Люси вела свой дневник, но писала в нем редко, чаще рисовала. И мать всегда после ее ухода в школу листала его в страхе обнаружить что-нибудь пугающее или тревожное. Однажды Люси застала ее за этим занятием и сказала, что ей не хотелось бы, чтобы мать просматривала ее личные записи и тетради. Рози обиделась и ответила: «Если хочешь скрыть что-то, прячь там, где никто не найдет».

И Дорис, откликнувшись на просьбу Рози, занялась племянницей, взяв на себя трудную миссию воспитания подростка. Она научила Люси плавать, краситься, рассказывала ей об отношениях с мальчиками и каждые три дня водила ее в кафе. Но главное — она научила ее вязать. Это стало их ежедневным ритуалом.

— Тетя, я не могу вязать, у меня пальцы болят от спиц, — жаловалась Люси.

— Милочка, у женщины всегда что-нибудь болит. Это надо принять как должное, — с терпением возражала Дорис, но затем всегда добавляла утешительное: — Не натягивай нитку слишком сильно, милая, и тогда вязать будет легче. Но запомни, эта работа не из легких.


В старших классах Люси увлеклась волейболом, и вязание отошло на второй план. К тому же она пристрастилась к новым играм, и особенно к «Монополии».

Ее стали интересовать спорт и красивые высокие парни. Тем более что в волейболе она добилась значительных успехов.

Но теперь те годы остались далеко позади. Она вернулась к спицам, и до сих пор голос Дорис отчетливо звучал в ее воспоминаниях. Тетя стала ее тайным незримым наставником и другом. «Не натягивай нитку слишком сильно… — советовала она девочке. — Петли должны быть легкими, воздушными и мягкими, пусть они свободно скользят по спицам».

Только теперь Люси начинала понимать тайный смысл этих слов и осознала, почему порой Дорис велела ей распустить готовое изделие:

— Переделай!

Ужасное требование.

В определенные периоды жизни, когда хочется неуклонно двигаться только вперед, оно способно разбить сердце, но когда переживаешь достаточно много серьезных разочарований, все воспринимается более адекватно и ты готов снова и снова терпеливо исправлять свои ошибки.

— Почему ты все еще не замужем? Ты такая привлекательная, видная девчонка. Помнишь, как все к тебе липли на вечеринках? И на пляже?

Спицы освобождали ее от подобных вопросов Рози — вот почему она так любила пятницы. Мать периодически звонила ей и спрашивала, не встречается ли она с кем-нибудь, кто может ей сделать предложение. Что за нелепость? Рози нашла для нее мальчика и теперь каждую неделю напоминала об этом мистере Потенциальном Женихе. Все ее братья к тому времени переженились, мать становилась все более настойчивой, и их разговоры постепенно стали перерастать в откровенные ссоры.

Но как можно выйти замуж за кого-то, кто тебе безразличен, кто не знает тебя и не хочет раскрывать перед тобой свою настоящую жизнь? С кем нельзя разделить свои мысли и привычки? К чему приведет такой брак, кроме вечных споров, не стоящих выеденного яйца? Неужели мать даже в таком почтенном возрасте и с ее жизненным опытом не понимала этого?

Ее друзья… они все уже обзавелись семьями. У них свой дом, жены и мужья, увлечения, собаки и дети. Они ездят отдыхать куда-нибудь на уик-энды. И поначалу приглашали, но потом их интересы разошлись, и она почувствовала себя не у дел. Да и как она могла участвовать в их разговорах о пудингах и пирогах, покупке новой мебели или воспитании детей? Постепенно перестали появляться в ее жизни и случайные любовники. Не то чтобы она годами не встречалась ни с кем. Парней у нее всегда было достаточно — еще со времен колледжа, но отношения дальше стадии секса не развивались. Билл, Тодд, Агнус… И с Говардом оказалось то же самое. Иногда ей казалось: она наконец нашла то, что так долго искала, но очень скоро наступало разочарование. Когда-то ее это не пугало и не расстраивало — впереди было еще много времени. Но потом появилось странное ощущение, будто подобные отношения отнимают у нее все больше времени и душевных сил, не давая взамен абсолютно ничего.

Тем более каждая ее связь в последнее время почему-то после нескольких недель страстных поцелуев и объятий заканчивалась неприятным объяснением. Обычно отношения портились внезапно, и причина этих ссор коренилась в настроении Люси.

Она слишком многого ожидала от них. По природе своей Люси была моногамна и требовала моногамии от партнера, и каждый новый претендент на эту роль напоминал ей, что ее претензии неуместны. От этого становилось неприятно, и она чувствовала себя обиженной.

Может, они считали ее очень уж независимой? Не нуждающейся ни в семье, ни в постоянных отношениях? Так или иначе, взаимопонимания оставалось все меньше, а поводов для ссор все больше. Мать считала ее маленькой девочкой, нуждающейся в наставлениях, любовники — чересчур сильной женщиной, с которой можно завести роман на время, но отнюдь не жениться. Все вокруг обвиняли ее, и она чертовски устала объясняться.

Как-то раз один из ее бойфрендов ответил на вопрос, почему мужчины не женятся. «Зачем покупать корову? Если и так можно пить молоко? Представляешь, что такое видеть рядом одну и ту же девчонку изо дня в день, недели, месяцы?..»

Таковы мужчины. К сожалению.

Вот что не давало Люси Бреннан спокойно спать по ночам. Она была загружена на работе, но последнее время дела ее шли не очень, и карьеру она до сих пор так и не смогла сделать. Ее хорошенькое в молодости личико уже начинало увядать, она двадцать лет жила в одной и той же пустой квартире и каждый месяц ломала голову, где взять деньги, чтобы оплатить счета. И она до сих пор чего-то ждала… кого-то… Безответно.


— Тебе нужно что-нибудь изменить в своей жизни, — говорили друзья Люси, предлагая ей сходить в тренажерный зал, съездить отдохнуть, посетить спа-салон.

— Я не люблю тренировки, — отвечала она, — и терпеть не могу, когда меня натирают маслами.

Но по сути-то отказывалась она потому, что понимала: дело совсем не в этом. Когда кто-нибудь из ее коллег по работе назначал ей свидание, она отшучивалась, а потом приходила домой и плакала.

Она слишком гордилась своей профессиональной самостоятельностью. И терпеть не могла, когда кто-то начинал вмешиваться в ее работу из-за личных отношений. Поэтому она держалась от таких людей подальше. Даже Рози не все понимала в ее жизни. Для Люси работа имела большее значение, чем кратковременные любовные связи, — она давала право на самоуважение и на самостоятельность, о чем многие женщины и понятия не имеют.

А теперь ее состояние было особенно беспокойным — она влюбилась. Но не в того парня, с которым она переписывалась по электронной почте, познакомившись как-то в Сети. Нет.

Вообще-то она не думала, что спустя столько лет окажется способна на такое: влюбиться в саму себя.


Это было потрясающе. Она одна ходила в музеи и кино, обедала в кафе. В одиночестве бродила по городу и заходила в магазины, одна танцевала дома под музыку и даже пела. Она не поленилась какое-то время брать уроки вокала. И еще мечтала отправиться в круиз по Карибскому морю. Ее останавливало лишь то, что цена поездки на одного человека значительно превышала цену на двоих. Люси вовсе не отказалась от любви, наоборот, как бы расширила это понятие.

Она решила пойти еще дальше: составила список того, чего ей хотелось, — снять фильм, завести ребенка, влюбиться.

Что из всего этого доступно, спрашивала она себя, и что всего важнее и желаннее?

Ребенок, решила она. Приоритетом оказался ребенок, поскольку она прекрасно понимала, что стареет и ее возможности становятся все более ограниченными. Люси не хотела обращаться за помощью в клинику. Естественный путь импонировал ей гораздо больше, а как известно, даже воспитанная в строгости католической веры девочка-подросток знает, откуда берутся дети. Это был добрый старый способ, вполне здоровый и еще подходящий для нее.

Она начала просматривать базы данных потенциальных доноров спермы, чтобы подобрать себе какого-нибудь симпатичного парня и пригласить его на свидание домой. И наконец нашла то, что искала: молодой человек приятной наружности, на восемь лет моложе ее, зато здоровый, крепкий и явно проверенный.

Из него вообще-то получился бы недурной бойфренд, хотя он и не в ее вкусе. Ее интерес к нему сугубо делового характера — он должен пройти тест и переспать с ней. Все.

Она отправила ему предложение и сочла дело решенным.

А кто считал ее святой? Она вполне современная и самостоятельная женщина.

С этого времени Люси стала проводить больше времени в магазине Джорджии, занимаясь вязанием с необычайным усердием. Она с нетерпением ожидала вечера пятницы, чтобы избавиться от неприятного разговора с матерью. Вероятно, ее еще мучили угрызения совести, что она решилась завести ребенка вне брака, но они были не так уж сильны и не могли отвратить ее от задуманного.

Зато спать после этого она стала куда лучше. Бессонница отступила, да и в целом Люси чувствовала себя отныне гораздо спокойнее. Главное — у нее есть цель. Рассматривая свое тело в зеркале, она все еще не могла поверить, что в сорок два года ее мечта наконец осуществится и у нее появится ребенок.


— Призываю к порядку! — Дакота постучала спицами по краю стола. Дарвин оживленно строчила в своем дневнике заметки по поводу того, как Кейси обсуждала с какой-то посетительницей фасон юбки, купленной позавчера на распродаже. — Я же говорю: порядок! Я открываю сегодняшнее заседание клуба вязания по пятницам! — прокричала Дакота.

Джорджия прислушалась к происходящему в магазине. Ее дочь явно увлеклась своей ролью наставницы и радовалась, что ей позволено оторваться на некоторое время от домашней работы по математике. Но она еще не привыкла к тому, как надо объяснять правила вязания, и поэтому очень торопилась.

— Сегодня мы продолжим вязать петли, которые я показывала на прошлой неделе, — сообщила Дакота. — Я буду дальше объяснять, как это надо делать.

Дакота сама предложила матери уступить ей на время место за столом. Она жаждала научить всех вязать кошелек. Конечно, она еще не могла правильно объяснить процесс вязки сложных вещей и забывала проговаривать вслух свои действия, но для собравшихся это упражнение стало приятным развлечением. А Джорджия благодаря Дакоте выкроила время для работы над заказом Кэт. И еще больше она радовалась тому, что занятая сегодня в клубе Дакота сама отказалась пойти с Джеймсом поужинать в ресторан и послушать музыку. Девочка очень любила ходить в это заведение, не столько из-за вкусного десерта, сколько из-за неподражаемых номеров в духе Элвиса. Джеймс был снобом и простые мюзиклы считал проявлением дурного вкуса. Но Джорджию эти ужины и встречи раздражали неимоверно: небось болтал все время по телефону с этой своей француженкой Лизетт, пока Дакота сидела рядом и слушала музыку.

Ей хотелось, чтобы Дакота всегда предпочитала общество матери. Ее принцесса пирожных, ее дитя, она не должна перенимать вкусы отца, хороши они или дурны. Джорджии было бы неприятно, если бы она обнаружила, что Дакота под влиянием Джеймса стала критически относиться к ней. Они совладелицы магазина «Уолкер и дочь», и никто не имеет права вторгаться в их жизнь и становиться между ними.

В то же время Джорджия понимала: если ее скверные отношения с Джеймсом начнут негативно сказываться на дочери, то вина за это целиком и полностью ляжет на нее — ведь это она постоянно демонстрирует свою неприязнь к отцу Дакоты.

— Зачем вы сюда приходите? Все равно ничего не делаете, — агрессивно спросила Дакота Дарвин, которая в тот момент задавала какие-то вопросы женщине, сидевшей с ней рядом, и скрупулезно записывала ответы в тетрадку. В устах двенадцатилетней девочки эта фраза прозвучала особенно резко. — Вам не кажется немного странным приходить на занятия по вязанию и ничего не вязать?

— Занимайтесь своим делом, юная леди. — Анита положила руку на плечо Дакоты. — Мы собираемся не для того, чтобы все непременно держали в руках спицы: кто-то приходит просто послушать о том, как заниматься рукоделием, кому-то интересно посмотреть, что делают другие. Мы должны с одинаковым уважением относиться и к тем и к другим.

Дакота покраснела от смущения, а Джорджия невольно улыбнулась, удивившись тому, насколько авторитетны для девочки замечания Аниты. И мисс Чжу посмотрела на Аниту с признательностью.

— Как мы и договорились, в свободное время каждый работает над своим собственным проектом, а собираясь, мы вяжем свитер. Мы, однако, готовы помогать во всех вопросах, которые у вас возникнут по поводу ваших индивидуальных вещей, — добавила Анита, поймав на себе внимательный взгляд нескольких покупательниц, оставшихся в магазине и выбиравших шерсть. Они еще никак не могли решить, присоединяться им к группе за столом или нет.

— Самая главная проблема — все занимает очень много времени! — воскликнула Кейси. Она носила с собой мериносовую пряжу для свитера, но за занятие даже не успевала связать горловину. В этом месяце она начала еще пару вещей — шарф и скатерть из тонкой шерсти. И этой работе не предвиделось ни конца ни края, хотя прошло уже почти четыре недели. — Даже не знаю, когда приступлю к этому свитеру.