Николас Спаркс - Выбор

После аварии родители Габи поселились в отеле в Морхед-Сити, чтобы быть поближе к дочери. В течение первого месяца все трое нередко навещали Габи вместе. Хотя никто и никогда не обвинял Тревиса, тот чувствовал, что тесть и теща стараются держаться от него на расстоянии. Если они проводили время с Кристиной и Элайзой, то всегда на нейтральной территории – в кафе или пиццерии – и редко заходили в дом больше чем на пару минут.

Затем родители Габи вернулись в Саванну. Они иногда приезжали на выходные; в такие дни Тревис держался подальше от больницы. Он уверял себя, что им нужно побыть наедине с дочерью – отчасти так оно и было. Тревису не хотелось признавать, что он сторонится их, поскольку тесть и теща неизменно, пусть и невольно, служат ему укором.

Друзья повели себя так, как и предполагал Тревис. Элисон, Меган и Лиз поочередно готовили ужин. Они успели сдружиться с Габи, и иногда Тревису приходилось их ободрять. Женщины приходили с заплаканными глазами и натянутыми улыбками, в изобилии приносили лазанью, запеканки, салаты и разнообразные десерты и неизменно подчеркивали, что использовали птицу – в таком случае Тревис соглашался поесть.

Элисон, Меган и Лиз отлично управлялись с девочками. Поначалу они часто успокаивали их, когда малышки плакали. Со временем Кристина особенно привязалась к Лиз. Та заплетала ей косы и помогала мастерить браслеты из бусин; они по меньшей мере полчаса в день гоняли во дворе футбольный мяч, а вернувшись в комнату, начинали шептаться, как только Тревис выходил. Он гадал, о чем они беседуют. Зная Лиз, он не сомневался, что она расскажет ему, если речь зайдет о чем-то важном, но обычно Лиз просто отвечала, что Кристина хотела поговорить. Во всяком случае, Тревис был благодарен ей за присутствие и немного ревновал, завидовал близости Лиз с его дочерью.

Элайза, напротив, сблизилась с Меган. Они вместе раскрашивали картинки за кухонным столом или смотрели телевизор, сидя рядом. Иногда Тревис замечал, что девочка сворачивается клубочком рядом с Меган, точь-в-точь как прежде – рядом с Габи. В такие минуты они действительно выглядели как мать и дочь, и Тревису казалось, что его семья снова в сборе.

Элисон, со своей стороны, неустанно напоминала девочкам, что, невзирая на печаль и отчаяние, у них по-прежнему есть обязанности. Она отправляла их убираться в комнатах, помогала делать уроки, заставляла относить посуду в раковину – ласково, но настойчиво. Если девочки и уклонялись от работы по дому в те дни, когда Элисон не было, это все же стало случаться реже. На подсознательном уровне дети, видимо, страстно желали порядка – так что Элисон оказалась именно тем, что им было нужно.

Благодаря друзьям и матери, которая проводила у него почти все вечера и часто оставалась на выходные, в первое время после аварии Тревис редко оказывался наедине с дочерьми. Друзья и мать брали на себя роль родителей в тех случаях, когда ему это было не под силу. Тревис нуждался в их помощи. Сам он едва мог вылезти из постели поутру и почти всегда едва сдерживал слезы. Чувство вины не давало Тревису покоя, и не только из-за аварии. Он не знал, что делать. Когда он приезжал в больницу, то хотел быть дома, с дочерьми; вернувшись домой, рвался к Габи.

Полтора месяца спустя, в очередной раз выбросив остатки еды в мусорное ведро, Тревис наконец сказал друзьям, он рад видеть их в своем доме, но ужины отныне будет готовить сам. И вовсе не обязательно навещать его каждый день. Перед его мысленным взором стоял Кеннет Бейкер, и Тревис знал, что должен по мере сил наладить собственную жизнь. Обязан стать для девочек прежним отцом. Отцом, каким его хотела видеть Габи. И понемногу он справился. Было непросто. Пусть иногда Кристина и Элайза скучали по чужому вниманию, Тревис выказывал к ним такое участие, что с успехом компенсировал эту нехватку. Далеко не все вошло в привычное русло, но теперь, три месяца спустя, их жизнь устоялась. Тревис иногда думал, что, заботясь о дочерях, спас себя.

Удручало то, что после аварии у него практически не осталось времени на общение с Джо, Мэттом и Лэрдом. Когда дети отправлялись спать, мужчины периодически заглядывали к нему, чтобы выпить пива, но разговоры сделались натянутыми. Все, что они говорили, казалось неуместным. Если друзья спрашивали о жене, Тревис не мог это обсуждать. Если они пытались говорить о чем-нибудь другом, он гадал, отчего они избегают упоминания о Габи. Тревис понимал, что несправедлив, но, проводя время с приятелями, всегда поражался тому, как их жизнь отличается от его собственной. Несмотря на их доброту, терпение и очевидное сочувствие, он ловил себя на мысли о том, что вскоре Джо вернется домой, к Меган, и они примутся тихонько обсуждать события дня, свернувшись под одеялом. Когда Мэтт клал ему руку на плечо, он гадал, рада ли Лиз этому визиту или предпочла бы видеть мужа дома. То же самое было с Лэрдом. Невольно Тревис начинал раздражаться в присутствии друзей. Их проблемы были временными, а он был вынужден постоянно нести невообразимое бремя. Тревис не мог удержаться от гнева, размышляя об этой несправедливости. Он хотел того же, что было у них, и сознавал, что благополучные люди никогда не поймут его потерю, невзирая на все усилия. Он презирал себя за такие мысли и старался скрывать гнев, но друзья чувствовали, как изменилось его отношение к жизни. Постепенно их визиты делались все короче, все реже. Тревис ругал себя и за это – за преграду, которую он воздвиг между собой и друзьями. Он не знал, как с этим справиться.

Оставшись один, Тревис раздумывал о том, почему он злится на друзей и в то же время испытывает безграничную благодарность к их женам. Он сидел на веранде и размышлял. Неделю назад, глядя на ущербную луну, Тревис наконец понял, что знает ответ. Разница была в том, что Меган, Элисон и Лиз изо всех сил старались поддержать девочек, а Джо, Мэтт и Лэрд – его самого.

Дочери нуждались в помощи. А Тревис заслуживал наказания.

Сидя с Габи, Тревис взглянул на часы. Почти половина третьего. В обычное время он бы попрощался с женой и отправился домой, чтобы встретить девочек из школы. Но сегодня Кристина отправилась в гости к подружке, а Элайза – в аквапарк, на вечеринку по случаю дня рождения подруги, так что обеих не стоило ждать раньше ужина. Тревису повезло, что у дочерей были планы на этот день, поскольку он в любом случае намеревался задержаться в больнице. Ему предстояло встретиться с неврологом и главврачом клиники.

Он знал, о чем пойдет речь, и не сомневался, что оба будут говорить сочувственно, сдержанными и ободряющими голосами. Невролог скажет, что врачи больше ничего не могут сделать для Габи, а потому ее придется перевезти в частную клинику. Тревиса заверят, что, поскольку состояние его жены стабильно, риск минимален, каждую неделю ее будет навещать врач. А персонал, работающий в центре, сумеет обеспечить Габи повседневный уход, в котором нуждается пациентка. Если Тревис запротестует, вмешается директор и заметит, что страховка покрывает лишь трехмесячное пребывание в больнице, если только пациент не лежит в реанимации. Также он, вероятно, пожмет плечами и скажет: в клинике просто нет места для Габи, пусть даже она некогда здесь работала. Больше ничего нельзя сделать. Оба, объединив усилия, постараются добиться своего.

И ни один из них не понимает, что не так уж просто принять решение. Пока Габи здесь, в больнице, есть надежда, что она скоро очнется. Поблизости врачи и медсестры, чья задача – немедленно отследить признаки, свидетельствующие об улучшении. Которое, разумеется, не замедлит наступить. Если Габи перевезут в частную клинику, это равносильно признанию того, что надежды нет. Тревис не хотел с этим мириться, хотя, судя по всему, его не собирались спрашивать.

Но у Габи был шанс, и, в конце концов, Тревис не собирался решать, полагаясь исключительно на слова невролога или главврача. Главное – то, что, по его мнению, нужно жене.

Голубь улетел, и Тревис подумал, не отправилась ли птица навестить других больных – словно врач, который совершает обход. И если да – замечают ли пациенты голубя, как он.

– Прости, что плакал, – прошептал Тревис. Глядя на Габи, он видел, как поднимается и опускается ее грудь. – Не удержался.

Тревис знал, что не услышит ответа. Такое случалось только раз в день.

– Знаешь, что мне в тебе нравится? – спросил он. – Помимо всего прочего? – Он с трудом улыбнулся. – Мне нравится, как ты обращаешься с Молли. Кстати, у нее все в порядке. Она по-прежнему любит лежать в высокой траве. Когда я ее там вижу, то вспоминаю первые годы нашего брака. Помнишь, мы брали собак с собой на пляж? Если выходили рано, то спускали их с поводка, и они носились вокруг. Это были такие… спокойные утра, и мне нравилось смотреть, как ты со смехом гоняешься за Молли, пытаясь шлепнуть ее по заднице. Она просто с ума сходила, если вы начинали играть. Глаза так и блестели, когда она ждала твоего следующего движения.

Тревис помолчал, с удивлением заметив, что голубь вернулся. Наверное, птице понравилось слушать, как он говорит.

– Кстати, именно тогда я и понял, что ты будешь отличной матерью. По тому, как ты вела себя с Молли. Даже в самый первый раз, когда мы встретились… – Он покачал головой. – Веришь или нет, но я с удовольствием вспоминаю, как ты влетела ко мне домой тем вечером. И вовсе не потому, что в итоге мы поженились. Ты походила на львицу, которая защищает свое потомство. Человек не может настолько рассердиться, если он не способен сильно любить. Наблюдая, как ты обращаешься с Молли – с любовью, вниманием и заботой, – я понял, что такой же ты будешь с детьми.

Тревис провел пальцем по руке Габи.

– Знаешь, как это важно для меня – видеть, что ты любишь наших дочерей? Даже не представляешь, какое это огромное утешение. – Он склонился к ее уху: – Я люблю тебя, Габи, сильнее, чем ты можешь себе представить. Ты идеальная жена. Ты воплощение всех моих надежд и мечтаний. Ты сделала меня счастливее всех мужчин на свете. И я не хочу сдаваться. Не могу. Понимаешь?

Тревис тщетно ждал ответа. Как всегда – ничего, как будто Бог давал понять: его любви недостаточно. Глядя на Габи, Тревис вдруг ощутил себя старым и усталым. Он поправил одеяло, страдая от одиночества и сознавая, что каким-то образом подвел жену.

– Пожалуйста, – попросил он. – Ты должна очнуться, родная. Пожалуйста. У нас мало времени.

– Привет, – сказала Стефани. Одетая в джинсы и футболку, она мало походила на преуспевающего профессионала. Она жила в Чепл-Хилле и была старшим проектным менеджером стремительно растущей биотехнологической фирмы. В течение последних трех месяцев Стефани проводила несколько дней в неделю в Бофоре. После аварии она оставалась единственной, с кем Тревис мог нормально говорить. Лишь сестра знала все его секреты.

– Привет, – ответил Тревис.

Она пересекла комнату и наклонилась над постелью.

– Привет, Габи, – сказала Стефани, целуя ее в щеку. – Как поживаешь?

Тревису нравилось, как Стефани обращается с его женой. Не считая его самого, сестра была единственной, кто чувствовал себя в присутствии Габи уверенно.

Стефани придвинула стул и села рядом с Тревисом.

– А как у тебя дела, старший брат?

– Нормально.

Она оглядела его с ног до головы:

– Ужасно выглядишь.

– Спасибо.

– Ты слишком мало ешь. – Стефани полезла в сумку и вытащила пакетик арахиса. – Держи.

– Я не голоден. Только что съел ленч.

– Какой?

– Вполне достаточный.

– Сделай, как я прошу, ладно? – Стефани зубами разорвала пакетик. – Съешь орехи, а я обещаю заткнуться и больше тебя не трогать.

– Ты каждый раз так говоришь.

– Потому что ты каждый раз ужасно выглядишь. – Она кивком указала в сторону Габи: – И она наверняка со мной согласна.

Стефани никогда не выражала сомнений, если Тревис говорил, что слышит голос Габи, а если и выражала, то очень спокойно.

– Да.

Сестра сунула ему пакетик:

– Ешь.

Тревис взял пакетик и положил на колени.

– Сунь их в рот, разжуй и проглоти! – Стефани заговорила как мать.

– Тебе никто не говорил, что временами ты чертовски нахальная?

– Мне говорят это каждый день. Поверь, сейчас рядом с тобой самое место нахальному человеку. Я для тебя вроде как дар небес.

Тревис впервые за день искренне рассмеялся:

– Не то слово. – Взял несколько орешков и положил в рот. – Как дела у вас с Бреттом?

Стефани последние два года встречалась с Бреттом Уитни. Это был один из преуспевающих инвесторов – невероятно богатый, красивый и, по мнению многих, самый завидный жених к югу от линии Мейсона – Диксона[6].

– Ничего.

– Снова гром в раю?

Стефани пожала плечами:

– Он опять сделал мне предложение.

– И что ты сказала?

– То же, что и в прошлый раз.

– И как он это принял?

– Спокойно. Конечно, снова изобразил, что он сердит и безутешен, но уже через пару дней пришел в норму. Выходные мы провели в Нью-Йорке.