— Или … — сказала она, подходя к двери — мы могли бы вести игру в более удобном месте, например, в твоей спальне, где я могла бы, в свободное время, поцеловать твои шрамы, чтобы сделать их лучше.

Она повернула ключ.

Спенсер подумал, что она хотела бросить его здесь, когда услышал щелчок замка. А потом он осознал ее слова и резко повернулся, не веря своим ушам.

Но ее открытую улыбку нельзя было неправильно понять. Она прощала его. Она хотела его. Она давала ему шанс.

Не говоря ни слова, он в два прыжка преодолел разделяющее их расстояние и, схватив ее в охапку, поцеловал со всей лихорадочной потребностью, которую подавлял всю неделю. Нетерпеливый ответ Эбби решил ее судьбу. Сегодня вечером он по настоящему сделает ее своей женой, и к черту завтрашний день.

К тому времени, когда он отстранился, Спенсер дрожал от силы своего желания, а Эбби нетвердо держалась на ногах.

— Пойдем наверх — прошептал он. Мужчина потянулся мимо нее, чтобы открыть дверь, выглянув, он с облегчением увидел, что вокруг никого не было, кроме лакея, спящего в конце коридора у ближайшей парадной.

— Так как у меня нет намерения одеваться и дать тебе шанс передумать, моя милая, — продолжал он, — мы должны подняться к моей спальне по черной лестнице. На всякий случай, если кто–то из слуг еще не спит. Было бы неловко, если бы нас поймали в таком виде.

— Возможно, неловко для тебя — сказала она хриплым шепотом. — Я полностью одета.

— Это ненадолго — пообещал он, потянувшись к ее платью.

С хихиканьем она метнулась через дверь и, очертя голову, бросилась к служебной лестнице. С проклятьем Спенсер помчался за ней, но она не замедлила свои шаги, пока она не пролетела в дверь, ведущую на лестничную клетку. Когда она немного замешкалась, чтобы оценить свое положение, он поймал ее. Прежде, чем она смогла убежать, он стянул с нее платье и перебросил его через свое плечо.

Но когда он потянулся к нижней юбке, она вырвалась на свободу и со смехом побежала вверх по лестнице, опередив его. Он следовал за ней более медленно, хотя не смог сопротивляться и выкрикнул — я не возражаю, чтобы ты бежала, моя дорогая, если ты уже будешь голой, когда я догоню тебя.

Сверху до него доносились перезвоны ее смеха, затем смех резко оборвался, когда Эбби исчезла в двери, ведущей в коридор наверху. Когда ему пришло в голову, что, если, на самом деле, она решила помучить его, то могла запереться от него в его спальне, он ускорил свой темп. К тому моменту, когда он добежал до своей комнаты и ворвался через открытую дверь, она уже сняла нижнюю юбку и снимала второй чулок.

Уронив чулок, она выпрямилась с приглашающей улыбкой. Он остановился, его рот пересох от вида Эбби, одетой в одну сорочку. Она все еще носила этот проклятый тюрбан, но все остальное…

Всемогущий Господь на небесах, она являла собой нечто особенное. Ее сорочка представляла собой тоненький клочок муслина, плотно облегающий ее груди. Таинственные тени на ткани намекали на ее соски и темный треугольник между ее ног. Обрамленная золотой драпировкой и дубовыми столбиками его кровати, она выглядела гораздо более эротично, чем любая распутница в его тайных кинетоскопах. За исключением одного.

— Сними это — прорычал он.

Ее взгляд стал чувственным, когда она потянулась к тесемкам сорочки.

— Нет, не это. Я хотел сказать, … да и сорочку тоже, но сначала этот отвратительный тюрбан.

— Отвратительный? — Она подняла руку вверх, чтобы вынуть булавки из тюрбана. — Тебе не нравится мой тюрбан?

— Я терпеть его не могу — твердо сказал он.

Выглядя сбитой с толку, она сняла его.

— Почему? Я думала, что ты найдешь это более подходящим, чем другой мой стиль, тот, о котором ты сказал, что он делает меня похожей на содержанку.

Когда она шагнула вперед и распустила волосы, позволяя тяжелой массе этого упасть на ее плечи, как занавесу эбенового шелка, его пульс лихорадочно забился.

— Так поэтому ты носила его? — Преодолев разделяющее их расстояние, он вырвал тюрбан из ее рук и отбросил его в сторону. — Еще один способ ткнуть меня носом в мои преступления?

— Нет, я, правда, думала, что тебе нравился мой новый стиль в одежде.

Когда он вспомнил кое–что из того, что она говорила ему раньше, его глаза сузились.

— Так же как ты думала, что мне понравятся твои утонченные манеры и холодность?

— Да. Или, что, по крайней мере, ты будешь восхищаться и уважать меня за них. Это — все, чего я хотела.

Подняв руку к ее волосам, он намотал мягкую, как лепесток прядь на руку и поцеловал ее.

— Так это не было наказанием.

Она покачала головой, между ее сдвинутых бровей появилась крошечная морщинка.

— Наказание, как предполагалось, было в том, что когда ты понял бы, что я стала виконтессой, которую ты хотел. Тогда я собиралась «ткнуть тебя носом» в факт, что ты отверг меня, потому что думал, что я недостаточно хороша.

Низкий смешок сорвался с его губ. — Ну, ты, безусловно, показала мне. Только не так, как планировала. — Свободной рукой он накрыл ее щеку

— Я скучал по тебе, Эбби.

Она растеряно уставилась на него.

— Я никогда никуда не исчезала.

— Да, но ты стала другой. Я скучал по твоему поддразниванию и твоим застенчивым улыбкам. Я скучал по — как ты выразилась? — наивной американке с беспечной манерой разговаривать, которая ходила за мной хвостом, как томящийся от любви щенок. — Он пропустил пальцы через мерцающий шелк ее волос. — Я собираюсь прояснить это раз и навсегда — в тебе никогда не было ничего неправильного.

— Спенсер… — начала она, скептически глядя на его лицо.

— Это так. Я выражал недовольство твоими волосами и платьем перед балом только потому, что они заставили меня слишком сильно тебя хотеть. Я думал, что, если бы ты оделась как англичанка, я не проводил бы каждую минуту, желая затащить тебя в постель.

Она приподняла бровь.

— Это сработало?

Посмеиваясь, он обхватил ее грудь через сорочку. — Разве, похоже, что это сработало? Нет, это только заставило меня хотеть, чтобы моя дикая американская роза вернулась. И чем больше ты становилась похожей на английский сорт, тем сильнее ты сводила меня с ума.

— Но если ты думал, что со мной все в порядке, тогда почему…

Он остановил ее вопрос поцелуем. Он знал, о чем она мечтала спросить, и знал, что должен ответить, но был достаточно эгоистичен, чтобы не хотеть испортить эту ночь. Лучше как следует заняться с ней любовью, чтобы, когда позже он расскажет ей все, возможно, для нее правда не будет иметь значения.

Игнорируя его совесть, вопившую, что нечестно не рассказать ей все теперь, он забылся в теплом бархате ее рта, абсолютном удовольствии ее объятий.

Когда он отстранился, ее глаза сверкали озорством.

— Вы все еще в кальсонах, лорд Рейвенсвуд. А насколько я помню…

Стремительно он отступил назад и разделся догола. Слава Богу, огонь был позади него так, что он сомневался, что у нее было достаточно света, чтобы увидеть шрамы на его левом боку. А когда она уставилась на его член и, покраснев, быстро отвела взгляд, он понял, что и ее девичья скромность сработает в его пользу.

— Твоя очередь. — Он потянулся, развязал ленты на ее сорочке и спустил ее с плеч девушки. Двумя рывками он превратил сорочку в лужицу у ее ног, полностью открывая ее тело своему голодному взгляду.

Пока он, упиваясь, проводил рукой по пышной полноте ее бедер к ее чудесно стройной талии и затем выше к ее полной груди, которой он так сильно жаждал касаться, она проговорила, заикаясь.

— Я–я предполагаю, я более смуглая, чем большинство англичанок.

Только потребность успокоить ее сдерживала его горячее желание.

— Не более смуглая, чем итальянка. — Поглаживая большими пальцами ее розовато–коричневые соски, он возликовал, когда они превратились в твердые бутоны. Спенсер одарил ее озорной улыбкой. — А знаешь, что говорят об итальянских женщинах.

— Нет, что? — Эбби затаила дыхание, потому что он пронес руку мимо ее золотистого живота, чтобы погладить пышные черные завитки между ее бедер.

— Что они очень страстные. Что они наслаждаются мужскими ласками. — Он улыбнулся, зарывшись пальцами глубже в пышные завитки и обнаружив, что ее лепестки уже увлажнились. Медленно отняв руку, он показал ей свой блестящие пальцы. — Так же как ты. Я знаю полдюжины англичан, которые отдали бы их коренные зубы за возможность иметь страстную жену, независимо от цвета ее кожи.

Хотя и покраснев, Эбби все же подарила ему страстный взгляд из–под ресниц.

— Тогда идите сюда и сделайте меня своей женой, милорд.

Никакой ложной девичьей стыдливости от его Эбби. Как дикая роза, которую он так долго желал, она обвила свои тонкие руки вокруг его шеи и притянула его голову для поцелуя.

Он жадно ответил, скользнув языком в открытый бутон ее рта. Не прерывая поцелуя, он опрокинул Эбби на постель и упал на нее сверху. Накрыв девушку своим телом, он коленом раздвинул ей бедра, расположившись между ними. А потом он снова принялся ласкать влажную плоть, скрытую в ее сладких завитках.

Она задохнулась, когда он скользнул двумя пальцами в ее влажный канал. Она была такой горячей, такой влажной, что единственное его желание заключалось в том, чтобы погрузить в нее свою твердую плоть. Но Эбби была девственницей, и он должен действовать медленно и осторожно. Так что он продолжал терзать ее нежную плоть своими пальцами, в то время как его рот наслаждался ее грудями. Он целовал то одно шелковистое полушарие, то другое, упиваясь ее уникальным ароматом.

Сначала она прижимала его голову к своей груди, но когда Спенсер снова и снова вводил пальцы в ее горячее атласное лоно, она возместила ласку, нежно погладив рукой вдоль его бока и обхватив его член.

Он громко застонал. Первое же красноречивое поглаживание ее руки было больше, чем он мог вынести.

— Я хочу быть в тебе, любимая. — Он поднял голову с ее груди. — Направь меня в себя.

Ее рука замерла.

— Я–я не знаю как.

Спенсер медленно вытащил пальцы из сладкого местечка между ее ног.

— Позволь моему жезлу занять место моих пальцев. Подними колени повыше и впусти меня внутрь. Я не хочу причинить тебе боль больше, чем необходимо. — Он посмотрел на нее из–под тяжелых век.

— Ты знаешь что…

— Да. Все в порядке. — Ее дразнящая улыбка ободрила его. — Мама мне все рассказала. Она говорила, что мужчина должен прорваться сквозь невинность женщины, чтобы получить наслаждение, как медведь прорывается через улей, чтобы получить мед.

— Это проясняет, почему женское естество часто именуют ульем и горшочком с медом — ответил он. — Но, пожалуйста, скажи мне, что пчелы не вылетают всякий раз, когда мужчина лишает невинности девственницу.

— А ты разве не знаешь?

Он покачал головой. — Я никогда раньше не брал невинность женщины, любимая.

Она рассмеялась. — Ну, тогда есть только один способ узнать, что случится в тот момент? — Она обхватила его плоть, и ему пришлось подавить желание подтолкнуть ее руку. Вместо этого он позволил ей медленно приближать его, пока его головка не коснулась влажных створок, за которые он так жаждал проникнуть.

Когда Эбби посмотрела на него, неуверенная, что делать дальше, он отстранил ее руку. Пытаясь двигаться медленно, он вошел в нее. Но когда его плоть поглотило ее сладкое шелковистое тепло, было чертовски трудно не погрузиться в него по самое основание.

— Боже мой, Эбби, как хорошо — гортанно сказал он. — Ты и представить себе не можешь, на что похоже желание быть внутри тебя.

— Ты и представить себе не можешь, на что похоже желание иметь тебя там — сказала она сухо.

Это замечание вызвало у него игривую улыбку, которая становилась все более натянутой, пока он дюйм за дюймом медленно входил в неё, потом он сделал паузу, чтобы позволить ее телу привыкнуть к нему. Но это взяло каждую унцию его самоконтроля. Когда она начала извиваться под ним, вероятно ища более удобное положение, он думал, что взорвется прямо тогда. Особенно, когда от ее движения его член проскользнул еще глубже в ее уютный «горшочек с медом». Что заставило его упереться прямо в преграду ее девственности. Его пристальный взгляд встретился с ее, но прежде, чем она могла сжать свои мускулы в испуганном ожидании, он пробормотал, — Сдержи пчел — и прорвался сквозь преграду невинности одним движением, входя так глубоко в ее тело, что, казалось, мог чувствовать биение ее сердца.

И хотя Эбби дышала с трудом, она не стала вопить, или плакать, или делать любую из тех вещей, которые, как он боялся, могла бы сделать девственница. Она выглядела, скорее, заинтригованной.

— Никаких пчел, милорд.

— Слава Богу — пробормотал он, борясь за контроль со своей яростной потребностью.

Но когда Эбби притянула его голову для поцелуя, он потерял все: и чувство времени, и весь свой самоконтроль. Спенсер даже не понял, что начал двигаться, пока руки Эбби не напряглись в его волосах.