Андреа Семпл - Выдумщица

Фу, я совсем обессилела. Как и Радужный Шарф, судя по ее виду. Но она сделала покупку за время, которое можно назвать рекордным, и ушла.

Но это не решило вопрос о том, как мне за несколько оставшихся минут сделаться невидимкой. Конечно, можно сделать ноги, но я прекрасно понимаю, что Лорейн уволит меня, если я еще раз ее подведу. А мне совсем не стоит терять свой единственный источник дохода только ради того, чтобы не столкнуться нос к носу с родной сестрой.

Но опять-таки дело не в том, чтобы просто не столкнуться с Хоуп. Дело в том, что тогда я столкнусь со всей своей ложью. Если Хоуп обнаружит, что я работаю здесь, она все расскажет маме, как бы я ни просила не выдавать меня. А если мама узнает, что я всего лишь продавщица в косметическом отделе, а не ведущий сотрудник пиарной компании, то, представляю, в каком она будет состоянии. И потом она только и будет говорить о том, что как бы стыдно было папе, если бы он видел меня сейчас…

Ну, в общем, вы понимаете.

Надо думать быстрее.

И тут кое-что приходит мне в голову.

Наш склад. В последнее время он завален последней партией косметики «Китс». И из-за того, что произошла путаница с дистрибьютором, мы заменяли одни товары на другие, и все перемешалось. Последние два дня Лорейн все собиралась их рассортировать, но, насколько я знаю, руки у нее до этого так и не дошли.

Я оглядываюсь на свою картонную сестру, улыбающуюся мне в спину, затем смотрю на часы. 14.20.

Сейчас или никогда, говорю я себе, и у моего сердца начинается приступ безумия.

Я нахожу Лорейн и говорю ей, что хочу заняться вместо нее сортировкой товаров.

— С вами все в порядке? — спрашивает она меня, дотрагиваясь до моего лба своей рукой с совершенно исключительным маникюром.

— Все хорошо, — говорю я. — Просто я в последнее время допускала небрежность в работе и теперь хочу что-то сделать, чтобы искупить вину. Вот я и решила помочь вам разобраться на складе.

Она бросает на меня взгляд, который можно было бы назвать вопрошающим, если бы ее кожа на лбу подчинялась эмоциям.

— Ну, хорошо, — в конце концов говорит она. — Сейчас у нас и в самом деле не так уж много работы за прилавком. Вот ключи. В этот миг я люблю Лорейн.

Люблю так сильно, что от всей души чмокнула бы ее в вывернутые наружу, как у форели, губы.

Говорите, что хотите, но эта женщина только что спасла мне жизнь.

Но я передумала целовать ее и, ограничившись покорным кивком, взяла ключи и пошла на склад. Быстро.

Вот дерьмо! Дерьмо всмятку!

С кофе-шоколадом, ликером и взбитыми сливками.

Я пошла слишком поздно.

Вот она. Моя сестра. В двадцати шагах от меня.

Проходящая через автоматические двери с какой-то другой женщиной. Старше ее и ниже. Наверное, со своим агентом или что-то в этом роде.

Она меня не заметила.

Мне ничего другого не остается, как опустить голову.

Иду…

Голову вниз.

— Фейт?

Я коченею, а голова моя все еще опущена. Дверь на склад в трех метрах. Я еще могу заскочить туда и запереться. Может быть, она решит, что обозналась. Я хочу сказать, что, когда она позвала меня, интонация у нее была вопросительная. Три года, это не так мало. Она-то уж точно выглядит совершенно по-другому, может быть, и я тоже.

Но ноги у меня стали как бетонные.

Нет, серьезно, я не могу сдвинуться с места.

Поняв, что времени на прыжок в складскую дверь уже не остается, я хватаю табличку со своим именем и, отстегнув ее, быстро запихнув в карман брюк, оборачиваюсь.

Вот она, выглядит почти так же великолепно, как на картонном щите, рот приоткрыт от удивления. «Господи, случаются же такие совпадения!»

Мой рот, возможно, тоже приоткрыт, но голова остается неподвижной, как бы говоря: «О Господи, как же мне выбраться из всего этого».

— Это ты? — спрашивает она и затем поясняет той, что ниже ее и старше: — Это моя сестра.

— Не может быть, — говорит эта женщина, которой не мешало бы побрить подбородок. Она оглядывается в поисках того, кто здесь должен проводить мероприятие. Наверняка это Паоло. Это он отвечает за все рекламные кампании в торговом зале. Он из Барселоны. Гей, конечно. И если он меня увидит, от маски, за которой прячется мое истинное лицо, ничего не останется.

— О Господи, — говорю я, вновь обретая дар речи. — Это ты. Боже! Как это тебя сюда занесло?

Конечно, я знаю, как ее занесло сюда, но что-то же говорить надо. И, поговорив со мной еще в том же роде, она с подозрением смотрит на меня:

— Ты что, работаешь здесь?

Неизвестно почему я веду себя так, как будто это самая забавная шутка, какую мне когда-либо приходилось слышать.

— Работаю? Здесь? Ну и шутки у тебя. Просто смешно. Работаю здесь!

Что за чушь я несу? После трех лет разлуки встретилась с сестрой, а веду себя, как лунатик в бреду. Но что я могу ей сказать? Правду. Нет.

Да, правду. Надо очиститься от всего этого вранья. И начать надо прямо сейчас. Составить протокол. В широком пространстве торгового зала, освещенная слепящими магазинными лампами, я загнана в ловушку, рядом не менее десяти человек знают, что я работаю здесь, и видят мою встречу с второразрядной знаменитостью, которая, оказывается, моя сестра, и с бородатой женщиной. Я так же обыденна и неприметна, как горилла в балетной пачке. Сейчас не то время и не то место, чтобы лгать.

— Нет, работаю в «Колридж комьюникейшн». Это агентство по связям с общественностью. Наверное, мама тебе говорила. По средам я заканчиваю рано и сегодня решила немного пройтись по магазинам.

Чувствую себя хуже некуда. Меня мучают болезненные уколы. Но это не уколы совести, что-то колет меня по-настоящему. И я вспоминаю: это же моя бирка с именем. Булавка осталась не застегнутой.

Я закусываю губу и криво улыбаюсь, превозмогая боль.

С секунду она с сомнением разглядывает меня, скользя глазами вверх и вниз по моей форменной одежде. На самом-то деле это не то чтобы совсем форма, это не те белые халаты, которые носят девушки из лечебной косметики. Это просто черная футболка и черные брюки, которые сами по себе, без карточки с именем, не являются доказательством моей принадлежности к магазину.

Но она догадывается, что здесь что-то не так. Может быть, благодаря своим йогазмическим тренировкам внешне она и изменилась, но взгляд остался тем же бритвенно-острым.

А все должно было случиться совсем не так.

Три года я думала, что будет, если я опять встречусь с сестрой, и представляла, как я стану выговаривать ей за то, что она бросила всех нас. Она не выдержит и расплачется, станет просить прощения, и тогда я проявлю великодушие и обниму ее, и после этого у нас все будет хорошо.

Но вот я стою и психую, цепенею от страха, стараясь не обращать внимания на булавку, впившуюся мне в ногу.

Боковым зрением я вижу костлявую фигуру Лорейн, движущуюся в нашем направлении.

Черт!

Надо что-то придумать.

Что-нибудь.

Ну хоть что-нибудь.

Я наклоняюсь вправо и оказываюсь за большой колонной. Меня не видно.

— Что с тобой? — спрашивает меня Хоуп. Уголки губ у нее ползут вниз, выражая участливое изумление.

Я с силой тяну ее за руки, подтаскивая к себе и вытягивая из поля зрения всевидящего ока Лорейн:

— Да… да… прости. Это все мое колено. Иногда оно вдруг… начинает страшно болеть. Я его повредила, когда играла в бадминтон. Надо сходить к врачу.

Сестра смотрит на меня так, будто я самый забавный номер программы. Но мне до этого нет дела. Все, что меня сейчас волнует, это моя тайна.

Ничего не подозревающая Лорейн шагает мимо нас своей дерганой походкой и направляется к эскалатору. Я с облегчением вздыхаю, потом одариваю Хоуп невинной улыбкой, стараясь отвлечь ее внимание. Говорю, показывая на книги и ди-ви-ди, разложенные для автографов:

— Ну что же, мне, наверное, лучше оставить тебя.

— Ну что ты, — отвечает она. — Останься. Мне бы очень хотелось, чтобы ты осталась со мной.

— Не могу. Не могу остаться… потому что… потому что мне надо идти… надо покормить… собаку, — замечательно. Я не только выдумала себе работу и занятия бадминтоном, среди моих выдумок оказалась и собака.

— Собаку?

— Да, — говорю я. — На самом деле это собака моей лучшей подруги. Подруга уехала на месяц в отпуск, и собака у меня.

— Она оставила собаку на месяц?

Господи, она что, из Королевского общества защиты животных?

— М-м-м, да. Дело в том, что, если я не вернусь и не покормлю его, ну, ты же понимаешь, он… умрет.

— Умрет?

— Да, умрет. У этого пса гипергликемия. Он должен есть что-нибудь с высоким содержанием углеводов примерно каждые шесть часов, а иначе… фьють — и его нет. Умрет. Нет, в самом деле, мне лучше пойти…

— Фей-и-ит, — голос Паоло заставляет мое сердце замереть. Нет, правда, секунд пять проходит прежде, чем оно начинает биться снова.

— Паоло, — вскрикиваю я, оборачиваясь, чтобы поприветствовать своего как бы давно потерянного и вновь обретенного испанского друга. Паоло смотрит мне на то место, где полагается висеть карточке с моим именем, и, прежде чем он успевает вступить в разговор своим тягуче-скрипящим испанским сапогом, я ему подмигиваю и говорю:

— Не видела тебя целую вечность. Что, черт возьми, ты здесь делаешь?

Совершенно сбитый с толку, он смотрит на меня и затем отвечает таким тоном, как будто говорит: «Что за игру ты ведешь? «:

— Я здесь р-р-работаю.

Хоуп смотрит на меня вытаращив глаза. И я понимаю, что все еще продолжаю подмигивать.

— Черт подери эти идиотские контактные линзы, — говорю я и надавливаю пальцами на глаза. — Честно, мне не надо было отказываться от очков.

— Ладно, — обращается Паоло к Хоуп. — Нам пор-р-ра.

По его подобострастному тону я понимаю, что он предлагает ей пойти к столу надписывать книги. И в самом деле, там уже стала возникать очередь из ее поклонников, толкущихся группками и пребывающих в йогазмически-радостном расположении духа.

— Хорошо, — говорит Хоуп. — Одну минуту. Паоло кивает и удаляется, подозрительно на меня поглядывая. Одну минуту!

Я не могу ждать ни минуты. Мне надо немедленно отсюда убираться, а то может произойти самовозгорание от стыда.

— Мне надо успеть на ночной поезд в Лондон. Может быть, встретимся как-нибудь потом? Как в добрые старые времена.

Старые времена? Какие такие старые времена? Что-то я не помню, чтобы за всю жизнь я хоть раз ходила с сестрой в какое-либо питейное заведение. Но у меня нет времени на словесные игры.

— Замечательно, — говорю я. — Тут за углом есть отличный бар. «Тигр-задира». Думаю, что буду опять в городе к пяти. Ты успеешь к этому времени?

— Да, — отвечает она все с тем же выражением удивления и любопытства. — Скорее всего.

— Тогда до встречи.

— Да, до встречи.

Я отхожу, следуя мимо восхищенной публики и прошептав на ухо Паоло: «Я здесь не работаю».

— Стр-р-раннай-я ты, Фей-и-ит.

И я исчезаю. Удалившись на склад, играя там в свой воображаемый бадминтон и кормя воображаемую собаку своей подруги, страдающую от гипергликемии.

Я идиотка.

Форменная идиотка, кормящая воображаемую ожиревшую собаку.

Я о «Тигре-задире». Он всего в двух секундах пути от моей работы. И о чем только я думала? Очень мне надо, чтобы Лорейн или еще кто-нибудь с работы вывел меня на чистую воду.

Для гарантии я выбрала столик в самом темном углу, как можно дальше от окна. Когда придет сестра, я встану и помашу ей рукой.

На этот раз, когда нас не подавляет слепящий магазинный свет, мы обнимаемся. Как надо, как следует обниматься сестрам после трехлетней разлуки. Нам становится хорошо, по-настоящему хорошо, как будто это соприкосновение тел переносит нас назад в лучшие времена. В те дни, когда мы, бывало, сидели на кровати и для пробы накладывали себе на лица косметику друг друга. Когда самой главной темой наших споров было — кто лучше из участников шоу «Новые дети».

— Я все еще не могу поверить, — говорю я ей. — Как же так получилось?

— Согласна, это просто невероятно. Мне надо было предупредить тебя, что я собираюсь в Лидс, но в тот момент у меня был страшно напряженный график. Нет, правда. Понимаешь, когда нужно быть в нескольких местах одновременно. Ну, сама знаешь, как это бывает.

Я улыбаюсь и киваю. Мне бы да не знать. Вся моя жизнь — это одно сплошное рекламное турне. Все эти знаменитости — Кристина, Джастин, Бейонс. Между нами, восторга они у меня не вызывают.