– Похоже, твои родители действительно любят друг друга.

– Ты делаешь такой вывод из того, что услышал?!

– Да. А еще я узнал, что твоя мама не фанатка пеших прогулок.

Габи засмеялась.

– Наверное, они тобой гордятся, – добавил Тревис.

– С чего ты взял?

– А почему бы и нет?

«Действительно, – подумала Габи. – Давайте-ка посчитаем поводы».

– Скажем так: я уверена, что мама больше предпочитает моих сестер. И поверь, они ничуть не похожи на Стефани.

– То есть всегда говорят приемлемые вещи?

– Нет. Просто они похожи на маму.

– И это, по-твоему, значит, что она не может гордиться тобой?

Габи откусила гамбургер и подумала, прежде чем ответить.

– Все очень сложно, – наконец сказала она.

– А именно? – настаивал Тревис.

– Во-первых, я рыжая. А сестры блондинки, как мама.

– И что?

– Мне двадцать шесть, и я до сих пор не замужем.

– И что?

– Я хочу сделать карьеру.

– И что?

– Все это в маминых глазах не сочетается с образом идеальной дочери. У нее свое представление о том, какое место у женщины в обществе. Особенно женщины из определенного социального круга.

– Я так понимаю, вы с матерью не особенно ладите.

– Да?

Габи мельком заметила, как Элисон и Лэрд, держась за руки, бредут по тропинке к маяку.

– Может быть, она завидует, – задумчиво проговорил Тревис. – Ты живешь собственной жизнью, у тебя свои цели и идеалы, слабо связанные с тем миром, в котором ты выросла. Миром, в котором тебе надлежало обитать, по мнению матери, просто потому, что в нем обитала она сама. Чтобы пойти иным путем, требуется смелость. Может быть, она разочарована не в тебе, а в себе?

Он ждал ответа. Габи смутилась. Об этом она никогда не думала.

– Нет, – наконец выдавила она.

– А ты когда-нибудь спрашивала?

– Не разочаровалась ли она в себе? Нет. Только не говори, что своим родителям ты стал бы задавать такие вопросы. Потому что…

– Не стал бы, – ответил Тревис, качая головой. – Никогда в жизни. Но мне кажется, что родители очень гордятся тобой, пусть даже и не знают, как это выразить.

Его слова были неожиданными и до странности трогательными. Габи слегка подалась вперед.

– Не знаю, прав ли ты, но все равно спасибо. Я не хочу, чтобы у тебя сложилось неверное впечатление. Мы с мамой каждую неделю разговариваем по телефону и, поверь, держимся в рамках приличия. Просто иногда мне хочется, чтобы все было по-другому. Чтобы мы с удовольствием проводили время вместе.

Тревис промолчал, и Габи испытала облегчение при мысли о том, что он не попытался предложить ей совет. Будь на его месте Кевин, она начала бы заигрывать, чтобы сменить тему. Габи подтянула колени к груди и обхватила их руками.

– Скажи… что самое приятное в работе ветеринара?

– Животные, – сказал Тревис. – И люди. Ты ведь примерно такого ответа и ожидала?

Габи вспомнила Еву Бронсон.

– Животные – это неудивительно…

Он поднял ладонь:

– Пойми меня правильно. Не сомневаюсь, некоторые люди, с которыми я имею дело, чертовски похожи на тех, с которыми имеешь дело ты.

– То есть нахальные? Нервные? Чокнутые?

– Конечно. Люди есть люди, и большинство из них считают животных членами семьи. Разумеется, они требуют полного обследования, как только заподозрят, что с их любимцем что-то не так. То есть привозят его по крайней мере раз в неделю, иногда чаще. Почти всегда поводов для беспокойства нет, но мы с отцом выработали целую систему.

– Какую?

– Мы приклеиваем желтый листочек на обложку карточки изнутри. Если очередная дама приводит своего Снежка или Пушка и мы видим желтый листок, то проводим быстрый осмотр и говорим, что в данный момент не видим ничего необычного, но хотели бы взглянуть еще разок через неделю, чтобы удостовериться. Это помогает нам быстро принимать и спроваживать подобных пациентов, поскольку их хозяева в любом случае собираются «заехать через недельку». Все счастливы. Мы – внимательные ветеринары, хозяева уверены, что с их питомцами все в порядке и что причины для беспокойства действительно были, раз уж мы хотим посмотреть животное еще раз.

– Интересно, как отреагируют врачи в нашей клинике, если я начну клеить желтые листочки.

– Все так сложно?

– Ну… Каждый раз, когда выходит свежий «Ридерз дайджест» или по телевизору идет речь о редком заболевании со специфическими симптомами, в приемной появляется толпа детей, которые, разумеется, страдают именно от этого недуга.

– Наверное, я бы вел себя так же, будь у меня ребенок.

Габи покачала головой:

– Сомневаюсь. Ты мне, скорее, кажешься человеком, способным ко многому относиться просто. Вряд ли ты сильно изменишься, когда станешь родителем.

– Возможно, ты права, – согласился Тревис.

– Конечно, я права.

– Потому что ты меня знаешь?

– Эй, не начинай сначала.

Они еще полчаса сидели рядом и болтали – очень свободно. Габи рассказала о родителях, об их противоположных характерах, о своих сестрах и о том, каково было расти, приспосабливаясь ко всем ним. Она рассказала о колледже и о фельдшерской школе, о вечерах, проведенных в Бофоре до переезда. Габи лишь мимоходом упоминала Кевина, и это удивляло девушку, пока она не осознала, что пусть он теперь и является неотъемлемой частью ее жизни, так было не всегда. Каким-то образом беседа с Тревисом напомнила ей, что она сформировалась как личность задолго до встречи с Кевином.

В конце концов Габи призналась, что порой разочаровывается в работе. Она проговорилась даже о том, о чем намеревалась молчать. Хотя Габи не упомянула доктора Мелтона, но пожаловалась на некоторых родителей, с которыми ей доводилось сталкиваться. Габи не называла имен, но Тревис то и дело улыбался – видимо, он прекрасно понимал, о ком речь.

Тем временем Меган и Лиз убрали остатки еды, а Лэрд и Элисон вернулись обратно. Мэтт лежал, наполовину закопанный в песок, причем ребятишки то и дело попадали ему лопаткой в ухо или в нос. Потом у ног Габи приземлился диск, и она увидела Джо.

– Кажется, пора вызволить Мэтта! – крикнул он. – Не хочешь этим заняться?

– То есть отвлечь детей?

Джо ухмыльнулся:

– Сомневаюсь, что у нас получится.

Тревис взглянул на нее:

– Ты не против?

– Нет. Иди.

– Предупреждаю, будет шумно. – Он встал и крикнул детям: – Эй, малыши, хотите посмотреть, как играет в «тарелочку» настоящий мировой чемпион?

Те дружным хором отозвались: «Да!!!» – побросали лопатки и ринулись к воде.

– Надо идти, – сказал Тревис. – Публика ждет.

Когда он зашлепал по воде, Габи поймала себя на том, что внимательно следит за его действиями и испытывает нечто вроде привязанности.

Времяпрепровождение с Тревисом оказалось вовсе не таким, как она себе рисовала. Никаких претензий, никаких попыток понравиться; судя по всему, он интуитивно чувствовал, когда лучше промолчать, а когда – ответить. Габи догадалась, что это – ощущение глубинной связи, которое некогда привело ее к Кевину. Она жаждала не только физического возбуждения, которое охватывало ее в те вечера, когда они были вместе; еще сильнее девушке хотелось уюта, который она испытывала в те минуты, когда они разговаривали или когда Кевин тихонько брал ее за руку, когда они шли к машине. В такие мгновения Габи думала: «Вот единственный мужчина, с которым я хочу провести свою жизнь». Минуты, которые в последнее время становились все реже.

Габи задумалась, рассеянно наблюдая за тем, как Тревис ловит диск. Он промахивался, так что «тарелочка» ударяла его в грудь, и с драматическим всплеском обрушивался в воду. Малыши визжали от восторга, как будто в жизни не видели ничего смешнее. Когда они кричали: «Еще, дядя Тревис!» – он немедленно вскакивал. Он делал длинную, нарочито медленную пробежку, прежде чем метнуть диск Джо, а потом, состроив соответствующую гримасу, комически изображал бейсболиста в ожидании подачи. Подмигнув детям, обещал: «Ну, в следующий раз я не промахнусь!» – и тут же падал как подкошенный, поднимая тучу брызг, отчего дети хохотали еще громче. Тревису, судя по всему, искренне нравилось веселить малышню, и от этого Габи испытывала к нему все большую теплоту. Она по-прежнему пыталась понять, как относится к Тревису, когда он наконец вышел из воды и, отряхиваясь, зашагал к ней. Он плюхнулся на песок, их плечи соприкоснулись, и Габи мгновенно представила себе картину: они сидят рядом, точь-в-точь как сейчас, и это уже их сотый выходной…

Глава 11

Они провели еще час на пляже, затем принялись за погрузку; по пути домой каждая парочка снова прокатилась на парасейле, хотя на сей раз Габи летала вместе со Стефани. К вечеру катер вернулся в бухту, и Тревис остановился, чтобы купить креветок у местного рыбака, которого, видимо, хорошо знал. Когда они наконец причалили, дети уже крепко спали. Взрослые были довольны прогулкой, их лица потемнели после нескольких часов, проведенных на солнце.

Как только катер разгрузили, все понемногу разъехались; остались только Габи и Стефани с братом. Тревис возился на причале – он растянул парашют для сушки и теперь мыл катер при помощи садового шланга. Моби крутился рядом.

Стефани закинула руки за голову.

– Думаю, мне тоже пора. Сегодня ужинаю с родителями. Они обидятся, если я у них не побываю. Сама знаешь, что это такое. Пойду попрощаюсь с братом.

Габи кивнула, сонно наблюдая за тем, как Стефани перегибается через перила веранды.

– Эй, Тревис! – крикнула та. – Мне пора! Спасибо за прогулку!

– Рад, что ты заглянула, – ответил тот, помахав рукой.

– Может, поджаришь что-нибудь на гриле? Габи говорит, что умирает с голоду.

Сонливость точно рукой сняло; но прежде чем Габи успела запротестовать, Тревис поднял большой палец.

– Через минуту что-нибудь приготовлю, – отозвался он. – Вот только закончу с катером.

Стефани не спеша вернулась к Габи, явно довольная своими талантами.

– И зачем ты это сказала? – прошипела та.

– Потому что я еду к родителям и не хочу, чтобы мой бедный братец провел вечер в одиночестве. Он любит компанию.

– А если я предпочту пойти домой?

– Когда он закончит, скажешь, что передумала. Тревис не станет переживать. У тебя есть пара минут, чтобы подумать. Он, во всяком случае, спросил бы, хочешь ли ты есть, а услышав «нет», спросил бы во второй раз. – Стефани взяла сумочку. – Эй, было чертовски приятно познакомиться. Я рада, что мы встретились. Ты бываешь в Роли?

– Иногда, – ответила Габи, все еще смущенная тем, что произошло. Она не знала, сердиться или радоваться.

– Отлично. Значит, как-нибудь сможем вместе перекусить. Хоть завтра. Но сейчас мне действительно пора. – Стефани сняла солнечные очки и протерла их полой рубашки. – Так увидимся?

– Конечно, – ответила Габи.

Стефани миновала внутренний дворик и исчезла в доме; было слышно, как она шагает к выходу. Тревис уже спешил через лужайку, а Моби трусил рядом с ним. Впервые за весь день он надел рубашку, хотя и оставил ее расстегнутой.

– Подожди минутку, и я разожгу гриль, ладно? Как насчет кебаба из креветок?

Габи на мгновение задумалась, а потом поняла: либо кебаб из креветок, либо разогретый в микроволновке ужин и какое-нибудь ужасное ток-шоу по телевизору. Она невольно вспомнила то ощущение, которое охватило ее при виде Тревиса, играющего с детьми.

– Я только схожу переодеться.


Пока Тревис возился с грилем, Габи взглянула, как дела у Молли. Та мирно спала, окруженная щенками.

Девушка быстро приняла душ и надела легкую юбку и блузку. Высушив волосы, она задумалась, стоит ли накладывать макияж, и решила обойтись тушью. Солнце придало ее лицу свежести; отступив на шаг от зеркала, Габи сообразила, что впервые за несколько лет собирается ужинать не с Кевином, а с другим мужчиной.

Она могла бы оправдаться тем, что это всего лишь продолжение праздника или что ее вовлекла в эту авантюру Стефани. Но Габи знала – на самом деле все иначе. Нужно ли стыдиться того, что она решила поужинать с Тревисом? Скрывать это от Кевина? Первой мыслью было: нет никаких причин не говорить Кевину. В течение дня ничего особенного не произошло – и вообще она провела больше времени со Стефани, чем с Тревисом. В чем проблема?

«Разумеется, в том, что вы ужинаете наедине», – ответил внутренний голос.

И что в этом особенного? Стефани не ошиблась: Габи проголодалась, а у соседа есть еда. Человеческая потребность номер один. Она ведь вовсе не собиралась с ним спать – или даже целоваться. Они подружились, только и всего. Если бы Кевин был здесь, она бы настояла, чтобы Тревис и его пригласил на прогулку.

«Но Кевина здесь нет. Ты расскажешь ему об этом ужине?»

«Конечно, расскажу», – отвечала Габи, пытаясь заглушить голос совести. Иногда она его буквально ненавидела. Он звучал точь-в-точь как голос ее матери.