Зато теперь Кэт знала: их проблема куда глубже и серьезнее, чем банальное соперничество или зависть Джорджии к ее высокому положению и деньгам. Джорджия дала понять Кэт, что причину всех неприятностей ей следует искать внутри себя, а не в далеком прошлом. И хорошенько разобраться в себе, а не искать способ покаяться в некогда совершенном дурном поступке.

— Да, ты права, — прошептала Кэт.

Ее голос вдруг окреп и стал почти спокойным.

— Я сделаю это, постараюсь в себя поверить!

— О Боже, в кого же нам еще верить, как не в самих себя! — заметила Грэн. Ей было искренне жаль эту молодую женщину, и даже не потому, что считала ее несчастной, — в ней в эту минуту Грэн видела себя в юности, когда казалось, что у нее просто не хватит сил справиться со всеми свалившимися проблемами.

— Зря я выбросила на психоаналитика пятьдесят тысяч долларов — все проще некуда, — рассмеялась Кэт.

— Пожалуй, тебе стоило просто поговорить с какой-нибудь старухой вроде меня, — согласилась Грэн, прикрыв дверцу буфета, — но даже я не знаю ответов на все вопросы и не считаю себя такой уж умудренной опытом.

Дверь скрипнула, и в кухню вошла Дакота. Рот у нее был перемазан ягодным соком, а в руках она держала собранные фрукты и ягоды. От нее веяло ароматом утра и свежих плодов — настоящим запахом юности. Грэн усадила ее за стол, налила всем по чашке чаю и даже сварила темный горький шоколад.

— Грэн, ты слишком терпелива, — сказала Джорджия.

— Наверное, — пожала плечами старушка. — Но лучше быть терпеливой, чем рубить сплеча.

Глава 21

Обед был закончен и посуда вымыта, но Джорджия и Грэн до сих пор перешептывались на кухне, вытирая тарелки. Прошло уже больше недели со времени неприятного разговора за завтраком, и все разногласия давно забылись. Джорджия и Кэт помирились, Кэт даже не считала, что Джорджия уязвила ее самолюбие своими резкими откровенными высказываниями. Теперь она все чаще смеялась над собственными былыми амбициями и даже говорила Джорджии:

— Когда-нибудь ты сможешь утверждать, будто помогла многим женщинам, наставив их на путь истинный.

— Вовсе нет, — фыркнула Джорджия, — я всего лишь напоминаю им, что они кое-что способны сделать в жизни.

Джорджия чувствовала себя счастливой, и даже мысль об окончании отдыха и необходимость возвратиться назад к Пери и Аните, в свой магазин, не портила ей настроения. Она немного отвыкла от них, от собраний по пятницам, покупателей и заказчиков, но зато теперь все казалось ей чудесным, восхитительным, и планы, которые она строила насчет своей дальнейшей жизни, приобрели отчетливые очертания и озарились радужными перспективами. Пребывание в Шотландии на всех подействовало исцеляюще.

Пока Джорджия и Грэн занимались хозяйством, Кэт проводила время с Дакотой. Они обсуждали множество интересовавших их вещей — моду, журналы для женщин, музыкальные шоу и спорт. Кэт с удовольствием участвовала в экспериментах Дакоты с косметикой, подсказывала ей, какой ей больше пойдет стиль одежды, какую прическу ей стоит сделать, чтобы подчеркнуть свою красоту.

— Боже мой, это Дакота? — каждый раз изумлялась Грэн, видя правнучку в очередном наряде и с необычным макияжем. Девочка так сильно преображалась, что благодаря Кэт становилась похожа на эффектную молодую женщину; даже Джорджия не могла поверить своим глазам, глядя на нее. И если раньше она была бы недовольна такими развлечениями Дакоты, то теперь наслаждалась тем, что ее дочка и Кэт подружились и им так весело вместе. Для Дакоты Кэт стала воплощением недосягаемого совершенства, а Кэт возиться с Дакотой доставляло огромную радость, она тратила на нее весь тот запас нежности и внимания, который могла бы отдать своим детям, если бы они у нее были. Когда Дакота уходила спать, Кэт садилась пить чай с Джорджией, и они подолгу говорили обо всем, что их интересовало.

— Я бы не стала так баловать ее, — заметила Джорджия, когда Кэт что-то сказала о Дакоте.

— Хорошо, хорошо, — согласно кивнула Кэт, очищая яблоко, — я знаю, у тебя очень строгие подходы к воспитанию, больше не буду.

Других разногласий между ними не возникало, и Джорджии даже казалось, будто наконец вернулись прекрасные далекие времена их школьной дружбы.


Телефон зазвонил внезапно уже второй раз за вечер, когда они сидели на кухне с Грэн и Кэт рассуждала о своих планах на будущее, а Джорджия только что вымыла волосы и теперь читала газету. Дакота, уставшая за день, почти засыпала, сидя на стуле.

— Интересно, кто это названивает в такой час? — пробормотала Грэн, собираясь подойти и взять трубку; аппарат у нее был очень старой модели, черный и закреплен на кухонной стене. Дакота даже не поверила, что по нему можно куда-то позвонить, когда увидела его впервые. — Да? — Грэн поднесла трубку к уху и прислушалась. — Да, она здесь. А кто ее спрашивает? Понятно. И где вы? А… значит, недалеко от нас, проедете еще немного и увидите номер эм-шестьдесят, дом с желтыми окнами, обычная ферма. Вы его ни с чем не спутаете — в саду много цветов, да, именно так.

Кэт почувствовала жаркую волну, всколыхнувшуюся в груди, и не знала, как унять волнение. Он нашел ее. Адам не поленился разыскать телефон и приехать. Наконец-то он понял, насколько сильно нуждается в ней. Ей удалось заставить его сделать это. Может, он изменит свое отношение к ней и захочет попросить прощения?

Как только Грэн повесила трубку и повернулась к ним, Кэт вспыхнула:

— Это Адам?

— Адам? О нет, дорогая, — Грэн покачала головой, — нет. Это отец Дакоты. Джеймс. Он скоро приедет.

Джорджия мгновенно встрепенулась и в панике посмотрела на нее:

— Грэн, я его не ждала. Я даже не думала… черт… — Джорджия застыла в растерянности. — Где он? Почему он не предупредил меня?

— Потому что он уже здесь, на заправочной станции. Он хочет увидеть Дакоту.

— Но это глупо. Я его предупреждала, что не надо нас преследовать.

— О, я не думаю, будто он вас преследует, — немного расстроенным голосом отозвалась Грэн. — Не стоит прогонять его, раз уж он приехал. Пусть зайдет, я давно хотела взглянуть на него. А потом я скажу, что ты занята и ему нельзя надолго оставаться здесь.

— Может, притворимся, будто мы принимаем душ или что-нибудь в этом роде? — предложила Кэт.

Она встала и налила себе стакан холодной колы, но Грэн все еще сидела, задумчивая и немного печальная.

Кэт опять уселась на стул, не зная, чего ожидать от Джорджии, выглядевшей крайне недовольной.

— Джорджия, послушай, у меня есть одна идея, — заговорила она с воодушевлением. — У дома стоит твоя машина, мы сядем в нее и уедем.

Джорджия подняла руку вверх, призывая к тишине.

— Или сделаем вид, будто заняты уборкой дома, — принесем ведра и щетки, разворошим кладовку Грэн.

Грэн посмотрела на нее в недоумении. Устроить такой спектакль перед приездом гостя для нее было бы неприличным и бестактным поведением, однако ради Джорджии она согласилась бы пойти и на это. Или даже лечь в постель и сказаться больной, чтобы заставить Джеймса поскорее убраться.

— Все, забудем это. Пусть приезжает — я с ним поговорю.

Грэн успокоилась и удовлетворенно кивнула. Джорджия ушла в свою комнату и через несколько минут появилась в джинсах и светло-зеленой рубашке, причесанная и чуть подкрашенная. Она выглядела очень элегантно и естественно.

— Ты очень красивая, — сказала Грэн, отложив вязанье.

Кэт придирчиво осмотрела ее с головы до ног, но тоже не нашла ничего, что следовало бы исправить. Потом они втроем сели за стол, ожидая, когда появится гость.


— Я ездил в Лондон, — сказал Джеймс, поставив свою сумку на стул в кухне, где у Грэн принято собираться для любой беседы. — Серьезно, я работал в Лондоне несколько дней и решил приехать сюда. Я остановился в отеле, и у меня неожиданно нашлось свободное время… — Он рассмеялся и смущенно посмотрел на Джорджию. — Я подумал, хорошо было бы увидеть тебя, Джорджия. Хотел пригласить съездить на какую-нибудь экскурсию — например в старинное аббатство Любящего Сердца или…

— Да-да… средневековые руины. Мы уже съездили туда пару недель назад вместе с Кэт и Дакотой.

— Тогда вы, наверное, знаете историю леди Деворжиллы, поставившей там памятник своему любимому мужу. На нем выгравирована эмблема в виде сердца в знак вечной любви.

— Довольно уродливая. Дакоте, во всяком случае, не понравилась. Ну, Джеймс… продолжай… Аббатство Любящего Сердца…

— Э… так вот, я прилетел, арендовал в аэропорту машину и поехал, как я думал, в правильном направлении, на север. Но чем дальше удалялся, тем больше подозревал, что заблудился. Оказалось, и в самом деле ехал на юг.

Джорджия рассмеялась:

— Даже я частенько путаюсь в здешней географии.

Джеймс встал и попытался пройтись из угла в угол по кухне, но он был слишком велик для нее.

— Я мог бы вернуться в отель, но все равно не уснул бы ночью, поэтому приехал сюда…

— Почему не уснул бы? Ты так переживал, что не разыскал дом моей бабушки?

— Как почему? Я скучал по тебе. — Джеймс казался расстроенным. — Прости, я совершенно не вовремя сюда ворвался — наверное, вы совсем не ждали гостей…

Он скомкал в руках салфетку, ему было немного не по себе в крошечном домике, поскольку привык к гигантским помещениям офисов с окнами во всю стену. Но все равно в этой кухне было что-то очень милое, уютное и успокаивающее: и шерсть, лежавшая на столе, и фотография Дакоты в рамке, висевшая на стене, даже смешные магнитики на холодильнике.

— Джорджия, — сказал он, — мы с тобой можем поговорить?

Почему же нет? Ее дочь уже спала, а Грэн и Кэт о чем-то беседовали в соседней комнате. Предложив немного прогуляться по дороге, Джорджия на всякий случай положила в карман фонарик, хотя ночь и была лунная и можно не опасаться заблудиться.

Поверх рубашки она накинула пиджак, который ей пришлось долго искать, пока она не вспомнила, что забыла его на кровати Грэн.

Ей не хотелось заставлять Джеймса ждать, хотя она была недовольна — он нарушил их покой и уединение, прибыв сюда без приглашения.

— Не волнуйся, погода хорошая, а мы еще не скоро ляжем спать, — сказала ей Кэт.

Воздух на улице оказался холоднее, чем она думала, — пришлось застегнуться на все пуговицы. Как ни странно, Джеймс никак не прокомментировал присутствие в доме Грэн ее бывшей подруги.

— Я не удивился, — пояснил он в ответ на ее вопрос, — ведь вы раньше так много общались.

Джорджия покосилась на него:

— Это правда. У меня не много знакомых в Нью-Йорке, тем более таких давних.

— Но ты раньше не изъявляла желания с ней общаться.

— Все меняется, ничто не остается прежним.

Джеймс остановился и посмотрел на нее:

— Может быть, тогда в твоей жизни найдется место и для других… друзей из прошлого?..

— Мы были не друзьями, Джеймс, а гораздо большим. Ты приехал, чтобы опять уговаривать меня начать все сначала? — Джорджия покраснела от раздражения. — Это твое самолюбие заставляет тебя пытаться вернуть меня? Я что, похожа на девочку, которую можно оттолкнуть, а потом позвать обратно?

— Я знаю, ты очень обижена, но ведь тебе небезразлично наше прошлое, — заметил он. — Я боялся потерять работу и сделал тогда очень большую глупость.

— Правда?

— Для нас обоих лучше, если мы снова… я был бы счастлив, поскольку теперь я не думаю, как раньше, будто мы с тобой из разных рас, из разных культур… Я неправильно смотрел на все это.

— Но ты ведь не предполагал, что потом захочешь повернуть назад.

— Ну… — Джеймс замялся. — Я боялся, что наши отношения полностью разрушат мою карьеру.

Джорджия почувствовала себя оскорбленной еще больше.

— Зато теперь ты можешь этого не опасаться.

Она повернулась и направилась в обратную сторону, к дому.

— Тогда я хотел быть честным — мне казалось, так будет правильно. Я не представлял себе, как изменится мое отношение ко всему, — признался он. — Я был глуп и не понимал этого. Но я теперь не такой, и это только благодаря тебе.

Она замедлила шаги, прислушиваясь к его словам.

— Прошу тебя, прости, я очень прошу тебя. Я не прав, я нехорошо поступил, но сейчас у нас дочь. — Он взял ее за руку. — Я делал ошибку за ошибкой, мне казалось, что между нами стоит непреодолимая преграда, но ведь ты даже не ответила на мои письма…

Он бросил взгляд вперед на дорогу, туда, где оставил машину.

— А через несколько лет, сидя в парижском кафе, я смотрел на улицу, где гуляли молодые семьи с детьми. Дети от смешанных браков — белые, черные, но они смеялись и держались за руки, и я заплакал… Да прямо там… несмотря на то что вокруг находилось полно народу.