– Нет, там я уже нахлебалась. – Она была уверена, что ее сознание, даже притупленное алкоголем, никогда бы не назначило свидание на лодочной станции.

– Если у тебя плохо с памятью, значит, ты воспользовалась запоминающим устройством.

Соне пришлось встать и вытряхнуть всю сумку, чтобы убедиться, что никаких записей она не делала.

Расстроенная, она уже спешила на работу, когда к Ларисе зашел сосед. Он выглядел немного помятым, но довольно счастливым. Его белая рубашка, накинутая наспех, была покрыта следами от губной помады.

– Это что такое? – возмутилась Лариса.

– Я тоже не понимаю, – удивлялся Стрелкин, – откуда это взялось?

И он распахнул рубашку. На его волосатой груди было нацарапано сиреневыми чернилами: «Бэл…» и дальше шел неразборчивый ряд цифр. Соня вытащила из сумки свою любимую ручку с сиреневыми чернилами и черкнула ею по Стрелкину. Ручка была та же.

Подруги усадили Стрелкина и принялись разбирать корявый почерк нетрезвого менеджера. Соня не помнила, как это все писала. Но, зная свою привычку писать на всем, что попадается ей под руку, не сомневалась в своем авторстве. Очевидно, что она записала телефонный номер Бэла. И наверняка пообещала ему позвонить. Дура! Даже в пьяном угаре она, следуя предубеждениям, не дает своих координат. Теперь, вместо того, чтобы ее искать, он будет сидеть и ждать, когда она ему позвонит! А времени для того, чтобы ждать, совсем не осталось.

Кстати, она уже опаздывала на работу. Поэтому достала мобильный телефон и сфотографировала Стрелкинскую волосатую грудь, надеясь в спокойной обстановке разобраться в собственном почерке.

Стрелкин тем временем улегся на диван, а Лариса склонилась над ним, читая надпись. Когда Соня захлопывала подъездную дверь, ей вдогонку донеслось:

– Первая цифра точно двойка!

– Вторая похожа на единицу! – голосил вместе с Ларисой счастливый Стрелкин.


Все утро Соню отвлекала мысль о сделанной накануне надписи. После того, как она более-менее разобралась с документами, ее мысли снова занял корявый код. Она достала мобильник и щелкнула по картинке со Стрелкиным. Странная надпись. Цифр всего пять. Значит, номер не международный, не междугородный, а тугуевский. Бэл – ее земляк. Это уже что-то. К тому же он ей представлялся. Фамилию с отчеством, как он и просил, она не запомнила. Зато имя втемяшилось ей в голову каким-то конским названием. Но каким?! Соня стала вспоминать, глядя на фотографию Стрелкина.

– Бэл – производная от чего?

– Ого, – раздалось у нее за спиной, – вот это Бельмондо! Какая грудь, какие бицепсы!

Усачев ехидничал. На самом деле у Стрелкина не было ни того, ни другого. Нет, безусловно, все было. Но не в таких выражениях, какие использовал для описания этих частей тела Усачев.

– Некоторым, конечно, все равно, – продолжал он свой монолог, прикрывая рукой заплывший после схватки с Эдуардом глаз. – Я считаю, главное, чтобы человек был хороший.

– И не требовал тридцать пять процентов, – съязвила Соня.

– Правильно, а был бы так же, как и я, согласен на тридцать.

– С каких это пор?


– С этих самых, – Усачев показал на фотографию Стрелкина и гордо удалился.

Соня подумала, что теперь все будут знать, что Романцева сидит в своем кабинете и любуется голым мужиком. Ну, и пусть знают. Ей нельзя терять времени. Может, этот Бельмондо – ее судьба. Когда вчера включили свет и она его увидела, что-то кольнуло в глаз. Он показался ей очень похожим на Лешу Воронцова. Она сняла трубку и позвонила секретарше с просьбой найти в пиратской базе данных жителя Тугуева по имени Бельмондо. И снова принялась изучать цифры. Первая, действительно, была очень похожа на двойку. Значит, его номер начинается с двойки. Это сужает поиски. Он не живет в пятом микрорайоне, там все телефоны начинаются с семерки. Остаются еще четыре микрорайона.

Вторая цифра носатым крючком напоминает единицу. Что это дает? Пока Соня думала, позвонила секретарша и сообщила, что действительно зарегистрирован какой-то Бельмондо. Только в Париже. Соня напрягла память. Нет, симпатичного парня звали не так! Усачев специально сбил ее с мысли. Хочет отвадить от нее всех претендентов, чтобы потом самому жениться на лаборантке. Не выйдет! Она найдет этого Бэла. Как же его зовут?!

Третья цифра на Ромкиной груди была бы тройкой, если бы не два крючка в две разные стороны. Или три, или пять, непонятно. Соня позвонила Ларисе, поинтересовалась, там ли еще Стрелкин. Конечно, он был там. Они вовсю изучали Сонин код. Судя по вздохам, очень старались.

– Приглядись к третьей цифре, – попросила подругу Соня, – там два крючка. Один лишний.

Раздалось громкое «Уй, е!», и Лариса ответила:

– Это пятерка, точно. Лишним был Ромкин волос на груди. Я его удалила, и воочию убедилась, что это пятерка.

Три цифры из пяти. Сколько там вариантов по теории вероятности? Соня прикинула, оказалось, не так и много. Всего 20 телефонных номеров без всяких теорий. Можно начать обзвон сейчас же. Но кого ей придется спрашивать? Бэла? А вдруг он ее не помнит? Она робко набрала первую комбинацию цифр и решила действовать конспиративно:

– Это прачечная? – поинтересовалась Соня, вслушиваясь в дыхание собеседника после его «Алле».

– Фигачечная! – ответил собеседник. – Это тугуевский институт культуры!

Сонин парень не мог так беспардонно выражаться. Она положила трубку и вдохнула побольше воздуха.

Тринадцатым абонентом оказался приятный хрипловатый голос. И что-то толкнуло Соню спросить напрямую:

– Бэл? Это Соня, здравствуй!

– Здравствуй, прекрасная незнакомка, – вздохнул голос. – Чего тебе надо?

– Незнакомка? – изумилась та. – Мы же вчера вместе провели вечер.

– Вчера? Действительно, была какая-то вечеринка, была какая-то девчонка. Слушай, извини, но больше ничего не помню. Между нами что-то было? Я тебе что-то наобещал? Слушай, не верь мужикам, когда они пьяные!

Соня расстроилась и положила трубку. Боливар ее не помнил. Да, действительно, его звали этим дурацким лошадиным именем, которое ей сначала понравилось. Соне захотелось позвонить ему снова, обозвать анонимным алкоголиком и посоветовать лечиться. Но она сдержала себя.

– Четвертая цифра точно единица, – ей позвонила Лариса.

– Это мне за поведение единица. Нужно меньше пить на голодный желудок.

День двадцать первый

Они не сумасшедшие, они – маньячки!


Не все тугуевские мужики алкоголики. Многие привыкли думать, что у провинциалов в глубинке одно развлечение – поесть и выпить. Обожраться и ужраться. Ничего подобного. Нет, конечно, есть и такие. Но основная масса находит себе другие развлечения по вечерам: смотрит по телевизору Кордона, во время философских мыслей которого тихо засыпает, или гоняет тещу на кухне за спрятанную самогонку. Но это не то, о чем вы только что подумали. Самогонку в глубинке гонит каждый второй. Каждый третий – не для себя. А для дела. Придет электрик заменить розетку, а они ему вместо денег – стаканчик. Придет слесарь починить унитаз, а они ему бутылочку. Придут гости, а в магазин бежать не надо. Стоит, родная, на балконе, тещей припрятанная.

Соня особенно не сталкивалась с пьяными мужиками. В их с мамой доме они не водились. Нет, сначала ее мама, как и все нормальные женщины, завела себе мужичка, от него родила Соню. Но потом тот стал спиваться, и она его выгнала. Он уехал на заработки на Северный полюс, и больше ни Соня, ни ее мать о нем ничего не слышали. Только разглядывали черно-белые фотокарточки: вот папа с белым медведем, вот он прикуривает от северного сияния, а вот он спасает пингвинов. Потом отец женился, и карточки перестали приходить. Соня не знала, радоваться ли ей за отца, или горевать за мать, которая так и не вышла больше замуж.

С такими странными мыслями она сидела поздним вечером на своем диванчике и слушала Кордона. Оставались считаные дни. Вариантов было два: или Одуванчиков, которому нужно было еще экстренно развестись с женой, или Усачев, которого в любой момент могла женить на себе другая. Был еще сосед Чесноков, его заботливо одалживала соседка тетя Туся. Но этот вариант казался Соне совсем пропащим, как и ее сосед. К тому же обещан он был тетей Тусей в порыве жалости, когда она обнаружила ревущую Соню в зарослях детской площадки. Кстати, тогда для чего-то она принесла с собой табуретку и села на нее. Странная женщина. Неожиданная и порывистая. Ох, хватит с меня неожиданностей.

– Ничего подобного, – заявила с ходу Лариса, – сейчас разработаем четкий план действий. У нас еще остались варианты!

Для достоверности она потрясла потрепанной брошюрой «Где встретить мужчину своей мечты», оставленную Соней без внимания. Но все же принесенной с работы и даже открытой на иллюстрации, где молодая симпатичная девушка знакомится с состоятельным вдовцом у могилы его жены.

– А что? Такой тип у нас в кармане! – Лариса ткнула в картинку. Но, заметив хмурое выражение лица подруги, перевернула страницу. – Гляди, еще вариант – он спасает тебя на пожаре.

Она мечтательно прикрыла глаза.

– Пожарники, они такие сексуальные.

– Пожарные, – поправила ее Соня, – пожарники – это жуки.

– Без разницы. Огнеборцы такие душки! Ты только представь: дым, пламя, все рушится, ты теряешь сознание, он пробирается к тебе через руины, хватает на руки и несет, несет…

– Куда?

– Ну, никакой фантазии! Несет тебя на воздух. Выносит и…

– И грузит мое обуглившееся тело в «Скорую», где врач констатирует мою гибель.

– Не беспокойся, этого я не допущу. – Лариса завертелась на месте и стала оглядывать комнату. – Что бы здесь поджечь так, чтобы было больше дыма?

– А без этого никак?

– Ха-ха! Можно подумать, у нее есть время для того, чтобы перебирать мужиков. Пожарник ей, видите ли, не подходит, душка, огнеборец.

– Пожарный, – устало махнула рукой Соня, – и я не хочу гореть.

Она не захотела тонуть – спасатели такие бравые молодцы. Провалиться в канализационный люк – слесари вообще герои, за такую зарплату трудятся в РЭУ. Попасть под машину – лучше под иномарку. Хотя последний вариант навеял кое-какие мысли. Попасть под машину можно было. Но только не ей, Соне, а ему, прекрасному незнакомцу. Пусть лучше он попадет ей под колеса. Она его тихонечко придавит бампером и выскочит, ахая и охая. Потом заберет к себе в машину, привезет домой, напоит чаем и, чувствуя себя полностью виноватой, выйдет за него замуж.

– Как ты себе это представляешь? – поинтересовалась Соня.

Лариса тряхнула рыжими кудрями. Кстати, делала она это всегда не к месту и не по делу.

– Обыкновенно. Поездишь по городу, поймаешь какого-нибудь прохожего и совершишь на него наезд.

– А если никто не захочет бросаться под колеса?

– Выедешь на тротуар и задавишь там! Лучше на остановке. Там всегда тусуются мужики.

– Лариса, ты – монстр!

Поздним вечером приятельницы выехали на Сонином автомобиле покататься по улицам города. На этот раз за руль села Лариса. Она упросила Соню дать ей немного «порулить», чтобы не терять навыков управления. Соня согласилась, зная, если что, то именно ей не избежать разборок в страховой компании, в отделе ГИБДД…

Лариса лихо выворачивала руль и выжимала педаль газа до пола, а на поворотах закладывала такие виражи, которым позавидовал бы сам Шумахер. Хорошо, что на улицах было немноголюдно. Редкие прохожие спешили домой к дивану с телевизором. Молодежь гуляла в традиционном для этого месте – в сквере. Дети видели десятый сон.

Евгений Ромашкин знал, что он перебегает проезжую часть в неположенном месте. Но Тугуев в принципе был пешеходным городом. По статистике автомобиль был в каждой второй семье. То есть одна семья ездила на этом самом автомобиле, а их соседи передвигались пешком. И делали это назло не по пешеходным переходам, а там, где им казалось удобнее. А удобных мест на здешних дорогах было немного. И чаще всего они никоим образом не совпадали с нарисованным белой краской пешеходным переходом. Некоторые переходы начинались с тротуара, вели через проезжую часть и выводили прямиком на открытый канализационный люк, или утыкались в дорожное ограждение, или упирались в высокий бордюр. Тугуевским дорожным организациям было наплевать, куда они там выводят. Главное, что они есть.

Но для Ромашкина этим вечером главным было поскорее добраться до места. Поэтому он, как и дорожные организации, наплевал на пешеходные переходы и понесся через проезжую часть напрямую к дому своей медицинской сестры Аделаиды. В его руках до бесчувствия были сжаты красные гвоздики, которые он купил за бешеную цену в ночном магазине.