Джудит О'Брайен - Выйти замуж за лорда

Первой увидела Констанс одна из кухарок и закричала:

– Она вернулась! Скажите мистеру Брауну, что она вернулась!

– Что случилось? – встревоженно спросила Констанс.

– Все пошло здесь наперекосяк, вот что случилось. Все время кто-то то входит, то выходит, принц вне себя. Все развалилось, – вздохнула кухарка.

В кухню заглянул один из садовников в сапогах, испачканных землей. Увидев Констанс, он бросился назад, крикнув через плечо:

– Я сбегаю за мистером Брауном!

– Кто-то заболел? – недоумевала Констанс, повернувшись к трем горничным, которые тут же разбежались в разные стороны.

– Никто не заболел, – ответила кухарка и покачала головой.

В этом покачивании было что-то зловещее.

– Скажет ли мне кто-нибудь, что произошло?

– Мистер Браун скажет вам… он скажет…

– Женщина, где вы были? – Это был, бесспорно, бас Джона Брауна, от которого задрожали стекла.

– Я вышла прогуляться. Господи, что случилось?

Он, схватил ее за руку, отвел в сторону.

– Вы мне причиняете боль, мистер Браун, – возразила Констанс.

– Я не хотел причинить вам боль, мисс Ллойд, – проговорил Браун сквозь стиснутые зубы. – Я должен сказать вам правду. Смит арестован.

– Арестован? За что? – Ей показалось, что мир опрокинулся.

– Он арестован по обвинению в государственной измене.

– В измене? – с трудом вымолвила Констанс.

Это было трудно понять.

– Да, в измене. Но прежде… Он попросил меня передать вам то, что вы должны знать.

– Измена, – тупо повторила Констанс, не в состоянии понять ужасную реальность, которая стояла за этим словом.

– Ради Бога, женщина, выслушайте то, что я вам сейчас скажу. У меня мало времени. – Браун с такой силой ударил рукой по двери, что Констанс вздрогнула от испуга. – Прежде чем его арестовали, он попросил меня передать вам, что он очень сожалеет обо всем и берет свои слова обратно, и те, что в записке, тоже. Это была ошибка, сказал он, вы все поймете. Он сожалеет, если причинил вам зло.

– Что? Я ничего не понимаю! Я не верю этому!

– Черт побери, женщина, он не любит вас!

– Нет, нет! Это неправда. – Констанс беспомощно терла глаза руками, пытаясь сосредоточиться. – Он сказал это, чтобы отвести от меня опасность. Он не хочет, чтобы я ждала его, но я буду его ждать.

– Вы с ума сошли! Я передал вам то, о чем он просил перед арестом. Понимаете, перед тем как его арестовали! Вы слышите меня, женщина?

– Слышу, но я уверена, что это ошибка.

– У меня нет времени быть вашей нянькой, – грубо сказал Браун и покинул комнату.

Глядя на удаляющуюся спину Джона Брауна, Констанс почувствовала, как ее охватывает сознание совершающейся чудовищной ошибки.

– Подождите! – крикнула она, сама испугавшись силы своего голоса. Браун медленно повернулся, удивленно подняв одну бровь. – Вы можете остановить это. – Констанс сделала несколько шагов к нему. – Кому, как не вам, мистер Браун, знать, что Джозеф не замешан ни в каких заговорах. Почему вы ничего не сделали, чтобы предотвратить это? Почему вы вообще ничего не сделали?

Браун оглянулся, чтобы удостовериться, что никто их не слышит. Все в кухне были заняты приготовлением еды, потому что принц и премьер-министр собирались срочно покинуть замок.

– Самое худшее было бы сейчас, если бы я заступился за Смита. Тогда бы все погибло. Разве вы не понимаете?

– Но вы работали вместе, обеспечивая безопасность королевы и ее семьи! Ведь этому есть много доказательств.

Он опять грубо схватил ее за руку и затащил на этот раз в кладовую. Голос его не предвещал ничего хорошего.

– Вы ничего не понимаете. Они хотят использовать арест Смита, чтобы добраться до меня.

– Кто?

Над ее ухом раздался приглушенный невеселый смех.

– Неужели вы ничего не знаете? Большинство здешних обитателей с радостью пришли бы поглядеть на то, как меня вздернут на виселице, просто мое изгнание их бы не удовлетворило. Вы читали листовки?

– Я слышала о них, – Констанс поморщилась, он все еще не отпускал ее руку, однако более не сжимал ее так сильно.

– Позвольте обновить вашу память. Помните клевету о том, что мы с королевой состоим в браке? И как ее величали тогда «императрица Браун»? Им было безразлично, что вдова каждую ночь раскладывает, на постели одежду покойного мужа и оплакивает его, что она повесила над изголовьем его посмертную маску. Люди осуждают мой свободный доступ к королеве.

– Я знаю, Джозеф говорил мне об этом. Но все равно вы что-то можете сделать.

– Женщина, у вас плохо с головой? Речь идет о королеве Англии. Все, кто хочет приблизиться к ней, должны прежде иметь дело со мной, а вы знаете, о ком я говорю. Разве это не причина для того, чтобы ненавидеть меня?

– Но вы нужны королеве! – Их лица были совсем близко. – Она нуждается в человеке, которому может доверять. После смерти мужа она обратилась к вам.

Браун покачал головой.

– Да, я тоже понимаю это, как и королева. У меня нет никаких стремлений стать королем, черт побери! Но в семье королевы есть те, кто видит во мне такую угрозу. Да и помимо семьи есть достаточно людей, для которых я опасный иностранец.

– И я тоже, – тихо промолвила Констанс.

– Да. И вы тоже. И Смит. Но вам повезло, вы женщина, к тому же красивая, хотя и американка. А мы со Смитом ненавистные кельты. У него одного больше шансов спастись, чем со мной и моей помощью. Это я точно знаю.

Наконец он отпустил ее руку.

– Как его арестовали? – устало спросила Констанс. – И почему?

– Потому что он оказался в покоях королевы. Те, кто это сделал, ожидали поймать меня на том, как я заражаю воду. А поймали Смита.

У Констанс внезапно затеплилась надежда.

– А королева? Она может защитить Смита?

– Нет. Она не знает, чем он занимается. Я не раскрыл ей наш план проверки воды, не хотел, чтобы она беспокоилась. Она об этом ничего не знает и не узнает от меня. По крайней мере пока больна.

– Что же нам делать, мистер Браун?

– Не знаю. Лучшее, что мы можем пока сделать, – это держаться от него подальше. Я бы сам заменил Джозефа, если бы был уверен, что это поможет ему, а не ускорит его гибель.

– Тогда надо всем сказать правду, – волновалась Констанс. – Все должны знать, что на самом деле происходит.

– Да. Только подумайте, что после этого случится. Рассказать правду означало бы ускорить конец. Выступить против принца будет не только актом самоубийства, но и настоящей государственной изменой.

Констанс сжала руки на груди, словно готовилась к удару.

– Что же нам делать?

– Вам – уехать как можно скорее, сделав вид, что ничего не произошло, ничего.

– Но мы можем что-то сделать, уверена. Я отказываюсь мириться с этим.

– Мы сейчас ничего не можем сделать для Смита. Он сам должен выбраться из этой переделки. Наша помощь только помешает ему.

– Я не могу смириться с этим, – повторила Констанс. – Я люблю Джозефа.

– Вы должны забыть о нем. – Голос Брауна смягчился, чего она меньше всего ожидала. – Он не любит вас, дорогая. Я знаю, вам тяжело это слышать, но это правда. Возвращайтесь к себе в Америку. Он не любит вас.

– Нет. Вы ошибаетесь. Вы не знаете его так, как знаю я.

– Я знаю его лучше, чем вы, потому что мы одного поля ягода, я и Смит. Мы одиночки. Мы предпочитаем одиночество обществу. Мы бродим по миру, не имея ни семьи, ни друзей. Чем скорее вы забудете о нем, тем лучше будет для вас, да и для Смита тоже. Ваше будущее не здесь. Ради себя и ради него забудьте все это.

– Не могу.

– Вы должны. У нас у всех есть своя боль. У одних ее больше, у других меньше. Лучше всего для вас и для Смита будет, если вы уедете. Оставшись, вы только будете привлекать к нему лишнее внимание. В глубине души вы знаете, что я прав.

Ужасающее чувство прозрения отрезвило ее, как холодный душ. Браун был прав.

– Господи! – От испуга она закрыла рот рукой и подняла глаза на Брауна: – Что я наделала?

– Сейчас мы уже ничем не можем помочь. – Он ободряюще потрепал ее по руке, но она словно не заметила этого. – Я дам вам сопровождающего, он отвезет вас на станцию. Дневной поезд на юг отходит после полудня.

– Что я наделала? – повторила Констанс.

Браун смотрел, как она поднималась в свою комнату. Ее бирюзовые глаза были полны слез, она с трудом сдерживала рыдания.

– Вопрос, милая барышня, скорее в том, что только что сделал я, – проворчал про себя Браун.

На железнодорожной станции Боллсбридж ее встретил Филип. Это, возможно, потрясло бы ее, если бы она к этому времени не обессилела от рыданий. Теперь же она испытывала лишь опустошение. Слова Брауна все еще звучали в ее ушах как глухие отзвуки барабанов, подтверждающих случившееся несчастье.

Великий государственный деятель Дизраэли ошибся, когда уверял ее, что все в ее жизни образуется, потому что она и ее любимый живы.

В течение каких-то нескольких секунд ей вдруг стало ясно, что в ее будущей жизни уже не будет Джозефа.

В какой-то степени Дизраэли был счастливцем. Хотя он теперь оплакивал потерю жены, у него были десятки счастливых лет, о которых он мог вспоминать. Он горевал по ушедшей открыто, и каждый понимал его.

У Констанс были лишь крохи драгоценных мгновений – прикосновение, пожатие руки, поцелуй. Каким бы сильным ни было ее горе, она должна молча носить его в себе. Никто не мог предсказать, что было бы, будь жизнь к ней добрее.

– Констанс, – тихо произнес Филип.

Он, как всегда, был элегантен в своем синем сюртуке с черными лацканами. Но как изменилось выражение его лица! Он казался… счастливым. Он был спокоен, исчезло обычное нервное напряжение.

– Как вы узнали, что я приеду?

– Я получил телеграмму от Джона Брауна из Балморала. Боюсь, вам пришлось нелегко.

– Филип… – Констанс не знала, с чего начать. – Вы прочли мое письмо?

– Да, прочел. Должен сказать, что вы произвели порядочный переполох в благородном Гастингс-Хаусе.

– Простите меня, прошу вас, я не хотела…

– Нет. Вы меня не поняли. – Филип провел рукой по волосам и снова посмотрел на Констанс. – Сначала, прочитав ваше письмо, я был просто в бешенстве. Я топал ногами, пинал столы и стулья, ругался, что-то вопил и грозил свести с вами счеты, ну и все такое прочее.

– Филип. – Констанс осуждающе покачала головой.

– А потом я вышел из дома и решил совершить долгую прогулку. Внезапно меня нагнало старое ландо. В нем сидела Виола. Она тут же взяла на себя роль доброй соседки и все такое прочее. Знаете, Констанс, она совсем не такая, какой вам кажется.

– Неужели?

– Она умеет сострадать, у нее доброе сердце. Она позволила мне выговориться. Я рассказал ей то, что никогда никому не говорил. Я говорил ей то, чего сам не знал, пока не произнес это вслух, сидя в ландо. В итоге в конце прогулки я понял, что влюблен в Виолу и, должно быть, всегда был влюблен. Вы были правы, Констанс. Не знаю, как благодарить вас и в силах ли я отплатить вам за все, хотя бы через миллион лет. Вы были правы.

– Я так рада за вас, Филип. Искренне рада.

– Кажется, все довольны и рады, кроме Диши. Он ворчит, но не так, как прежде, и гораздо меньше, чем в конце его последней помолвки с Виолой.

– Как хорошо! – с трудом улыбнулась Констанс.

– Да, хорошо. А как у вас, Констанс? Как я могу помочь вам? Я сделаю все, что могу.

– Не знаю. Думаю, я подыщу себе место.

– Гувернантки?

– Это все, что я умею. Возможно, мне следует вернуться домой.

– На остров Уайт?

– Нет. Мне лучше вернуться домой, в Америку. Я всегда буду вам благодарна за предложение стать вашей женой. Вы и ваша семья были добры ко мне и столько потратили денег на меня. Обещаю вам, что постараюсь вернуть все расходы на мою одежду.

– Констанс, прошу вас, возвращайтесь в Гастингс-Хаус и живите здесь сколько хотите. Вы не должны решать ваше будущее сейчас, именно в этот момент. Отдохните, тогда всё будет видно в ином свете.

– Это верно, Филип. Я все вижу в ином свете. Я должна уехать. Этот поезд идет в Лондон? – Она указала на состав, стоящий на рельсах.

– Думаю, да! Почему вы спрашиваете?

– Мне нужно решить одну проблему в Лондоне, а затем я отправлюсь в Каус и отдохну немного. Надеюсь, миссис Уайтстоун будет настолько добра, что позволит мне побыть у нее несколько дней. После этого я уеду домой.

– Вы не можете вот так взять и уехать. Здесь многим небезразлична ваша судьба. Подумайте, Констанс. Что вы будете делать за океаном? Там у вас нет семьи, друзей. Не спешите, Констанс.

– Там есть много возможностей, как я слышала. Возможно, я уеду на Север, в Нью-Йорк или Бостон. Страна растет, перестраивается. Худшее, что меня ждет, – это участь гувернантки: теперь у людей снова есть возможность нанимать воспитательниц для своих детей. Я так давно покинула родину, возможно, наконец пришло время вернуться домой.