно хотела сказать Джасмин, и молодой человек немного смягчился.

– Ты ошибаешься.

– Нет, тебе было стыдно показаться со мной на людях после того, что произошло на балу у твоей матери. Почему ты не можешь это признать? Ты струсил?