Что ж, и за это можно ухватиться.

– Да, – живо кивнула Констанс, – совершенно верно, сентябрь.

Лысый джентльмен расплылся в улыбке:

– Это действительно так. Половина сентября, если я не ошибаюсь.

Кое-кто из гостей вдруг подтвердил, что сегодня действительно второй четверг сентября. После короткого оживления относительно этого уточнения за столом снова наступила тишина.

– Мисс Ллойд, – обратился к ней джентльмен с дальнего конца стола. – Я бывал в Соединенных Штатах.

– Неужели? Надеюсь, ваш визит оставил у вас приятное впечатление, сэр?

– О да. Я остался вполне доволен, только мне показалось, что я еще никогда не был в таком месте, где все видится таким… Не знаю даже, как сказать…

– Грубым? – подсказала одна из дам.

– Неблагородным? – добавила другая.

– Жестоким? – попробовала угадать еще раз первая дама с заметным оживлением.

– Нет-нет! Ничего подобного, мисс Ллойд, – улыбнулся джентльмен, побывавший в Америке. – Я хотел сказать, что там все какое-то огромное. Огромные озера, когда не видно даже их берегов, широкие реки. Чтобы пересечь их на лодке, требуется несколько часов. Поля фермеров с трудом можно объехать за несколько дней. А дома! В их комнатах просто можно заблудиться.

– Я понимаю вас, сэр, – согласилась Констанс. – Но я из штата Виргиния. Мы, конфедераты, гордились тем, что имеем лишь то, с чем можем сами справиться. К сожалению, это же касалось и нашей армии. Она тоже была небольшой и не смогла победить.

Кое-кто улыбнулся, кто-то даже хохотнул.

– Жаль, что вы проиграли войну, – пробормотал джентльмен с густыми, как у моржа, усами. – Я всегда считал, что Конфедерация более привержена английским идеалам. Я имею в виду дом, семью, воспитание. Они куда менее вульгарны, чем северяне.

Многие из мужчин охотно закивали головами, соглашаясь, а кое-кто из дам тоже послушно кивнул. Седой мужчина почему-то зычно выкрикнул:

– Слушайте, слушайте! – словно это были дебаты в парламенте.

– Вы, должно быть, были совсем еще ребенком, мисс Ллойд, когда война кончилась? Вам повезло, что вы были настолько юны, что не запомнили всей ее жестокости, – заметил мужчина с усами.

– Спасибо за комплимент относительно моего возраста. – Констанс откинулась на спинку стула, давая слуге возможность наполнить ее бокал. – Но я была уже достаточно взрослой, чтобы понимать, что такое война. К сожалению, земли моего отца не раз становились полем боя.

– Как ужасно, – сочувственно вздохнула дама с перьями на голове. – Надеюсь, мисс Ллойд, никто из вашей семьи не пострадал?

– Все это было давно, – тихо промолвила Констанс, – очень давно.

Снова наступила тишина. В это время слуга подал суп-пюре. Она внимательно смотрела, как медленно льется из разливательной ложки густая масса, надеясь, что за это время кто-то что-нибудь скажет и переменит тему разговора.

– Бедняжка, – промолвила дама с перьями.

Филип смотрел на Констанс с таким удивлением, словно никогда не знал, что она перенесла во время войны. До сегодняшнего дня он как бы не видел ее. И это недоумение странно изменило черта его всегда спокойного лица.

– Филип, – в снова воцарившейся тишине послышался голос герцогини, – ты горбишься. Выпрями спину.

Все гости невольно тоже выпрямились на своих стульях и вернулись к еде и бокалам с вином.

Констанс понимала, что должна сама что-то сказать, чтобы прервать вновь наступившее гнетущее молчание.

– Должна признаться, что быть в Англии в дни расцвета империи куда приятнее, чем в штате Виргиния в последние дни войны, – наконец решительно заявила она.

– Еще бы! – на этот раз с ней согласилась герцогиня.

– Скажите, мисс Ллойд, что вам больше всего нравятся в нашей нации? – ободряюще улыбаясь, спросил лысый джентльмен, сидевший в конце стола.

– Признаюсь, мне нравятся ваши понятия о чести и верности короне.

– Я удивлен, – быстро ответил лысый джентльмен. – Мне казалось, что американцы страшно гордятся своей демократией. Мне довелось не раз участвовать в подобных спорах с янки в нашем клубе. Они с презрением относятся к английским титулам.

– О, это совсем, совсем не так. Мы завидуем тому, как это сохраняет порядок в вашем обществе. Твердое знание того, на какую ступень превосходства может претендовать титулованная особа, придает уверенности человеку. В действительности американцы столь же классово чувствительны, как и англичане, но, поскольку у нас нет ни короля, ни королевы, нет принцев и герцогов, наши социальные отношения несколько запутанны.

– Я вас понимаю, – сказала до этого молчавшая дама. – Помните, какой переполох вызвал визит принца Уэльского в вашу страну? Как я понимаю, все американские женщины готовы были повиснуть у него на шее.

– Тогда, кажется, рухнул под тяжестью толпы помост? – снова включилась в беседу женщина с перьями на голове.

– Да, рухнул, – подтвердила Констанс. – И виной всему были дамы высшего света и их незамужние дочери. Теперь вы знаете о нашем тайном замысле. Чего на самом деле хотят дети американской революции.

– Что вы имеете в виду, дорогая мисс Ллойд? – недоуменно хмыкнул человек с усами.

– Как же! Мы все хотим получить шанс стать королевой Англии. – Констанс отпила глоток воды из стакана.

Вначале ее слова не вызвали реакции. Но наконец лысый человек в конце стола, не удержавшись, фыркнул и расхохотался, его лицо побагровело. Вскоре смеялись хриплыми прокуренными голосами все мужчины, за ними послышалось хихиканье женщин.

Филип, убедившись, что его мать довольна, тоже наконец улыбнулся.

– А что было в Конфедерации? Вы тоже хотели, чтобы южные штаты были суверенными.

– Похоже, – задумчиво сказала Констанс, – мне кажется, это была наша главная забота.

– Почему? – Филип едва скрывал улыбку.

Гости так и застыли с поднятыми ложками и вилками в ожидании того, что ответит Констанс.

– Видите ли, мы, южане, в сердцах своих всегда были роялистами. Это приводит к самым невероятным ситуациям, какие только можно себе представить.

За столом было заметно всеобщее оживление, довольный смешок.

«Господи, – подумала Констанс. – Оказывается, эту компанию можно чертовски просто развлечь любой небылицей».

А Филип, что с ним? В любом обществе он всегда задавал тон, а сейчас то и дело поглядывает на мать, словно хочет знать, одобряет ли она поведение его невесты.

– Скажите, мисс Ллойд, – загудел басовитый толстяк со свисающими на щеки бакенбардами и прямым пробором в густо набриолиненных волосах. – Вы слышали знаменитый боевой клич повстанцев?

– Я полагаю, сэр, что он похож на тот крик, с которым был встречен принц Уэльский на балу в его честь в Нью-Йорке. Его издали мамаши дочек на выданье, а совсем не воины, хотя цель была одна: устрашить врага.

Застольная беседа продолжалась, и Констанс оставалась в центре внимания. Довольный Филип продолжал поощрять свою невесту. Она же вошла во вкус, изобретая всякий вздор почище того, который когда-то рассказывала в детской. Филип, кажется, был от нее в восторге.

Старого герцога нигде не было видно, сколько она его ни искала, вглядываясь в лица в желтом, довольно слабом, мерцающем свете свечей. Не могла же она как-то проглядеть своего будущего свекра, когда ее знакомили с гостями?

Зато к концу обеда Констанс узнала, что обрюзгший молодой мужчина на другом конце стола – старший брат Филипа, виконт Кавендиш. Все за столом звали его просто Диши.

Констанс также поняла по сжатым губам и застывшему лицу герцогини, что зашла в своей игре слишком далеко, завоевав всеобщее внимание гостей и, таким образом, украв его у герцогини. Она не сомневалась, что в ближайшее время герцогиня припомнит ей все ее оплошности.

Констанс и Филипу все же удалось какое-то время побыть наедине. Гости разъехались, герцогиня ушла к себе, удалился в свои апартаменты и виконт Кавендиш, хотя о нем можно было сказать, что он ушел еще раньше, если не физически, то по крайней мере мысленно. Насколько Констанс помнила, за весь вечер он не проронил ни слова, плохого или хорошего, не сделал ни единого замечания за или против.

Видимо, герцогиню и ее первенца глубоко разочаровал прошедший званый ужин. Если этого не заметил Филип, то от Констанс это не укрылось.

– Мне кажется, я не понравилась ни твоей матери, ни твоему брату, – сказала она Филипу, когда слуги принялись убирать посуду со стола.

– Чепуха, Констанс. Ты всех их покорила. – Он закурил сигару, прихватив уголек каминными щипцами, и с удовольствием затянулся, пуская дым, а затем уселся в кресло напротив невесты.

Не было ли это сценкой из их будущей жизни? Она тут же прогнала эту мысль. Бессмысленно заглядывать в будущее. Совершенно бессмысленно. Она отлично знала, что любые предположения чаще всего бывают далеки от той реальности, которая ждет на самом деле.

– Право, Констанс, я никогда еще не видел, чтобы лорд Трендом так хохотал. Отлично, моя девочка, ты отлично все сделала.

Филип закрыл глаза, наслаждаясь сигарой. В другой руке у него был стакан с бренди – третий за вечер.

– А где был твой отец, Филип? Я так надеялась встретиться с ним.

– О, отец…

Голос Филипа упал, он даже не потрудился открыть глаза. Констанс вдруг заметила, что у него белесые ресницы, как у кролика.

– Отец ужинает один у себя. Кстати, твой рассказ о поведении женщин в Чарлстоне был бесподобен, просто бесподобен! Мортимеру он очень понравился, насколько я его знаю. Тому господину в конце стола с темным зубом.

– Я не знаю, Филип. Все они для меня были на одно лицо. А темный зуб был не только у твоего друга.

Филип расхохотался:

– Во всяком случае, именно у Мортимера с темным зубом есть друг, который сотрудничает в журнале «Панч». Мортимер сам пописывает статейки в этот еженедельник. Уходя, он попросил у меня разрешения напечатать кое-что из рассказанных…тобой забавных историй, разумеется, со ссылкой на источник. Я ему разрешил.

– Ты сделал это? Почему ты не спросил у меня, Филип?

– Я не думал, что ты будешь против, дорогая… – Не открывая глаз, он с ленивым удовлетворением; поднес стакан к губам и после большого глотка продолжил: – Это великолепно, великолепно.

– Что великолепно? Бренди?

– Нет-нет. Хотя бренди тоже. Ты была великолепной, вот что я хочу сказать, ты завладела их вниманием. Это чертовски хорошо для моей карьеры.

– Для твоей карьеры?

– Конечно. Ты всех покорила. Они приехали, чтобы увидеть американскую дикарку и все такое прочее. Большинство из этих гостей до этого не бывали в нашем доме. Их нечем было привлечь сюда.

Констанс ничего не ответила, а он продолжал размышлять вслух, закрыв глаза и предавшись приятным воспоминаниям:

– Это было замечательно. Я не удивлюсь, если последует приглашение от принца Уэльского. Тебе известно, что ему очень нравятся американцы. Он любитель всяческой экзотики. А если это произойдет, считай, что мы уже там.

– Где там, уточни?

– Как же, в самых элитарных кругах, в Мальборо-Хаусе, где собираются сливки общества. Отлично! Великолепно!

– Я, пожалуй, пойду спать, Филип.

Наконец он открыл глаза и улыбнулся ей:

– Ты заслужила отдых, дорогая.

Он поднялся, но продолжал держать в руках сигару и стакан с бренди.

Констанс внезапно увидела свое и Филипа отражение в зеркале над камином. Портрет по пояс. Даже великолепное платье не смогло изменить замкнутого выражения ее лица. Филип же смотрел в свой стакан, как всегда элегантный, бывалый светский щеголь.

Но все, однако, было не так. Дело даже не только в том, что одежда не гармонировала с выражением их лиц. Здесь таилось что-то более серьезное. Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Их лица были так близко.

Но ничего не произошло. Никакой искры, позволившей бы сказать: «Эти двое принадлежат друг другу». Никакие неуловимые нити не связывали их воедино. Его глаза не искали ее глаз, между ними не было ничего, даже когда его губы слегка коснулись ее щеки.

– Спокойной ночи, дорогая. – Филип опустился в кресло, не дожидаясь, когда она покинет комнату.

Оглянувшись, Констанс, увидела, как он снова наполнил стакан бренди и закрыл глаза, предаваясь, должно быть, мечтаниям о будущих успехах.

«Почему же я, – подумала Констанс, поднимаясь по лестнице, – не могу, а главное, не хочу даже заглянуть в свое будущее?»


– Черт возьми, – Джозеф сплюнул сквозь зубы.

Он повторил опыт, но совсем потерял последовательность стадий эксперимента.

В мыслях была Констанс, а не работа, и поэтому он пролил последний образец краски из Балморала.

Без него вся остальная серия опытов будет бессмысленной.

Он устало провел рукой по глазам. В последнее время его, Джозефа Смита, который обладал удивительной способностью быстро засыпать, даже стоя, если этого требовали обстоятельства, начала мучить бессонница. Такое бывало с ним раз или два в жизни. Сон до сих пор никогда не подводил его. Пока не появилась в его жизни Констанс Ллойд.