Глава 11

На первую неделю июня приходился последний день занятий в школе, и у Фернанды было много хлопот. И у Эшли, и у Сэма устраивались торжественные собрания, а после этого надо было помочь им забрать домой все их поделки и книги. У Уилла был прощальный матч для его бейсбольной команды, а ближе к вечеру – игра в лакросс, которую ей придется пропустить, чтобы присутствовать на концерте в балетной студии, в котором участвовала Эшли. Она чувствовала себя как белка в колесе. И как всегда, некому было помочь ей. Даже если бы был жив Аллан, он бы тоже не помогал. Но до января у нее была приходящая нянюшка. А теперь не осталось никого. Семьи у нее не было, а даже с самыми близкими друзьями она по целому ряду причин утратила связь. Лишь сейчас она поняла, что находилась в полной зависимости от Аллана. Теперь у нее никого не осталось, кроме детей. А обстоятельства, в которых она оказалась, были слишком тяжелы и не располагали к возобновлению контактов со старыми друзьями. Поэтому она жила со свои ми детьми, словно на необитаемом острове. И чувствовала себя в полной изоляции.

К тому времени Питер дважды разговаривал с ней: один раз в супермаркете в первый день, а второй – в книжном магазине, где она взглянула на него и улыбнулась, потому что он показался ей смутно знакомым. Она уронила книжки, которые были у нее в руках, и он, улыбнувшись, поднял их и передал ей. После этого он стоял и издали наблюдал за ней. Однажды на одной из игр Уилла в Пресидио он сидел на стадионе позади нее, но она его не видела. Он же не сводил с нее глаз.

Он заметил, что она перестала плакать у окна своей спальни. Иногда он видел, как она рассеянно смотрит на улицу, словно ждет кого-то. Видя ее у окна ночью, он как будто заглядывал ей в душу. Ему казалось, что он знает, о чем она думает. Он был почти уверен, что она вспоминает Аллана. Повезло этому счастливчику, что у него такая жена. Интересно, понимал ли он это? Иногда люди не понимают своего счастья. Питер одобрял каждый ее поступок. Она была именно такой матерью, какую ему самому всегда хотелось иметь. Но ему не повезло: его мать пила. Она превратила их жизнь в кошмар и в конце концов умерла, оставив его – нелюбимого, нежеланного и заброшенного. Вот детей Фернанды никто не назвал бы нелюбимыми и заброшенными.

Питер даже завидовал им. Когда он видел ее ночью, он думал лишь о том, с какой любовью обнял бы ее и утешил, но он понимал, что никогда не сможет этого сделать. Его функции ограничены наблюдением за ней, он обречен на то, чтобы причинить ей еще больше боли и горя, – и все это по воле человека, который пригрозил ему в случае неподчинения убить его детей. Какая злая ирония! Для того чтобы спасти собственных детей, он вынужден рисковать ее детьми и обречь на мучения женщину, которой стал восхищаться и которая возбуждала в нем массу мощных чувств, горьких и сладких одновременно, причем некоторые из них ставили в тупик его самого. Его тянуло к ней как магнитом.

В тот вечер он последовал за ней на концерт, в котором участвовала Эшли, и стоял позади нее в цветочном магазине, где она заказала букет розовых роз на длинных стеблях. Она купила второй букет – для преподавателя хореографии – и вышла из магазина с двумя букетами в руках. Эшли была уже в студии, а Сэм остался на стадионе, где играл Уилл под присмотром матери одного из приятелей Уилла, у которой второй сын был ровесником Сэма и которая сама вызвалась забрать Сэма после игры. В тот день Сэм заявил, что балет – развлечение для маменькиных сынков. Заметив изменение в «расстановке сил», Питер понял, что если Уотерс и его дружки планируют провернуть операцию нынче вечером, то им, пожалуй, удалось бы схватить если не Эшли, то обоих мальчиков.

Уотерс к тому времени купил автоматы через приятеля Джима Фри. Человек, у которого купили автоматы, доставил их на быстроходном океанском пароходе из Лос-Анджелеса в сумках для гольфа. Они прибыли в полном порядке, и было видно, что никто их не проверял. Когда Питер отправился получать их, его била дрожь, которая не прекратилась и после того, как он, получив оружие, оставил его в багажнике своей машины. Он не хотел рисковать и побоялся оставлять их в гостиничном номере. Согласно правилам, помещение, в котором он проживает, могли в любой момент обыскать без ордера и без предупреждения, если бы это взбрело в голову его уполномоченного по условному освобождению. Правда, пока такого не случалось. Уполномоченный, узнав, что Питер устроился на работу, больше за него не беспокоился. Но ведь чем черт не шутит! До сих пор все шло гладко, однако рисковать не стоило.

Питер, ожидавший в тот вечер Фернанду и Эшли перед зданием балетной студии, увидел, как вышла сияющая Эшли с букетом розовых роз. Фернанда невероятно гордилась дочерью, и после концерта они встретились с Уиллом и Сэмом и все вместе отправились в кафе «У Мэл» на Ломбард-стрит, чтобы отпраздновать это событие. Как только они уселись за стол, Питер незаметно проскользнул в угловую кабинку и заказал чашечку кофе. Он находился так близко, что мог бы, наверное, прикоснуться к ним. Когда Фернанда прошла мимо, он почувствовал запах ее духов. Сегодня на ней были надеты юбка цвета хаки и белый кашемировый свитер с удлиненным вырезом. Он впервые видел ее в туфлях на высоком каблуке. Волосы у нее были распущены, губы подкрашены. Она выглядела радостной и очень хорошенькой. На личике Эшли все еще был макияж, наложенный перед ее выходом на сцену. На Уилле была спортивная форма игрока в лакросс. Сэм делился со всеми своими впечатлениями от игры. Команда Уилла выиграла, а до этого выиграла матч-реванш его бейсбольная команда. В тот вечер у них было сразу несколько побед, так что поводов для праздника было предостаточно. Наблюдая за ними, Питер загрустил и почувствовал себя очень одиноко. Он знал, что им предстояло испытать. И очень переживал за Фернанду. Он ощущал себя каким-то призраком, который знает будущее и предстоящие им страдания, но который не может их предотвратить. Для того чтобы спасти собственных детей, он вынужден молчать и должен был заставить замолчать свою совесть.

Весь конец июня они провели дома. Приезжали и уезжали друзья, Фернанда ездила по делам и брала с собой Сэма, потом она ездила по магазинам с Эшли, чтобы купить кое-какие вещи для поездки на озеро Тахо. Однажды она даже отправилась по магазинам одна, но купила всего пару сандалий. Еще в январе она пообещала Джеку Уотерману не покупать ничего или почти ничего. Он пригласил ее с детьми в Напу, чтобы провести вместе День поминовения[2], но они не смогли поехать, потому что у Уилла была игра в лакросс и его мамочке хотелось непременно самой отвезти его на стадион. Ей не хотелось, чтобы он сам вел машину в Марину в праздничный день. Джек перенес приглашение на Четвертое июля, когда Уилл будет в спортивном лагере, а Эшли – на озере Тахо. Фернанда пообещала, что они с Сэмом приедут на праздничный пикник. Она и Сэм с нетерпением ждали этой поездки. Но она и понятия не имела о том, с каким нетерпением ждал этого события Джек. Их дружба всегда казалась ей невинной, да она и на самом деле была такой. Но так считала она, а он думал по-другому. В понимании Джека она была женщиной одинокой. Узнав о приглашении на пикник, более проницательная, несмотря на юный возраст, Эшли поддразнила ее, заявив, что Джек влюбился в Фернанду.

– Не говори глупости, Эш. Он старый друг. А ты ведешь себя отвратительно, – сказала Фернанда. Но Эшли настаивала на своем, утверждая, что Джек Уотерман к ней неравнодушен.

– Это правда, мама? – с любопытством спросил Сэм, отрываясь от тарелки с блинчиками.

– Нет, неправда. Он был другом папы, – заявила Фернанда, как будто это что-то меняло. Ведь папы больше не было.

– Ну и что из этого? – не унималась Эшли, схватив кусочек блинчика с тарелки Сэма, за что он хлопнул ее по руке салфеткой.

– Ты выйдешь за него замуж, мама? – грустно взглянув на мать, спросил Сэм.

Он хотел, чтобы мама принадлежала только ему. Он все еще продолжал спать в ее постели. Ему не хватало отца, и от этого он стал еще ближе к матери и не желал ни с кем делить ее.

– Конечно же, нет, – в смятении оправдывалась Фернанда. – Я ни за кого не собираюсь выходить замуж. Я все еще люблю папу.

– Это хорошо, – с довольным видом сказал Сэм, отправляя в рот насаженный на вилку кусок блинчика, с которого на футболку капал сироп.

В последнюю неделю июня Фернанда почти не выходила из дома. Она была слишком занята сборами. Надо было собрать и упаковать все «обмундирование» Уилла для лакросса и вещи, которые Эшли брала с собой на озеро Тахо. Это был бесконечный процесс. Казалось, что всякий раз, когда она что-нибудь упаковывала, кто-нибудь снова вытаскивал из сумки эту вещь и надевал на себя. К концу недели все снова оказывалось грязным и приходилось начинать все сначала. Эшли перемерила весь свой гардероб и позаимствовала половину одежды из гардероба Фернанды. А Сэм вдруг заявил, что не хочет ходить в дневной лагерь.

– Ну-ну, не дури, Сэм. Тебе там понравится, – уговаривала его Фернанда, загружая белье в стиральную машину.

В это время мимо промчалась Эшли в материнских туфлях на высоком каблуке и одном из ее свитеров.

– Сними это немедленно! – приказала Фернанда. Тем временем куда-то ушел Сэм, но появился Уилл, спросивший, не упаковала ли она его зажимы, которые ему потребовались для того, чтобы потренироваться.

– Я предупреждаю, что, если кто-нибудь из вас прикоснется к сумкам, которые я заново упаковала, я вас обоих убью. – Эшли сделала вид, что страшно испугалась, а Уилл побежал наверх, чтобы поискать свои ботинки.

Их мама все утро то и дело раздражалась. По правде говоря, ей было грустно отпускать их обоих. Она теперь больше, чем когда-либо, нуждалась в их обществе и знала, что ей будет их не хватать, когда они с Сэмом останутся дома вдвоем. Она подозревала, что Сэм чувствует то же самое и именно по этой причине отказался ходить в дневной лагерь. Она напомнила ему, что четвертого июля они поедут на пикник в Напу. Она подумала, что это ему доставит удовольствие, но он отнесся к этому с полным безразличием. Ему будет не хватать сестры и брата. Уилл уезжал на три недели, а Эшли – на две. Но Сэму и Фернанде это казалось целой вечностью.

– Не успеешь оглянуться, как они вернутся, – утешала Сэма Фернанда. Но она говорила это, пытаясь утешить не только его, но и себя.

У Питера, сидевшего в машине напротив их дома, были свои причины для грусти. Через шесть дней будет совершено похищение, и его участие в жизни Фернанды закончится навсегда. Возможно, они когда-нибудь где-нибудь встретятся, и, если повезет, она никогда не узнает, какое участие он принимал в том, что должно было со дня на день обрушиться на нее. Он мечтал о том, что случайно встретится с ней или что снова станет следить за ней, лишь бы только увидеть ее. Он следил за ней уже более месяца. И она ни разу не почувствовала этого. Как и дети. Он вел себя осторожно и расчетливо, как и Карлтон Уотерс, который вел наблюдение по уик-эндам. В отличие от Питера Уотерс не был ею очарован. Он считал ее жизнь слишком заурядной и скучной, удивляясь, как она может такое выносить. Она практически никуда не выходила, а когда это случалось, то брала с собой детей. Но именно это и нравилось в ней Питеру.

– Она должна бы быть нам благодарна за то, что мы на недельку-другую снимем с нее заботы о детях, – сказал Уотерс Питеру, сменяющему его на наблюдательном посту. – Боже мой! Эта женщина никуда без них не выходит!

– Это заслуживает восхищения, – сказал Питер. Его самого это восхищало, но Карлтона Уотерса – нет.

– Неудивительно, что ее муж умер. Бедняга, должно быть, скончался от скуки, – пробормотал Карлтон. Он считал слежку самой утомительной частью работы, тогда как Питер обожал наблюдать за ней.

– Возможно, до того как она овдовела, она чаще выходила из дома, – предположил Питер, а Уотерс только пожал плечами и, уступив место в машине Питеру, отправился на автобусную остановку, чтобы вернуться в Модесто.

Он был рад тому, что период наблюдения почти закончился и можно будет перейти к делу. Ему не терпелось получить денежки. Эдисон сдержал слово. Он, Старк и Фри получили по сто тысяч долларов каждый. Деньги были уложены в чемоданы и оставлены в камере хранения на автобусном терминале в Модесто. Когда они отправятся в Тахо, то возьмут деньги с собой. Все было готово. Часы отсчитывали время, оставшееся до похищения.

Пока все шло в соответствии с разработанным графиком, и Питер заверил Эдисона в том, что и дальше сбоев не будет. Но первая проблема неожиданно возникла не по их вине, а со стороны самого Эдисона. Когда он сидел за своим письменным столом и диктовал что-то секретарше, вошли двое людей, которые предъявили ему удостоверения сотрудников ФБР и сказали, что он арестован. Секретарша, вся в слезах, выскочила из комнаты, и никто ее не остановил, но Филипп взглянул на них, презрительно скривив губы.