Яне было так гадко, что, уезжая, она из принципа увезла часть мебели, которую купила сама. Когда она начала скрупулезно, содрогаясь от отвращения, вспоминать, что в этой квартире принадлежало Косте, вдруг оказалось, что почти ничего.

На деньги, вырученные за папину комнату, и на все родительские и ее сбережения Костя с мамой купили еще одну квартиру, чтобы Зинаида Ивановна уехала и оставила жилплощадь молодым. Яна тогда находилась в роддоме, поэтому в оформлении сделки участвовать не смогла. Светлана Макаровна в бешенстве топала ногами и требовала, чтобы дочь переоформила на себя хоть что-нибудь, а Яна блаженно улыбалась и твердила, что между родными не может быть никаких счетов. Случился страшный скандал и мама, за которую Яна краснела, извинялась и которую пыталась усовестить, все же добилась своего – часть большой квартиры переписали на Яну.

Свекровь уехала, забрав абсолютно все. У молодой семьи остались лишь диван и старый шкаф. Даже тарелки и ножи с вилками уехали с Зинаидой Ивановной.

– Ничего себе! – зло рассмеялась Светлана Макаровна, нанеся первый визит сразу после отъезда Костиной мамы. – А чай мы будем пить на полу?

– Мы его вообще пить не будем, – легкомысленно сообщил Костя. – У нас нет чайника и кружек.

Естественно, он ждал, что все решится как-нибудь само. И оно решилось.

Незаметно для себя Яна налаживала быт, покупала все необходимое и даже подарки для Кости, которые им были не по карману, покупала вместо одежды для себя. Костя просил то новый телевизор, то фотоаппарат, то видеокамеру, и Яна, глупая, наивная, да чего уж там, безмозглая Яна бежала в магазин, чтобы сделать любимому приятное. А любимый, постоянно пребывавший в состоянии легкого опьянения, периодически переходящего в бессознательное, разглагольствовал о тяготах бизнеса в современных условиях и позволял себя любить, кормить и обслуживать.

И вот, когда дошло до развода, вдруг стало ясно, что все эти годы Костя просто существовал за ее счет. Более того, виноватым он себя не считал, сообщив жене, попытавшейся сгоряча устроить скандал с разбором полетов, что она очень мало похожа на женщину, меркантильна и скандальна. А посему, если ей не нравится, что он, как и всякий уважающий себя мужчина, пожелал иметь рядом с собой женщину не только для хозяйства, но и для радости, то есть любовницу, то она может катиться на все четыре стороны.

И Яна покатилась. Сначала медленно и неуверенно, а потом быстрее и решительнее. Она нашла адвоката, уладившего все формальности, и ускорила процедуру развода. Костя до конца не верил, что она его бросит. Видимо, сначала у него закончились карманные деньги, которые он таскал из Яниной заначки «на черный день», затем продукты в холодильнике, а потом сообразил, что пора мириться. Он, движимый похмельным синдромом, поскакал к теще с тестем, куда отбыла строптивая супруга. Но Светлана Макаровна, которой дышавший перегаром зять преподнес четыре гвоздички, ехидно сказала «не дождешься» и похоронный букет не взяла, а всегда доброжелательный тесть вдруг начал мучить уставший Костин мозг финансовыми выкладками. Суть их сводилась к тому, что надо менять квартиру и возвращать какую-то долю.

Менять квартиру Костя отказался, послав тестя так далеко, что тот спустил его с лестницы. Но Костя упрямо вернулся и заявил, что готов простить Яну, эту дуру, которая по слабости характера не стала бороться за свое счастье, и велел ей возвращаться. Счастьем, надо полагать, он считал себя.

Но зачем-то явился на суд, хотя на ребенка не претендовал, уселся в первом ряду и во время заседания тревожно вытягивал жилистую шею, дергая острым кадыком. Костя напряженно кивал, соглашаясь на все, и, казалось, чего-то ждал. Причины его нервозности выяснились только в самом конце заседания.

– Так что, сегодня имущество делить не будут? – петушиным дискантом поинтересовался он у судьи, криво улыбаясь.

Яна, которая до этого каждую ночь рыдала в подушку, вдруг осознала, что все кончено. И если раньше она еще на что-то надеялась, то теперь стало окончательно ясно: она ошиблась во всем, в чем только можно ошибиться. Это было горько, унизительно, но уже не так больно.

А мама, вечно портившая их счастье, склочно оравшая и олицетворявшая собой все анекдоты про тещ, вместе взятые, оказалась права. В одно мгновение наивная, инфантильная Яна повзрослела, словно наблюдатель, которому ближе к рассвету наконец-то дали прибор ночного видения. И окружающая действительность, как выяснилось, не имела ничего общего с ее фантазиями.

Бедная мама. Она все знала заранее. И именно мама совала ей тот самый прибор ночного видения, а Яна отмахивалась и упивалась своей взрослостью.

Так доупивалась, что захлебнулась.

Наверное, только на своих ошибках и можно учиться. Все остальное – пустые слова. И пока эти слова не трансформируются в реальность и не треснут нам по башке, мы будем уверены в своей наивной правоте. Как ребенок, который не верит, что от килограмма мороженого может заболеть горло.

А вдруг не заболит? Вот съем – и не заболит.

Ну, надо же, заболело все-таки…


Светлана Макаровна, которой на старости лет на голову свалилась великовозрастная дочь с внуком, имела полное право брюзжать. А Яна, так резко и бесповоротно поумневшая, теперь могла лишь беспомощно оглядываться назад и сокрушаться о собственной дурости. Время нельзя повернуть вспять.

Что сделано, то сделано.


Весной всегда хочется чуда. И если под Новый год мечтается о чем-то сказочном, то с оттепелью хочется не сказок, а реальных свершений в личной жизни. Это ожидание чего-то восхитительного витает в воздухе, будоражит кровь и заставляет надевать юбки покороче.

Короткие юбки Лариса очень уважала, ведь ноги у нее были еще очень даже ничего.

– А мордочка подкачала. – Лара придирчиво всматривалась в зеркало, покусывая губу. – Надо бы учудить спа-марафон, пока совсем из обоймы не выпала, мамаша!

Она решительно захлопнула толстый регистратор и брезгливо оттолкнула его к краю стола. За окном март, в душе соловьи поют – какая уж тут работа? Да никакой!

Впереди маячит новая весна и, возможно, новое счастье.


О разводе с Лешей она не жалела. Лариса так всегда и говорила себе, когда жизнь совсем уж прижимала и хотелось спрятаться за чью-то надежную, широкую спину:

– Стабильность – не счастье. Тем более что и стабильность не всегда стабильна.

Муж был неконфликтным, покладистым и терпеливым. Даже когда Лариса орала и топала ногами, он был спокоен, как монгольский курган. Вместо того чтобы возражать, Алексей прислушивался к ее мнению и почти всегда делал так, как хотела Лара. А если и не делал, то никак это не комментировал, соглашаясь на все ее эпитеты.

Сначала Лариса наслаждалась размеренной, спокойной жизнью. Особенно ценным ее супруг казался на фоне загулов Кости и африканской ревности Пети. Если бы Алексей пил, как Янин муж, или устраивал безобразные сцены, как Маришкин, она бы развелась еще раньше. Но, видимо, каждому в этой жизни дается что-то свое. Яна умудрялась оправдывать своего тунеядствующего алкаша, а Марина и вовсе гордилась, что ее очень ревнуют.

Алексей казался идеальным. Но вскоре выяснилось, что только казался. Наверное, он был бы идеальным для какой-нибудь серой, унылой домохозяйки, но не для Ларисы. Ее жизнь катилась по накатанной колее с одинаковым пейзажем вокруг, который вскоре приелся и стал унылым. Ларе хотелось встрясок, эмоций, сюрпризов, но Леша не мог ей дать ни первого, ни второго, ни третьего. Он гарантировал любимой женщине лишь спокойную и размеренную жизнь.

– Это что? У нас уже ничего не будет? – теребила его Лара. – Все уже случилось?

– А чего ты желаешь? – покорно спрашивал муж.

– Не знаю! Удиви меня!

– Хочешь, я тебе в лоб дам? – пытался шутить Алексей. – Ты удивишься?

– Я хочу сюрприз!

И он притаскивал какие-то плюшевые сердечки, цветы и вино. Это было все не то!

– Я не могу так жить! – металась Лариса. – Хочу чего-то еще! А у меня такое чувство, что я добралась до вершины горы, и теперь осталось ехать вниз. И других вершин уже не будет? Но мы пока молодые! Надо же как-то иначе жить! Неужели больше ничего не случится?

– Лариса, у нас сын. Нам надо его растить. У нас появятся внуки и, если ты меня не загонишь в гроб раньше, вероятно, и правнуки. Еще у нас будет свадьба сына. Из ближайших развлечений – можем съездить к моей маме на дачу. У тебя будет вагон эмоций, и ты снова целую неделю станешь делиться со мной впечатлениями! Мы можем поехать на море!

– Нет! – орала Лариса. – У нас Женька маленький! Я его не оставлю. И вообще две недели погоды не сделают. У меня жизнь на холостом ходу проматывается, а ты фигню какую-то пенсионерскую предлагаешь! Я хочу праздника!

– Могу купить петарды, – флегматично предлагал Леша.

Иногда хотелось швырнуть в него чем-нибудь. Или потрясти, как грушу, чтобы выпала хоть какая-нибудь неожиданная эмоция.

И однажды Лариса поняла, что если сама что-то не изменит, то так и проживет в ожидании внуков. Она стала прикидывать варианты. Изменить Алексею – гадость. Да и не с кем. Изменить Алексея – невозможно, проще на метле научиться летать. Значит, надо изменить жизнь вокруг. И самым логичным вариантом она посчитала развод.

– Это шанс начать новую жизнь, – возбужденно вещала Лара оторопелым подругам. – Это возможность найти своего мужчину. Сво-е-го! А это – чей-то чужой. Он со мной счастлив не будет, я с ним – тоже. Мы составили неправильную пару. У каждого человека есть половинка, я готова согласиться с данной теорией. Мы оба хапнули чужие половинки за неимением лучшего.

– А по-моему, он тебя любит, – робко возразила Маришка.

– И ты бесишься с жиру, – добавила Яна.

Но Лара все же развелась.

Получаемые ежемесячно алименты и квартиру, которую Леша оставил ей и Женьке, уехав к родителям, Лариса восприняла как должное. На встречи к Алексею Женьку возила его бывшая теща. Алла Денисовна продолжала нежно любить отца своего внука и категорически не принимала Ларисиного решения. А сама Лариса видеть Лешу больше не хотела.

– Неприятно мне, – поясняла она подругам, скептически качавшим головами. – Он напоминает мне о моей ошибке. Я была страшной дурой. Клинической дурой. Чуть не угробила свою жизнь. Жизнь – бриллиант, который дается человеку единожды вовсе не для того, чтобы он зарыл его на заднем дворе и жил с мыслью, что у него это сокровище есть. Нет! Этой драгоценностью надо пользоваться! Повесить ее на шею и блистать!

– А как же Женька? – спросила Яна. – Он без отца будет расти?

– Ой, я тебя умоляю! Не надо этих трагедий. Никто не умер. Просто два взрослых человека надоели друг другу и разошлись.

Слово «разошлись» Ларисе очень нравилось. Оно замечательно передавало суть. Вот шли они с Алексеем вдвоем по дороге, а потом на развилке разошлись. Каждый в свою сторону.

– Леша-то быстро себе кого-нибудь найдет, – сокрушалась Алла Денисовна при каждом удобном случае. – А ты, Лара, еще пожалеешь. Какой парень чудесный был. А с твоим характером тебя больше никто не выдержит.

– Такое ощущение, что ты не теща, а свекровь, – усмехалась Лариса.

Мама не понимала, что настоящие мужчины, не среднестатистические тюфяки вроде Леши, любят стерв. Самодостаточных и гордых.


Идти в салон Маришка отказалась.

– Петя в очередной раз устроил корриду, – хихикнула она. – Я временно сижу дома и изображаю пай-девочку. Пироги пеку. По новому рецепту. Маникюр весь попортила. Но зато муж доволен.

– Что на сей раз? – заинтересовалась Лариса. – Он тебя скоро бить начнет, помяни мое слово. Надо было сразу себя поставить так…

– Ой, Ларка, перестань! – перебила ее Маришка. – Ты мне еще развестись посоветуй. Вон, Яна развелась. И что? Без денег, без квартиры, тянет ребенка под вой своей матушки. Считай, на пилораме живет.

– Потому что разводиться тоже нужно уметь! У меня нормально. Хочу – в салон. Хочу – в кафе, французские пирожные трескать. А ты со своим Петей превратишься в толстую, нелепую домохозяйку. И он сразу перестанет тебя ценить.

– Я пироги пеку, а не ем, – расхохоталась Марина. – Чего злая такая? Не в духе?

– Наоборот. В духе. Хочу себя побаловать в салоне, а затем помчусь на поиски приключений. Кстати, что у нас с Петей? Мне это надо знать для жизненного опыта. А то вдруг мне тоже какой-нибудь ревнивец попадется?

– Умора, – улыбнулась Маришка. – На той неделе они с мамой новый контракт заключили, сделку обмывали. Петю домой аж принесли. Но он по пути все-таки купил мне цветы. А утром скакал вокруг букета, как папуас вокруг пальмы, и требовал объяснить, откуда розочки. Память отшибло. Так и не поверил в результате.

– Весело живете, – с сочувствием протянула Лариса.

– Ага, – простодушно согласилась Маришка. – Я его тоже люблю.

– Смешные вы. Ладно. Пеки свои пироги. А я пойду холить себя, любимую.