В прошлом году накануне Рождества она знала лишь, что сумма его долга составляет несколько сотен миллионов, а большая часть его ценных бумаг обесценилась полностью. Осознавая это, она не имела понятия, что он намерен предпринять, чтобы исправить положение, и в какой отчаянной ситуации они рискуют оказаться. К счастью, многие инвестиции он производил от имени анонимных товариществ и акционерных компаний – «почтовых ящиков», созданных без указания его имени. Благодаря этому деловое сообщество, в котором он занимался бизнесом, пока не поняло, в каком катастрофическом положении он оказался, и он не хотел, чтобы об этом кто-нибудь узнал. Он скрывал это не только из гордости, но и потому, что не хотел, чтобы люди опасались вступать с ним в деловые отношения. Ему стало казаться, что от него за версту пахнет поражением, точно так же как в былые времена он источал аромат победы. Вокруг него образовалась атмосфера страха, и Фернанда ломала голову, не зная, как оказать ему моральную поддержку. Перед тем как он сразу после Рождества уехал в Мексику, она умоляла его продать дом в Лондоне, апартаменты в Нью-Йорке и домик на Гавайях. Он поехал туда с группой предпринимателей, чтобы заключить сделку, которая, если все пройдет гладко, позволит им компенсировать почти все их убытки. Перед его отъездом она предложила ему продать дом в городе и снова переехать в Пало-Альто, а он сказал в ответ, чтобы она не строила из себя дурочку. Он заверил ее, что все очень скоро вновь станет на свои места и чтобы она ни о чем не беспокоилась. Но сделка в Мексике так и не состоялась.

Он находился там уже два дня, когда в финансовом мире неожиданно разразилась еще одна катастрофа. В течение недели рухнули, словно крытые соломой хижины, три большие компании, унеся с собой две из самых крупных инвестиций Аллана. Одним словом, они были разорены. Он позвонил ей ночью из своего гостиничного номера и разговаривал каким-то хриплым голосом. Он сказал ей, что переговоры длились несколько часов. Но это была ложь. У него не осталось ничего, о чем бы можно было вести переговоры и заключать сделки. Фернанда слушала его, а он начал плакать, и она принялась утешать его, говоря, что для нее это не имеет значения и что она все равно любит его. Это его не утешило. Для Аллана это было подобно восхождению на вершину Эвереста и падению с нее, после чего необходимо все начинать сначала. Несколько недель назад ему исполнилось сорок, а успех, который в течение четырех лет означал для него все, неожиданно покинул его. Он – по крайней мере в собственных глазах – оказался полным неудачником. И что бы ни говорила Фернанда, это его не утешало. Она сказала, что для нее это не имеет значения, что она будет счастлива даже в хижине, если они будут вместе и рядом будут их дети. А он на другом конце провода рыдал и говорил, что ему не хочется жить, что он станет посмешищем для всего мира и что единственные реальные деньги, которые он оставит после себя, – это его полис страхования жизни. Она напомнила ему, что у них еще имеются дома, которые можно продать и выручить за них в общей сложности около ста миллионов долларов.

– Ты имеешь хоть малейшее понятие о сумме нашего долга? – вопрошал он срывающимся голосом, о чем она, естественно, понятия не имела, потому что он никогда ей об этом не говорил. – Речь идет о сотнях миллионов! Если мы продадим все, чем владеем, то все равно будем по уши в долгах в течение последующих двадцати лет. Я не уверен, что вообще смогу когда-нибудь выбраться из этой ямы. Мы слишком глубоко увязли, малышка. Все кончено. Да, да, все кончено.

Она не могла видеть, как слезы катятся по его щекам, но слышала их в его голосе. Не разбираясь в технологии всех этих безумных капиталовложений, она понимала одно: постоянно занимая средства, чтобы покупать все больше и больше, он потерял все. Фактически он потерял больше, чем все. Он влез в несметные долги.

– Не говори, что все кончено, – твердо сказала она. – Ты можешь объявить о банкротстве. Я пойду работать. Мы все продадим. Мне наплевать на все это. Я согласна стоять на углу улицы, продавая карандаши, лишь бы мы были вместе. – Она, как могла, старалась приободрить его, но он был в таком состоянии, что даже не слушал ее.

Беспокоясь за него, она в ту ночь позвонила ему снова, чтобы поддержать его. Ей не понравилось то, что он сказал о своем полисе страхования жизни: ее гораздо больше тревожило его состояние, чем их финансовые проблемы. Она знала, что мужчины иногда совершают безумные поступки из-за потерянных денег или неудавшихся деловых операций. Страдает их «эго», а это им бывает трудно пережить. Когда он наконец взял трубку, она почувствовала, что он выпил. И, судя по всему, выпил много. У него заплетался язык, и он без конца повторял ей, что жизнь кончена. Она так расстроилась, что решила утром лететь в Мексику, чтобы быть рядом с ним, пока не закончатся переговоры, но утром, пока она еще не успела ничего предпринять, ей позвонил один из мужчин, находившихся там вместе с ним. Он говорил сбивчиво и был страшно расстроен. Он сказал, что, после того как все легли спать, Аллан один вышел в море на яхте, которую они зафрахтовали. Команда была отпущена на берег, и он управлялся с яхтой один. Все считают, что где-то под утро он, наверное, упал за борт. После того как капитан заявил о пропаже яхты, ее обнаружила местная береговая охрана. Аллана нигде не нашли. Предприняли тщательный поиск, но он не дал никаких результатов.

Хуже всего было то, что, когда она в тот же день прилетела в Мексику, в полиции ей передали письмо, которое он оставил для нее. У себя они сохранили его копию для отчета. В письме говорилось, что положение безнадежно, что ему никогда из него не выбраться, что для него все кончено и что он предпочитает смерть позору, который его ожидает, когда весь мир узнает, каким он был дураком и как запутал все дела. Это отчаянное откровение убедило даже ее в том, что он совершил или хотел совершить самоубийство. Или, возможно, он просто был пьян и упал за борт. Что произошло на самом деле, сказать с полной уверенностью было трудно. Но скорее всего он покончил жизнь самоубийством.

Полиция была обязана передать письмо страховой компании и сделала это. На основании его слов страховку выплатить отказались, и адвокат Фернанды сказал, что едва ли удастся заставить их сделать это. Слишком уж изобличающими были улики.

Когда наконец обнаружили тело Аллана, можно было сказать лишь одно: смерть наступила оттого, что он утонул. Не было никаких следов насилия, и он не застрелился. Он либо прыгнул в воду, либо упал за борт, но все пришли к разумному заключению, что по крайней мере в тот момент он хотел умереть, учитывая все, что он сказал ей непосредственно перед этим и что написал в письме, которое оставил.

Когда нашли тело, Фернанда находилась в Мексике. Его выбросило на ближайший берег после непродолжительного шторма. Она с трудом выдержала ужасную процедуру опознания, утешаясь, что этого не видят дети. Несмотря на их протесты, она оставила детей в Калифорнии и приехала в Мексику одна. Неделю спустя после бесконечной канцелярской волокиты Фернанда возвратилась вдовой с останками Аллана в гробу, перевозившемся в грузовом отсеке самолета.

Похороны превратились в сплошную массу мук и страданий. Газеты писали, что он погиб в результате несчастного случая, происшедшего в Мексике во время прогулки на яхте, – все договорились трактовать его гибель таким образом. Никто из людей, с которыми он вел дела, понятия не имел, насколько отчаянным было его положение, а полиция сохранила содержание его письма в тайне от прессы. И никто, кроме нее и его адвоката, не имел отчетливого представления о том, насколько велика сумма долга, оставшегося в результате его рискованных финансовых операций.

Он был не просто разорен. Его долг достигал таких размеров, что ей потребуются долгие годы, чтобы расхлебать кашу, которую он заварил. За четыре месяца после его гибели она продала всю их собственность, кроме городского дома, продаже которого пока препятствовали некоторые условия договора о его приобретении. Но как только это будет улажено, ей придется расстаться и с ним. К счастью, все прочее их имущество он оформил на ее имя в качестве подарка, так что она смогла продать его. Ей еще предстояло уплатить налоги на наследство, а два полотна импрессионистов должны были отправиться на аукцион в Нью-Йорк в июне.

Она продавала или рассчитывала продать все, что не было намертво прибито гвоздями. Джек Уотерман, их адвокат, заверил ее, что если она ликвидирует все, включая дом, то, возможно, оставшись без гроша, покроет все расходы. Большинство долгов Аллана было связано с акционерными компаниями, и Джек намеревался объявить об их неплатежеспособности, но пока никто не имел понятия о том, насколько глубоко рухнул мир Аллана, а она из уважения к его памяти старалась сделать так, чтобы и в дальнейшем об этом никто не догадался. Даже дети пока не знали, что их ожидает. И она четыре месяца спустя после его гибели, сидя однажды солнечным майским днем у себя на кухне, пыталась наконец сама разобраться во всем.

Через двадцать минут она должна была забрать Эшли и Сэма из школы, как это делала, словно заведенная, изо дня вдень. Уилл обычно сам приезжал из средней школы на своей «БМВ», которую отец подарил ему полгода назад на его шестнадцатый день рождения. По правде говоря, денег у Фернанды осталось еще достаточно, чтобы прокормить детей, и ей не терпелось поскорее продать дом, чтобы расплатиться еще немного с долгами и, возможно, чуть-чуть отложить на черный день. Она понимала, что ей придется в ближайшее время начать искать работу, возможно, в каком-нибудь музее. Вся их жизнь пошла кувырком, и она не представляла, как рассказать обо всем детям. Они знали, что страховая компания отказалась выплатить страховку и что у них будут некоторые затруднения, пока не закончатся все формальности с завещанной отцом недвижимостью. Но никто из троих детей даже не догадывался о том, что задолго до своей гибели их отец потерял все свое состояние и что страховая компания не выплачивает страховку по той причине, что считает, будто он покончил жизнь самоубийством. Всем сказали, что это был несчастный случай. И люди, которые были там вместе с ним, не зная о его письме и о его обстоятельствах, не подвергали это сомнению.

Каждую ночь она лежала, снова и снова прокручивая в голове их последний разговор. Она знала, что будет всю жизнь упрекать себя в том, что не поехала в Мексику сразу же. Это было бесконечное переплетение чувства вины и самобичевания, дополнявшееся постоянным ужасом перед наплывом счетов и оставленными безграничными долгами, которые нечем было оплачивать. Последние четыре месяца она жила в неописуемом страхе.

То, что произошло с ней, поставило ее в полную изоляцию, и единственным человеком, который знал, через что ей приходится пройти, был их адвокат Джек Уотерман. Он сочувствовал ей, помогал и всячески поддерживал ее. В то утро они договорились, что в августе она выставит дом на продажу. В этом доме семья прожила четыре с половиной года, и дети успели его полюбить, но делать было нечего. Она понимала, что придется обратиться за финансовой помощью, чтобы они могли продолжить учиться в своих школах, но пока не могла сделать даже этого. Она все еще пыталась сохранить в тайне масштабы их финансового краха и делала это как ради Аллана, так и для того, чтобы избежать повальной паники. Пока люди, которым они должны деньги, будут думать, что у них есть средства, они дадут ей некоторую отсрочку выплаты. Она сваливала вину за задержку погашения долга на бюрократические проволочки с оценкой завещанной недвижимости и налоги на наследство, а сама просто тянула время. И никто об этом не знал.

В газетах промелькнули сообщения о том, что прекратили существование некоторые компании, в которые он вкладывал капитал. Но к счастью, никто не связал одно событие с другим, чтобы получить полную картину краха. В большинстве случаев это объяснялось тем, что широкой общественности не было известно, что он являлся главным инвестором. Фернанда день и ночь жила в страхе разоблачения, стараясь справиться со своим горем, потеряв единственного мужчину, которого она когда-либо любила, и помочь детям пережить их горькую утрату. Она была настолько ошеломлена и напугана, что с трудом понимала, что с ней происходит.

На прошлой неделе она побывала у своего доктора, потому что несколько месяцев страдала бессонницей, и он предложил ей пройти курс лечения, но она не захотела. Фернанда хотела попробовать справиться с недугом, не принимая никаких лекарств. Изо дня в день она заставляла себя двигаться хотя бы ради детей. Ей предстояло расхлебать всю эту кашу и в конце концов найти возможность поддержать их. Но временами, особенно по ночам, у нее случались приступы паники.

Фернанда взглянула на настенные часы, висевшие в ее огромной элегантной, отделанной белым мрамором кухне, где она сидела, и увидела, что через пять минут должна ехать за детьми в школу, а следовательно, надо поторапливаться. Скрепив резинкой новую стопку счетов, она бросила их в ящик, где хранились и все прочие. Она где-то слышала, что люди сердятся на умерших, которых они любили, но она пока до этого не дошла. Она могла лишь плакать и сожалеть, что Аллан позволил вскружить себе голову успеху, который в конечном счете уничтожил его и разрушил их жизнь. Но она на него не сердилась, а лишь печалилась по этому поводу и пребывала в постоянном страхе.