Таня колебалась несколько дней. Она ждала, что Власта привыкнет, но становилось только хуже. Чем больше старался Роберт, тем агрессивнее и невыносимее становилась девочка. Таня по своим каналам навела справки в загсе района, где он жил, и узнала, что заявление о разводе он еще не подавал. Она не сомневалась, отчего, и выхода у нее не оставалось.

— Власта, ты не спишь? — Она зашла к племяннице в комнату.

Та сидела, подтянув ноги к подбородку — любимая поза в последнее время — и уткнувшись лицом в колени.

— Ласточка, я не знаю, что нам делать, — начала тяжелый разговор Таня. — Он к тебе так хорошо относится, ты ему нравишься. А ты как себя ведешь?

— Он мне не нравится, — вскинула голову Власта, и Таня увидела, что лицо у нее опять зареванное. — Я не хочу с ним жить.

— Может быть, может быть… — Таня никак не могла решиться. — У вас ведь есть интернат. Что, если бы мы, если бы ты… Только попробуешь, а если будет плохо, вернешься домой.

— Мне не будет плохо! — Власта вдруг бросилась ее обнимать. — У меня там подружка живет. Вот здорово!

Таня вышла из комнаты в растрепанных чувствах. «Любила, как родную дочь, а она так легко из дома бежит, — разочарованно думала она. — Но с другой стороны, хорошо, что согласилась. Может, я еще ребеночка рожу. Комната для маленького будет нужна, чтобы мужику не мешать по ночам».

Несколько дней она пробегала по комиссиям, собирая документы и уверяя всех в необходимости интерната для местной девочки, имеющей жилье и городскую прописку.

— Я на работе допоздна, не знаю, где она, что с ней, — говорила она в приемных. — Возраст опасный, характер трудный. Родители сами знаете где. Мало ли что с девочкой случится?!


Дина с Данилой и Алик вышли из лифта на Аликовом этаже. Дверь открыл Виктор.

— Здравствуйте, дядя Витя, — хором поздоровались близнецы.

— Привет, папа, — смущенно произнес Алик.

— Как прошел симпозиум, дядя Витя? — важно осведомился Данила.

— Спасибо, Даниил, симпозиум прошел на высшем уровне, — улыбнулся Виктор. — Мой проект признали лучшим. А что, скажи мне, произошло с твоим лицом? Защищал честь дамы?

— Нет, — Даниил залился краской. — Я просто упал.

— Ох, какие мы скрытные, — рассмеялся архитектор, но перестал смеяться, взглянув на сына, собирающегося проскользнуть мимо него в комнату. — А это еще что? — Он указал на свежие ссадины.

— Я тоже упал, — хмуро сказал Алик.

— Все ясно, Даниил, мой тебя опять разукрасил, — сказал Виктор. — Передай родителям, что я сам зайду к ним извиниться за этого бандита, и ты тоже прими мои извинения. — Он повернулся и ушел.

— Я расскажу ему, — Данила торопливо начал расшнуровывать ботинки. — Расскажу все, как было.

— Только попробуй, — угрожающе сказал Алик, скидывая сапоги, один вправо, другой влево. — Так отделаю — никакая Динка не поможет.

— Ну, это мы еще посмотрим, — взъерепенилась Дина, — кто кого отделает.

— Альберт. — Из комнаты выглянул архитектор. — Хотя бы с девочкой веди себя прилично. — Он посмотрел на близнецов. — Я одного не могу понять, почему вы, нормальные воспитанные дети, дружите с ним и все это терпите? — Он скрылся за дверью.

— Пошли ко мне, — Алик, небрежно насвистывая мелодию, направился к своей комнате.

— Сколько раз тебе можно повторять, что свистеть — это дурной тон. — Из кухни вышла Женя. — Здравствуйте, ребята, — заулыбалась она, увидев близнецов. — Вот Данечка, разве он свистит?

— Данечка не свистит, — усмехнулся Алик. — Он и свистеть-то не умеет.

— Нашел чем гордиться, — рассердилась Женя. — За что такое наказание? У всех дети как дети. Ну в кого ты такой?

— Вполне с тобой согласен. — Архитектор слушал их разговор, прислонясь к косяку двери своей комнаты. — В кого бы ему быть?

— Надоели! — Алик ушел к себе.

— Извините, — промямлили близнецы и ушли за ним.

— Лолита сказала, что Альбина Петровна поставит двойки всем, у кого не будет в альбоме той вазы, которую они рисовали на уроке, — сказал Данила, усаживаясь на стул.

— Веди себя прилично с девочкой, — Алик спихнул его со стула. — Она же дама, предложи сначала стул ей. Так тебя учит гувернантка?

— Гувернантка советует поступать вот как, — Дина попыталась кинуть в Алика стулом, но он был слишком тяжелый и с грохотом упал.

— Вы живы? — В комнату заглянул архитектор. — Представляю, что будет, когда ваш милый друг вырастет. — Он поставил стул на ножки и ушел.

— Это Альбина из-за меня взбесилась, — сказал Алик, вполне довольный собой. — Она меня не выносит и хочет мне вывести за год двойку, чтобы меня из колледжа поперли. Меня ведь на уроке не было, она выгнала.

— Из-за тебя она и Дане двойку поставит, — сказала Дина. — Его на уроке тоже не было, и тоже из-за тебя, между прочим.

— При чем тут это? — возразил Данила. — Она вообще мальчишек не любит и будет рада, конечно, поставить нам двойки.

— Ага. — Лицо Алика расплылось в улыбке. — Она обожает только паинек-девочек, а пацанов терпеть не может. И меня особенно. У вас альбомы с собой?

— Да, — Данила достал из рюкзака альбом. — Только что мы будем рисовать? Разве у тебя есть такая же ваза?

— Зачем она нам? — удивился Алик. — Она ведь в кабинете рисования шестой год стоит. Сейчас мы ее и забабахаем.

— Нет, я так не могу, — возразил Данила. — Мне нужна ваза. Может, нарисуем другую, какая ей разница? Спроси у мамы.

— Ну и схлопочешь пару, — сказал Алик. — Альбина ведь крыса. Вот, смотри, это же так просто. — Он придвинул к себе альбом Данилы.

— Ух ты, как настоящая, — восхищенно разглядывал Данила появляющийся рисунок.

— Свет должен падать из окна, значит, справа, — рассуждал Алик. — Тень будет слева, а здесь будет такая фиговина, где ни то и ни другое.

— Теперь себе, — сказал Данила. — Рисуй себе такую же. Где твой альбом?

— Если бы он у меня и был, ни за что бы этой дуре рисовать не стал. Она все равно через Лолиту передала, что меня больше на урок не пустит, — отмахнулся Алик.

— У меня есть запасной альбом, — Данила покопался в рюкзаке. — Возьми, нарисуй. Я ей отдам, и она тебе наверняка поставит пятерку.

— Вот еще, — сказал Алик. — Я такое придумал! Я ей стул водой оболью! Она про меня гадости в учительской говорит. Давай я лучше тебе, Дина, нарисую.

— Мне не нужно, она только мальчишкам двойки ставит, — не соглашалась Дина.

— Ну а вдруг поставит за компанию? — сказал Алик. — Где твой альбом?

— Ну, тогда я тебе сам нарисую, — предложил Данила. — Я с твоей срисую. У меня, конечно, не получится, как у тебя.

Алик сосредоточенно рисовал, высунув от напряжения кончик языка, рядом, добросовестно стараясь срисовать готовую вазу, примостился за столом Данила, Дина, сидя на полу, решала задачи по математике.

— Готово. — Алик слегка провел ластиком по рисунку.

— Вот это да! — воскликнул Данила. — Ты прямо художник. Алька. И для Динки ты больше старался, еще лучше получилось.

— Ничего я не старался, — отвернулся к окну Алик. — Просто второй раз рисовать легче, чем первый.

— А это еще зачем? — Динка ткнула пальцем на то место, где мальчик провел ластиком. — Здесь же тень. Давай я сама закрашу.

— Там белая стена рядом. — Алик отобрал у нее карандаш. — Я давно заметил, что так получается, когда предмет стоит у стены.

— Ладно, пусть останется, — согласилась Динка. — Так быть не может, но пусть будет неправильно, а то она еще подумает, что нам твой папа нарисовал.

— Не подумает, — Алик с улыбкой рассматривал то, что нарисовал Данила, а потом вывел на альбоме свою фамилию. — Ладно, отнеси этой дуре.

Данила зашнуровывал ботинки, сев на корточки в коридоре и положив три альбома на пол. Дина, одетая, ждала его, держа два рюкзака. Алик провожал друзей. Дверь в комнату архитектора была приоткрыта, оттуда доносились голоса.

— К вам кто-то пришел? — спросил Данила.

— Это Роберт, он часто приходит к папе, — ответил Алик.

Данила оставил свой ботинок и прислушался. В последнее время его интересовали отношения взрослых, а дядя Роберт был человеком, о котором разговоров было больше всего. Особенно теперь, когда он так неожиданно ушел из семьи.

— И что тебе сказал психиатр? — спросил архитектор.

— Сказал, что не считает это психическим отклонением, — ответил гость, — говорит, такое нередко бывает с творческими личностями.

— Обратись к другому, — посоветовал Виктор. — Если такое поведение доставляет неприятности кому-то, то это явная патология. Хотя и другой врач тебе скажет то же самое.

— Ты так думаешь? — расстроенно спросил Роберт. — Но я так больше не могу.

— Я думаю, лучше тебе забыть всю эту историю и вернуться в семью, тогда все утрясется само собой. Ты где сейчас живешь, у нее?

— Нет, я снял квартиру, живу один. Прихожу в гости. Нужно время, чтобы девочка меня полюбила, — сказал Роберт.

— Не создавай себе дополнительных проблем. Роберт. — Архитектор заметил в коридоре детей и вышел к ним. — Уходите без новых травм?

— Мы рисовали, дядя Витя, — ответил Данила, вставая с пола и поднимая альбомы. — Мы все пропустили урок рисования и рисовали сейчас.

— Можно, я посмотрю? — Архитектор протянул руку. — Неплохо, совсем неплохо, — сказал он, разглядывая альбом Данилы. — А где вы взяли вазу? У нас таких нет.

— Нигде мы ее не брали, она у нас в кабинете рисования с первого класса пылится, — сказал Алик.

— Неужели ты так рисуешь по памяти? — удивился Виктор Горшков, глядя на Данилу.

— Это ваш сын нарисовал, — возразил Данила.

— Да? — расхохотался Виктор. — Я очень уважаю. Даниил, твое желание выставить своего беспутного друга в выгодном свете, но он безнадежен. Я даже перестал покупать ему альбомы, он их все равно выбрасывает.

— Я их не выбрасываю, — нахмурился Алик.

— Потерять можно один, но не двадцать, — начал заводиться Виктор. — Если ты балбес и бездарь, то не будь хотя бы еще и лгуном.

— Вы не смеете так с Аликом разговаривать, — вспыхнул вдруг сдержанный Данила. — Он…

— Заткнись, — толкнул его Алик.

— Извини, Даниил, с тобой, наверное, дома так не разговаривают, — сказал Виктор. — Но моею отпрыска вынести трудно, сам видишь. — Он раскрыл альбом Дины. — Диана, а у тебя прирожденный талант. Такое редко бывает, чтобы не учиться нигде специально, не знать законов наложения теней и так правильно их передать. Особенно этот блик…

Он открыл альбом с фамилией своего сына:

— Ну, а с тобой все ясно, обычные каракули. Диана, я поговорю с твоими родителями, тебе бы надо в художественную школу помимо колледжа.

— Выметайтесь отсюда, быстро. — Алик начал выталкивать близнецов, видя, что они собираются что-то сказать, и всовывая им альбомы.

— До свидания, молодые люди, — сказал архитектор. — А ты зайди ко мне, — бросил он Алику через плечо.

— Ну, что? — спросил Алик, зайдя в комнату и глядя в пол.

— Хотя бы поздоровайся с гостем, — сказал Виктор.

Алик мрачно посмотрел на Роберта и отвернулся.

— Я тоже больше не могу, — пожаловался Виктор Роберту и обратился к мальчику: — Я тебя позвал только затем, чтобы спросить — тебя опять не допускают до уроков рисования? Я ведь видел, что твой альбом забрали Дегтяревы. Так? И мне опять придется идти в школу?

— Моя дочь сказала бы, что ты владеешь методом дедукции, — грустно заметил Роберт.

— Так, — сказал Алик.

— Все ясно, можешь быть свободен и постарайся мне поменьше попадаться на глаза, сделай одолжение, — раздраженно выпалил Виктор.

Алик ушел на улицу.

— Тебе не кажется, что ты с ним излишне строг? — спросил Роберт. — Все мы в детстве дрались, и всех нас выгоняли с уроков рисования.

— Тебя, может, и выгоняли, а меня — никогда, — сказал Виктор.

— Ты хотя бы пробовал с ним заниматься?

— Чем? Футболом? Я в детстве, кроме карандаша, ничего в руках не держал, а к мячу и близко не подходил, — усмехнулся Виктор. — А на него зато учительница физкультуры просто не нахвалится. Может, займешься наряду с удочерением еще и усыновлением?

— Господи, опять ты! — поморщился Роберт.

— Это я по привычке, меня уже мало волнует эта проблема. И этот мальчик волнует меня только по причине беспокойства, которое он мне причиняет. Я и без того вымотался на симпозиуме, а тут такие сюрпризы. А тебе все же советую не делать глупостей и вернуться в семью, пока это не кончилось самоубийствами, убийствами, тюрьмой или, в лучшем случае, сумасшедшим домом.


Таня, периодически доставая платок и начиная плакать, ждала племянницу на вахте здания интерната хореографического училища.