— Я бы никогда так не поступила, Джерри.

— Но ты это сделала. И боишься нажать на звонок. Отец будет ругаться, а мама плакать. Тебе очень стыдно и страшно, и поэтому ты неуверенно стучишь в дверь. Ты видишь дверь?

— Я вижу дверь. — голос девушки неуловимо меняется. Становиться значительно выше. Несомненно — говорит ребенок.

— Опиши мне ее.

— Она большая, деревянная, покрытая облупленной серой краской.

— Что еще?

— Пахнет едой. Соседка снова варит суп для своей кошки.

— Как зовут соседку?

— Марта Стюарт.

— Какая она.

— Совсем старая, лет сорок, носит парик и мешковатые платья. У нее кривые ноги и большая задница. Мне она не нравится. Марта все время кричит на меня, когда я играю с Сэмми.

— Сэмми?

— Саманта — ее кошка. У нее рыжая шерстка и белые лапки, словно ботиночки. И очень умные глаза. Сэмми добрая, она меня любит, но Марта не знает этого. Она не понимает языка животных.

— А ты понимаешь?

— Да. Все живое в этом мире умеет разговаривать. Нужно просто слушать.

— И что говорит тебе Сэмми?

— Она терпеть не может суп, который ей варит хозяйка, и ее носки сильно воняют. Она редко меняет горшок, а Сэмми очень чистоплотная кошка.

— Замечательно. У тебя богатое воображение, Дезире. Ты впечатлительная и добрая девочка. Но ты ослушалась маму, и скользнула из дома, чтобы погулять во дворе с Сэмми.

— Правда?

— Да, Дезире. А теперь ты постучишь в дверь.

— Я боюсь. Мама сильно огорчиться. Я стараюсь ее не расстраивать. Ей и так сложно со мной.

— Ты не можешь весь вечер простоять под дверью. Уже темнеет. А ты очень голодна. Нужно решиться и постучать.

— Хорошо… — тяжелый вздох.

— Ты слышишь шаги за дверью?

— Да.

— Замок щелкнул, и на пороге появилась мама. Ее глаза влажные от слез. Ты видешь свою мать, Дезире?

— Нет. Это не она. — девушка дернула головой, брови ее нахмурились, на губах смущенная улыбка.

— А кто? Кто открыл тебе дверь.

— Друг.

— Чей друг? Твоего отца?

— Да, друг семьи.

— Как он выглядит?

— Я не знаю…. Он высокий. И у него светлые глаза, как у ангела.

— И все?

— Такой же высокий, как папа. Я не вижу его лица. Только глаза. Почему?

— Я не знаю, Дезире. А как зовут друга семьи?

— Я не знаю…. Я не могу. — приборы резко запищали, датчики вышли из строя. Торнтон подбежал к пациентке и проверил пульс. Сто сорок ударов в минуту.

— Все хорошо. Расслабься, я не настаиваю. Ты можешь не смотреть на него. Проходи в комнату.

— Я не могу. — приборы по-прежнему не работают, но Торнтон не останавливает сеанс. Его глаза лихорадочно горят.

— Почему?

— Он говорит, что мне нельзя здесь быть. Я должна вернуться….

— Куда вернуться?

— Сюда.

— Что еще он говорит?

— Что накажет Джерри Торнтона, если он не отпустит Еву.

— Кто такая Ева?

— Я не знаю.

— Ева — это ты?

— Я не знаю. Первый раз слышу это имя.

— Что он делает с тобой, Дезире? Проводит какие-то опыты, вводит тебя в транс?

— Нет, он друг….

— Он — твой первый мужчина, Дезире?

— Да.

— Сколько тебе было лет, когда все случилось?

— Семнадцать.

— Ты любила его?

— Неправильная постановка вопроса. Вы вкладываете в слово любовь совсем другое значение. Я создана для него.

— Создана? Ты считаешь, что он твоя половинка?

— Нет. Нас не разделяли. Мы одно.

Торнтон делает паузу, чтобы дать Дезире Вильмонт передышку, и себе самому тоже. Он не улавливает смысла в словах девушки. И вопросов только прибавляется. Какая к черту Ева? И что за педофил соблазнил несчастную девушку, запудрив мозги так основательно, что даже великий Джерри Торнтон не может ее починить?

— Дезире, тебе семнадцать лет. И ты учишься в школе. Тебе нравится твоя школа?

— Нет. Я все время хочу домой.

— Ты не понимаешь того, что говорят учителя?

— Понимаю, но гораздо раньше, чем они это скажут.

— Значит, ты слишком умная для школы?

— Да, я особенная.

— Это ты так решила?

— Нет, это так и есть.

— У тебя есть друзья, Дезире?

— Один друг.

— Тот, который бывает в вашем доме?

— Да.

— Он взрослый?

— У него нет возраста.

— Кто он, Дезире?

— Друг.

— Ты влюблена в него?

— Это секрет. Он не должен знать.

— Но он знает. Поэтому он соблазнил тебя?

— Он не соблазнял. Ему это не нужно.

— А что ему нужно?

— Я не знаю.

— Как его имя, Дезире.

— Я не знаю.

— Он — красивый?

— У него нет лица.

— Ни возраста, ни лица. Может быть, это воображаемый друг? Ты одинока, Дезире?

— Нет. Он всегда со мной.

— И сейчас?

— Да.

— Где же он. Я его не вижу.

— Мы одно.

Джерри тяжело втянул воздух, покачал головой. Бессмыслица какая-то.

— Расскажешь, когда он впервые поцеловал тебя?

— Он никогда не целовал меня.

— Ты сказала, что он был твоим первым мужчиной.

— Он никогда не целовал меня.

— Где происходили ваши встречи?

— Дома.

— Родители знали, что у тебя роман со взрослым мужчиной, их близким другом?

— У нас не было романа.

— А как назвать сексуальные отношения между двумя людьми?

— Необходимость. Так было нужно.

— И часто было нужно?

— Один единственный раз.

— Ты говорила, вторым мужчиной был тот же, кто и первым.

— Я так сказала?

— Прости, я забыл, что тебе семнадцать. Почему вы расстались, Дезире?

— Мы не можем расстаться. Он всегда со мной. Мы одно.

— Как его зовут, Дезире?

— Я не знаю.

— Расскажи мне об аварии, Дезире.

— Что ты хочешь знать?

— Что произошло?

— Авария. Родители погибли. А я выжила.

— Ты действительно потеряла память?

— Я ничего не помню.

— А его?

— Кого?

— Друга.

— Дэв и Джо — мои друзья.

— Значит, не помнишь. Что ты можешь сказать о Еве?

— Ева? — голос звучит спокойно, но временно успокоившиеся датчики снова выдают волнение. Руки и плечи Дезире напрягаются, и тело начинает мелко дрожать.

— Нееет. — внезапно кричит она диким голосом, словно ее ножом режут без наркоза. — Я не могу. — аппаратура издает протестующий писк и гаснет, приборы, закрепленные на голове, грудной клетке и запястьях девушки начинают дымиться, а потом просто отскакивают от тела Дезире. Глаза ее распахиваются, и Торнтон в ужасе отступает назад. Зрачки практически отсутствуют, и в глубине светлой радужки виднеются маленькие темные точки, вертикально вытягиваясь и расширяясь, и из них вырываются лучи чистого серебристого света. Лазерные глаза смотрят на Торнтона немигающим взглядом, пронзая его мозг, сжигая, превращая пепел. Он цепенеет, и не слышит, какой переполох происходит в операторской. Силы и разум временно покидают тело великого гипнотизера. Он не может оторваться от жутких сияющих глаз, чувствуя их угрозу и несгибаемую волю. Теперь Джерри в ее власти. И тут тело Дезире неестественно изгибается и обессилено опускается в кресло. Она закрывает глаза и тяжело дышит. Торнтон отказывается верить в реальность происходящего, наблюдая, как кривые черные линии опускаются от правого виска девушки до середины щеки, образуя замысловатый узор.

— Яркий, очень яркий свет. — шепчут губы Дезире. — Я лежу на чем-то жестком. Я ослеплена, я ничего не вижу, в голове пустота, но мне легко. Я чувствую любовь, она пронизывает меня. Она сияет. Живая, бесконечная. Она повсюду. Мир дышит любовью, создан ею и служит только ей. Она — начало. Она — истина. Вы не можете видеть ее. А Ева может. Она — любовь.

— Ты Ева?

— Проект "Ева" активирован…. - произносит девушка, голова ее откидывается назад. Она без сознания. Торнтон в шоке.

— Мы нашли ее. — хрипло говорит он, оборачиваясь к операторской.


Они больше не вводят мне странные витаминные инъекции, но я подозреваю, что витаминами в шприце даже и не пахло. Скорее всего, вместо них использовали психотропные вещества или даже наркотики, чтобы снизить мою сопротивляемость при гипнозе. Как иначе объяснить происходящее? Я не знаю, сколько прошло дней, мое сознание постоянно уплывает, каждое движение сопровождается жутким головокружением и приступами тошноты. Наверно, мое критическое состояние заставило безумного Джерри приостановить эксперимент. Я уже ничему не удивляюсь. Торнтон — сумасшедший, сдвинутый, чокнутый докторишка. И все его действия только подтверждают мои догадки.

Они держат меня в белой комнате. Я лежу на жесткой кушетке, или операционном столе, одетая в тонкую больничную рубашку. Я не помню, как попала сюда, но в краткие минуты, когда способность мыслить здраво возвращается, я вижу вокруг себя пластиковые стены, высокий потолок, с которого льется яркий свет, огромное количество медицинского оборудования, людей в белых комбинезонах и марлевых повязках. У них совершенно пустые ничего не выражающие глаза. Словно они запрограммированные роботы, а не разумные существа со своими мыслями и эмоциями. Со мной не разговаривают, постоянно колют иголками, подключают то к одному аппарату, то к другому, сверяют данные, переговариваются на незнакомых мне терминах. Не нужно быть гением, чтобы уловить суть происходящего. Торнтон и его команда ставят на мне какие-то опыты, зачем иначе бесконечные тестирования и анализы крови? А самое ужасное состоит в том, что я обессилена настолько, что не могу сопротивляться. Мне вводят успокоительное и снотворное, и большую часть времени я провожу в бессознательном состоянии, пока шайка эскулапов изощряется над моим слабым телом. Иногда я просыпаюсь от холода. Я хочу остановить их, закричать, но даже на это у меня не осталось сил. Неужели так все и кончится? Я умру тут, в холодной жуткой комнате с белыми стенами, во имя сдвинутого светила психологии — Джерри Торнтона.

Временами мне кажется, что я на самом деле дома, и все, что происходит вокруг меня — дурной сон, иллюзии больного воображения, затянувши меня так глубоко, что выбраться нет ни одного шанса. Я хватаюсь за жизнь из последних сил, и раз за разом пытаюсь воскресить в памяти вереницу событий, которые привели меня в белую комнату. Это единственная возможность — не сойти с ума, не потерять себя, не лишиться сознания. Я проклинаю тот день, когда в пьяном угаре поспорила с Дэвидом и Джонни на тысячу баксов, что позвоню с шоу "Гипноз" и запишусь на кастинг. Я проклинаю собственную глупость. И совершенно не думаю о деньгах. Жажда легкой наживы привела меня сюда, легкомысленность в принятии решений и наивная вера в порядочность людей, и мифическую силу юридических обязательств. Заключенный со студией контракт вряд ли поможет в сложившихся обстоятельств. Я попала в руки фанатиков, и им плевать на законы. Они все обо мне знают. Я одинока, бедна, не имею связей. Меня никто не будет искать. Была когда-то Дезире Аманда Вильмонт — красивая белокурая девушка, обожающая все розовое и блестящее, а теперь ее нет. Может быть, Дэвид Берг или Джонатан Престон несколько раз наберут номер пропавшей подружки, или даже наведаются ко мне домой. Так же поступит и Мелисса Гордон — менеджер по кадрам в "Технолоджи Бест", когда в назначенный день я не выйду на работу. Но никто из них не пойдет в полицию и не объявит о моем исчезновении. Мало ли куда подалась молодая легкомысленная девушка. И что за опилки в голове у этой блондинки? Никакой ответственности! Да, именно так и будут рассуждать все, кто знали меня или думали, что знали. Им невдомек, что я в опасности, и пока они злословят на мой счет, я здесь — медленно умираю.

С шприцом в руке ко мне подходит невысокая женская фигура в нелепом облачении. Космонавты хреновы. Поработители свободной воли. Зачем я им понадобилась? Какой смысл во всех проводимых надо мной манипуляциях? И подвергались ли другие участницы подобному обращению? Живы ли они?

Я смотрю в лицо женщины, склонившееся надо мной. Она делает свое черное дело, но я не чувствую боли. Ничего не чувствую. И внезапно узнаю раскосые глаза над маской.