Анита задумалась.

— Ты сейчас говоришь точно так же, как моя мать, царствие ей небесное: «Женщине не нужны временные отношения, она всегда стремится выйти замуж». Она меня вообще никуда не отпускала, пока мне не исполнилось восемнадцать.

— Если бы моя юность приходилась на нынешнее время, пришлось бы ждать свободы очень долго — возраст для замужества теперь около тридцати пяти лет.

— Да, забавно. — Анита поправила свои серебристо-пепельные волосы и принялась раскладывать шерсть. — Хотя когда я встречаюсь с Марти, я чувствую себя восемнадцатилетней девушкой. Мне нравится сам процесс романтических свиданий.

— Анита? А ты и он… вы любите друг друга? — Голос Джорджии стал совсем тихим.

Лицо Аниты вспыхнуло.

— Господи! — пробормотала она. — Если бы ты была моей дочерью, я была бы так счастлива! Но все же такие вопросы даже для дочери непозволительны.

— Я, наверное, чрезмерно любопытна. — Джорджия рассмеялась и разложила перепутанные спицы по номерам. — Но я спросила ради душевного спокойствия: мне нужно знать, что у тебя все хорошо.

— Конечно же, это не твое дело, но пока что я не знаю, любим мы друг друга или нет. — Анита разложила на столе мотки хлопковой нити и заметила, что не на всех из них проставлена цена. Надо же, до чего дело дошло — обсуждается ее частная жизнь; хорошо еще не сексуальные отношения! И что она так волнуется из-за этих вопросов? — Но я скажу тебе по секрету: мы уже думали о том, как лучше провести романтический уик-энд, — добавила Анита. — Наверное, снимем два номера в отеле.

— По-моему, это не очень хорошая идея.

— Моя ситуация несколько отличается от твоей, Джорджия: мы с Марти не так давно встречаемся и вовсе не так молоды и раскрепощены, как современная молодежь.

— Анита, вы знаете друг друга уже много лет.

— Да, но мы не ходили на свидания друг с другом.

— Это что, так важно? Может, ты просто боишься? — продолжала Джорджия менторским тоном.

— Я не принадлежу к тому типу женщин, которые сразу прыгают в постель к мужчине после нескольких минут разговора! — В голосе Аниты послышалось недовольство.

— Я говорила не об этом, Анита, я не предлагала вам скорее стать любовниками, — возразила Джорджия, просматривая дневник продаж. — Но неужели, по-твоему, нормально так не доверять человеку?

— Ты действительно полагаешь, будто безумная фантазия о любви между мной и Марти осуществима?

— Ничего безумного я в ней не вижу — люди находят друг друга в любом возрасте, а иногда брак выглядит более чем странно в глазах окружающих, например, такой брак, как у моих родителей.

— В их браке нет ничего странного, он абсолютно нормален. И я вообще не считаю, что кто-либо посторонний имеет право судить об их браке.

Анита подумала: все это и правда какое-то безумие; ну какая у нее может быть сексуальная жизнь — она слишком стара для этого. Что ей, заняться больше нечем?

— Пожалуй, — согласилась Джорджия, сосредоточившись на записях.

— Джорджия, мне сейчас трудно обсуждать этот вопрос. Честно тебе признаюсь, я пока ничего не знаю. — Анита вытащила из сумки записную книжку и ручку. — Мы с Марти пока не готовы перейти на новый уровень отношений. И к тому же я хочу сначала проконсультироваться у гинеколога и психотерапевта.

— Я не знаю, насколько ты нуждаешься в психотерапевте, но хороший гинеколог у меня есть, — ответила Джорджия, принявшись листать свою тетрадь в поисках нужного телефона. — Я не посещала ее очень давно, но это где-то на Парк-авеню.

Она отыскала номер и продиктовала его Аните.

— И нечего так волноваться из-за своего возраста, — продолжала Джорджия. — Многие женщины влюбляются и будучи еще старше, но, по-моему, это надуманные проблемы.

— Нет, я переживаю не столько из-за физиологии, сколько из-за своего душевного состояния. После смерти Стэна у меня была менопауза, и теперь я не знаю, как буду чувствовать себя в такой ситуации. Не слишком ли поздно для меня заводить подобного рода отношения?

— Хорошо, — сказала Джорджия, — все это глупости про «поздно» или «не поздно», согласна, тебя не переспорить, поступай как знаешь, но если тебя мучают сомнения из-за того, что ты виновата перед Стэном, я не буду больше заводить этот разговор.

— Правильно, — отозвалась Анита, застегнув сумку, — я тоже считаю, что говорить об этом бесполезно.

* * *

Забавно, из каких мелочей подчас вырастает крепкая дружба — весенняя встреча, посиделки в кафе, а получается, обретаешь настоящего друга в человеке, о котором и подумать ничего подобного не мог.

Так произошло и у Люси с Дарвин. Люси сама не могла понять, как получилось, что Дарвин стала ее по-настоящему близкой подругой. Но только именно с ней она с удовольствием делилась своими надеждами и тревогами относительно будущего ребенка. Она не могла посещать никаких курсов по подготовке женщин к материнству, поскольку была слишком занята. Но Люси и не очень-то расстраивалась из-за этого.

Она осознавала, насколько они с Дарвин разные. Ее новая подруга имела весьма запутанную историю личной жизни, в которую не хотела никого посвящать: у нее был муж, живший далеко от нее. Кроме того, все же Дарвин была увлечена своей диссертацией, но, похоже, так и не могла ее дописать. Но они нашли с ней общий язык и частенько ходили куда-нибудь вместе. Эта дружба отвлекала от постоянных мыслей о том, какой матерью станет Люси, будет ли понимать своего ребенка, хватит ли у нее средств, чтобы обеспечить ему уход и комфорт, найдет ли она в себе силы никогда не жаловаться на усталость и одиночество, воспитывая малыша без отца. И вообще, правильно ли она поступила, решившись завести ребенка в сорок два года?

Но разве ей не повезло, что именно в такой момент она встретила Дарвин и познакомилась с ней поближе? Дарвин, с ее остроумными замечаниями, веселым характером, немного заносчивая и склонная придавать слишком большое значение научным данным, умела развлечь и поднять настроение; с ней Люси чувствовала себя куда бодрее и спокойнее. А ведь все началось с каких-то имбирных конфет, потом последовала книга о ребенке, затем всякие адреса помощи матерям-одиночкам, телефоны хороших врачей… Нет, Люси всем этим почти не пользовалась, но сам факт заботы был приятен.

Дарвин нравилась ей больше всех ее знакомых.

Они всегда приходили в магазин Джорджии вместе, только Дарвин появлялась у входа раньше и ждала, когда подойдет Люси.

— Здорово, что ты позвонила мне сегодня утром, — сказала она Люси, когда они сидели в какой-то маленькой кофейне.

— Правда? — отозвалась Люси. — Мне тоже очень захотелось повидаться с тобой перед занятием в клубе.

Дарвин помешала сахар в кофе.

— Может, ты согласишься стать моим… наставником? Я имею в виду вязание. Мне надо, чтобы кто-нибудь разъяснял мне непонятные вещи, мне больше некого попросить об этом…

— Ну что ж, с удовольствием помогу.

— Мне неловко просить тебя об этом, тем более ты и так занята… — По лицу Дарвин невозможно было понять, что она в тот момент думает.

— Чепуха, это не имеет значения.

Дарвин усмехнулась:

— Я до сих пор ничего не сделала — застопорилась с диссертацией, с тех пор как начала вязать. — Она отломила кусочек маффина. — Но ты знаешь… Мне нужно сначала сказать тебе… Это очень важно, я не шучу.

Она глубоко вздохнула и тряхнула темными длинными волосами.

— Я очень счастлива, что познакомилась с тобой. Серьезно. Сначала я хотела быть твоей подругой, потому что ты беременна.

— Почему?

— У тебя будет ребенок, я знала это, и мне становилось лучше. — Она посмотрела Люси в лицо, продолжая разламывать маффин на куски. — Год назад у нас с мужем мог родиться ребенок, но я его потеряла, не сумела выносить, и мне никак не удается забыть об этом. Я даже не могу говорить об этом с Дэном. Каждый раз, когда вижу беременную женщину, запираюсь в ванной и плачу.

— О, Дарвин, я не знала. — Люси почувствовала, как у нее самой наворачиваются слезы.

— Ничего, я уже успокоилась. Но когда мне было совсем плохо, моя двоюродная сестра посоветовала мне… завести какое-нибудь хобби. Она предложила мне научиться вязать! Мне! Вязать!

Люси рассмеялась, поскольку тут же вспомнила, как Дарвин впервые пришла в магазин к Джорджии. Она не только не могла ничего вязать, но даже боялась взять в руки спицы.

— Ну теперь ты это можешь, и даже очень неплохо.

— Теперь — да, и мне даже нравится. Я не рассказывала тебе обо всем этом, чтобы ты не тревожилась и не боялась за своего ребенка, — призналась Дарвин. — Но как-то странно получилось: пока я с тобой общалась, я вроде бы излечилась и больше так сильно не страдаю. Я смогла справиться с этим. Представляешь — я сумела!

— Конечно, и правильно!

— И еще я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, я очень рада, что мы так здорово друг друга понимаем.

Люси протянула руку и пожала запястье Дарвин.

— Тогда, может, ты составишь мне компанию? Сегодня мне надо идти на ультразвук.

Дарвин посмотрела на нее очень внимательно, но потом вздохнула и улыбнулась.

— Ты же знаешь, Люси, с удовольствием, — ответила она.


Трубку сняли после двух сигналов.

— Доктор Спеллинг слушает.

— Добрый день, я ваша пациентка, меня зовут Джорджия Уолкер, но я звоню не по поводу своего здоровья. Может ли к вам прийти женщина семидесяти лет?

— Конечно, мы принимаем и пожилых женщин. Это ваша мама?

— О нет, моя знакомая, но она очень просила узнать…

— Пусть приходит. А вы сами?..

— Что? Я… в порядке. Все хорошо.

— Сколько вам лет?

— Тридцать семь.

— Вам следует в обязательном порядке проверяться каждый год. А вы уже очень давно не обследовались.

Джорджия поморщилась, подумав, насколько ей не хочется проходить этот осмотр, но надо было как-то закончить этот разговор.

— Да-да, я приду, — сказала она.

— Хорошо, тогда мы вас обеих ждем в среду к девяти часам, мисс Уолкер. До свидания.

Слава Богу, она узнала все, что нужно для Аниты. А ей самой… хм… возможно, ей тоже стоит показаться врачу.

Глава 25

Оладьи в понедельник. Ну а почему бы нет? Магазин закрыт, ужасный визит к доктору Спеллинг уже состоялся на прошлой неделе. Потом у них с Дакотой и Джеймсом был чудесный уик-энд, закончившийся вечеринкой по случаю дня рождения Дакоты, на которую она пригласила целую толпу своих друзей. У нее отныне была семья. Настоящая семья.

Теперь Джеймсу следовало притвориться, будто он звонит в дверь, хотя на самом деле он провел эту ночь в их доме, но Дакота еще ничего не знала. Она, правда, спросила, не останется ли папа у них, но Джеймс сделал вид, что уходит по просьбе Джорджии. Конечно же, он ушел только утром, выпил кофе в ресторанчике Марти и прогулялся полчаса по парку.

Вообще-то Джеймс настаивал, чтобы они перестали скрывать от дочери свои отношения.

Джорджия была против, она привела ему несколько доводов, не очень убедительных, но, на ее взгляд, существенных.

Джеймсу это не понравилось — он не понимал, к чему все затягивать.

— Потому что перед тем, как она узнает о нас правду, лучше, чтобы мы поженились, — настаивала она. — Дакота знает, что отец и мать должны состоять в браке.

— Хорошо.

Джорджия лежала в постели, глядя в потолок и считая солнечные пятнышки, ей казалось, их набралось уже около восьмидесяти двух.

— Я требую этого не потому, что хочу замуж.

— О! — воскликнул Джеймс в негодовании. — Неужели ты думаешь, я могу тебя подозревать в чем-то подобном?

— Тогда иди и возвращайся через полчаса.

— Выходи за меня замуж, Уолкер.

— Н-да… — Джорджия задумчиво нахмурилась. — Я боялась, что этим все и закончится.


У нее еще было время немного поспать перед «приходом» Джеймса, чтобы затем «дождаться» его возвращения и сесть завтракать с ним и дочерью. В самом деле, оладьи оказались в этот день очень кстати. Дакота собиралась встать пораньше и приготовить их самостоятельно.

Джеймс позвонил в дверь и появился с сияющим лицом и бутылкой воды, которую купил у Марти.

— Папа пришел!

— Да, я собирался на работу, но потом решил заехать к вам, — с театральной серьезностью сообщил Джеймс.

— Здорово! — Дакота захлопала в ладоши. — Оладьи с голубикой уже почти готовы.

Джорджия подошла к столу с тарелкой, полной оладий.

— Это ты пекла? — спросил Джеймс Дакоту. — Удивительная девочка!

У Джорджии возникло ощущение, будто они всегда были одной семьей. Она даже боялась вспомнить, как еще недавно волновалась, что Джеймс попытается отобрать у нее дочь.