— Да, и теперь она знает об этом.

Ронни немного пасовал перед яростью Ганса. Удивительно, как этот пожилой человек действует на окружающих.

— Это не моя вина.

— Я знаю. Но присмотри за ней. — Ганс указал на Элизабет, снимавшую солнцезащитные очки. — Что говорит твой секундомер?

— Пять сорок, две десять, а супергигант она улучшила на полторы секунды. Она показывает замечательное время.

— А может еще лучше. И осталось всего два дня. Больше ничего отвлекающего, никакой зависти. — Ганс посмотрел на Карен Картер. — Элизабет должна выехать из шале, где живут остальные, и переехать ко мне.

— Да, начальник. Если это хорошо для команды…

— Для команды? Ах, да мне плевать. Так надо для Элизабет.

Мужчины снова посмотрели на девушку. На деревянных досках пола в прохладной комнате ее длинное гибкое тело ритмично наклонялось вперед и назад. Элизабет была в костюме красно-бело-голубого цвета, делавшем ее похожей на трепещущий флаг. Ганс намеренно выбрал время, когда следует надеть этот костюм. Это всегда имеет значение. Надеть костюм национальных цветов — все равно что вооружиться перед битвой. Не важны результаты, места, важнее всего становятся сами соревнования. Фрейлейн Лоуфен уже не просто Хейди, а швейцарка, Мари ле Бланк — француженка, а Элизабет — британка, с флагом страны идущая в бой. В этом заключается магия Олимпийских игр.

Ты сам можешь ослабеть, устать, но ради страны будешь бороться, пока не упадешь.

— Ну и как вы думаете, — спросил Ронни Дэвис, — она получит медаль?

— Конечно.

— А какого цвета?

Ганс изумленно посмотрел на него.

— Она получит золото. Мне удивительно, что ты об этом спрашиваешь. Никогда в жизни я не был так уверен в успехе, как сейчас.


— Очень симпатичный, — сказала Моника. Она осторожно развернула шелковый шарф, освободив его от многих слоев оберточной бумаги.

Их апартаменты в «Парк-отеле» были лучшими из тех, что могли предложить в Линсе. Все места в городе распроданы несколько недель назад. Телевизионщики кишели в таких местах, как муравьи, осаждая шале лыжников и Олимпийскую деревню. Зрители прибывали каждый день, многоязыкая толпа заполнила буквально все: от «Парк-отеля» до самых дешевых шале. И даже если вы родители Надежды нации на медаль, все равно в гостинице нет мест и для вас.

Конечно, когда речь не идет о Тони Сэвидже.

— Мы посмотрим, как выступит Элизабет, и сразу вернемся обратно, — сказал Тони.

Лицо его казалось бесстрастным, когда он перевел взгляд на горы. Шале спортсменов-олимпийцев были отгорожены от мира. Какой-то человечек по имени Дэвис вежливо ответил ему, что он не может поговорить с этой сучкой. Но в Лондоне между ними все будет сказано. Все переменится.

— Ой, неужели, дорогой? — сказала Моника, любуясь собой в зеркале. Светло-лиловый костюм из овечьей шерсти облегал тело. Впалый живот, худенькие плечи; когда она двигалась, подол юбки колыхался. Последний подарок Тони — ожерелье из бриллиантов и лазурита.

Лазурит, хотя он и несколько вульгарен, будет очень красив с этим костюмом. Моника знала, что сегодня вечером ее станут снимать. И завтра вечером тоже. И каждый день на нее будут направлены камеры, гордых родителей репортеры станут засыпать вопросами. — А я думаю, нам все же стоит остаться. Разве не так?

— Ну если ты хочешь, — с отсутствующим видом согласился Тони.

Факс в гостиной выплевывал подтверждения того, что он хотел услышать. Пилюлям Элизабет закрыты все торговые пути, реклама прекращена повсюду мгновенно и резко, словно пилюли — смертельный яд. Слово его сделало свое дело, работа Элизабет задута, как свеча.

Зазвонил телефон. Моника сняла трубку.

— Моника Кэрхейвен… А, дорогая, это ты. Как трогательно. Да, он здесь. — Она передала трубку мужу. — Дорогой, Элизабет. Она хочет поговорить с тобой.

— Спасибо. — Тони прикрыл рукой трубку. — Дорогая, почему бы тебе не найти Чарли и Ричарда и не отправиться по магазинам?

Ее явно выпроваживали. Моника с улыбкой кивнула и вышла из номера.

— Привет, Элизабет, — сказал Тони. — У меня для тебя плохие новости.

Глава 32

За окнами шале было еще темно, глубокие синие тени альпийских гор загораживали восходящее солнце. Прошлой ночью снова шел снег. Элизабет могла определить это по легкому морозному запаху, по небу, которое было бледнее обычного. Она спала урывками, металась и крутилась в ортопедической кровати. Элизабет пыталась уснуть, но не получалось. Разговор с Тони накалил ее ярость до белизны. Она не могла ее унять.

Он разрушил ее дело. Он превратил в пыль все ее усилия. Он даже не поговорил с ней. Да, Элизабет ожидала, что отец будет раздражен, но ничего подобного не предполагала.

Остановить ее, когда все пошло так успешно! Тони готов уничтожить рынок, потерять тысячи фунтов стерлингов, только бы не дать ей продвинуться в бизнесе, не пустить в свое дело. Она ощущала такую же невероятную горечь, как и сразу после разговора с ним. Когда Игры закончатся, ей предстоит решить, чем заняться.

Отец сразу вступил с ней в бой. Почему? Он боится, что она устроит истерику. Не такая уж веская причина, подумала Элизабет, на него не похоже. Интересно, что же тогда сделает Тони сразу после того, когда она станет обладательницей золотой медали? Она ведь получит известность. Говорят, если ты чемпион мира — это на год. А олимпийский чемпион — на всю жизнь.

Желание отомстить. Невероятно сильное. Оно буквально слепило ее. Элизабет начала шагать на месте, размахивать руками, ногами, разминаясь. Это можно делать, не просыпаясь до конца. Разгоряченная кровь побежала по телу. Ей не нужны больше никакие стимулы. Он есть.

Самый главный. Золото позволит ей вернуться к возникшей проблеме с Тони. И к Нине Рот. «Как она могла вычислить правду из записок, которые я дала ей?» Элизабет не сомневалась, что Нина продала ее отцу. О, какое удовольствие должна была она получить, подставив такую грандиозную подножку…

Элизабет остановила себя, подняв одну ногу на подоконник, делая сгибания и разгибания. Хватит, девочка, не сейчас. У тебя один день до старта девяносто пятой Олимпиады.

Раздался стук в дверь. Ганс просунул в комнату голову.

— Эй, я не хотел будить тебя. — Он кивнул на окно. — Катаешься только утром. Остальную часть дня отдыхаешь.

— Хорошо, босс.

— А куда ты сегодня?

— На Сон-Жион.

По этой горе проходила лыжня для мужчин на Кубок мира. А теперь впервые по ней прокатятся женщины.

Официальный олимпийский спуск. Завтра днем Элизабет тоже будет там, и не для тренировки. Она должна будет скатиться по-настоящему.

— Другие тоже поехали туда.

— Это естественно, там, наверное, столпотворение, — сказала Элизабет. — Все хотят воспользоваться последней минутой. Испробовать лыжню.

— Не позволяй отвлекать себя, дорогая, — наставительно сказал Вольф.

— Не беспокойтесь. — Элизабет повернулась к своему тренеру.

Удивительно, подумал Вольф, даже с полосками от очков на загорелом лице она такая красивая. Две пряди светлых волос совсем побелели на горном солнце. И зеленые глаза горят так решительно.

— Теперь меня ничто не отвлечет.


Элизабет докатилась до первого подъемника. Народу полно. Она весело махнула рукой Робину Казинсу, который прошел мимо нее в сторону спортивной арены. Мартин Белл стоял в очереди на фуникулер до Кассонс.

Швейцарский герой Пирмин Зубригген болтал с Оптом Скаардалом из Норвегии. Женщины столпились вокруг подъемника. Большинство прижимали к себе лыжи, как щиты. Французские флаги, шведские, австрийские, швейцарские Сердце Элизабет слегка подпрыгнуло, когда мимо нее прошли шесть девушек в кроваво-красных костюмах с белыми полосками. Она сразу узнала Луизу Левьер; швейцарка повернулась к ней и вежливо кивнула. Но никто из них не захотел перекинуться даже несколькими фразами.

Кто-то похлопал Элизабет по плечу, когда она встала в очередь. Карен Картер.

— Поедем вместе?

— Конечно, — вежливо ответила Элизабет. Она втянула холодный утренний воздух, он защипал ноздри. От их дыхания шел пар, как у коров, стоящих зимой в загоне на ферме.

— Пресса прослышала, что Ганс забрал тебя из шале от команды.

— Интересно, как это могло просочиться? — спокойно спросила Элизабет, не собираясь поддаваться на провокацию. Она указала на очередь до Кассонс. — Смотри, вот Мартин и Грэхэм. Мартин вчера был в первой десятке на тренировке. Интересно, что они обсуждают?

— Скорее всего Джека Тэйлора, — ответила Карен, поглядев на Элизабет с нескрываемым удовольствием.

Та пожала плечами. Может, так и есть. Разговоры о том, что Джек показал лучшее время на тренировке, никого не могли удивить. Если он получит медаль так же легко, как от него ожидают, он станет легендой. Новым Францем Кламмером. Но Карен она сказала:

— Смотри внимательно, дорогая, чтобы нам не пропустить очередь.

Подъемник сделал круг, подбирая спортсменов. Элизабет и Карен забрались в вагончик и оказались вместе с какими-то французами — руководством команды, судя по всему. Вместе с ними влезла половина испанской команды. Две крупные девушки, занимавшие на соревнованиях места двадцатое и тридцать первое, всю дорогу пялились на Элизабет и с благоговением перешептывались. Карен явно злилась.

Элизабет невозмутимо улыбнулась ей и стала смотреть на свежий снег, покрывший лыжни предстоящей Олимпиады. Вагончик покачался туда-сюда и понесся вверх на холодную белую крышу мира. Это последняя тренировка перед Играми, и она будет думать только о лыжах.


На Сон-Жион Карен быстро вышла и укатила, ничего не сказав Элизабет. Ей незачем было ехать за Сэвидж — разве хочется проигрывать на ее фоне? Элизабет улыбнулась испанкам и тем, кто толпился у начала лыжни.

Она испытывала теплые чувства к девочкам, так слабо подготовленным. Дети, для которых само присутствие на Играх уже счастье. Они с невероятной гордостью станут маршировать в костюмах национальных цветов. Когда Элизабет встречала лыжниц, со стороны которых могла возникнуть угроза настоящего соперничества: австриек, Луизу, Хейди или других, — она отводила взгляд. Соперницы действовали на нее как электрический ток, В прекрасной форме, опытные, с великолепной техникой, они стояли между нею и ее мечтой. Нет смысла изображать фальшивую дружбу, когда ареной служит злость, а лыжи на ногах — мечами.

Элизабет натянула темно-синий шлем и защелкнула крепления своих «Россиньоль». Эта лыжня была прямая, длинная, почти три тысячи пятьсот футов, и в очень живописном месте. Но у нее, конечно, нет времени смотреть по сторонам.

Элизабет глубоко вдохнула, оттолкнулась и сразу же стала набирать скорость. Она ехала на автопилоте, ее тело приспосабливалось к обстановке, то наклоняясь вперед, то срываясь вниз, то сливаясь со склоном. Утренний свежий снег вздымался вокруг Элизабет, легкий, как перышко, отлетая от концов лыж. Она пробивала себе путь среди других девушек, ныряя, наклоняясь с такой точностью, что они только ахали вслед. Сильная спина Элизабет превратилась в горизонталь, возбуждение охватило ее, как масло обволакивает мотор. У нее получается! Боже мой, вон Карен смотрит на нее, эта скучная лыжница, которая катается будто по учебнику. Элизабет пролетела мимо нее. На этом отрезке лыжня совершенно свободная, красное и зеленое она заметила ближе к финишу. Это итальянцы. Элизабет повернула, чтобы объехать кромку леса, и чувствовала себя в полной невесомости, не ощущая ни скорости, ни веса. Сначала надо миновать горный кряж, а потом будет поляна…

Но впереди на дистанции виднелась какая-то фигура. Кто-то шел на лыжах прямо у леса. Фигура слишком большая и двигалась очень быстро для женщины. Костюм в звездах, американец. Джек Тэйлор.

Элизабет тут же горячо отреагировала. Сердце забилось в долю секунды, если считать по реальному времени, но сейчас действовало лыжное время, а оно делилось на доли секунды. Девушка слегка взяла вправо, лыжи ее прочертили диагональ, взбив снег позади. Она сумела перепрыгнуть через кряж прямо перед ним. Сила инерции прибавила скорости, и Элизабет как пуля вылетела перед ним и приземлилась.

Он мчался прямо за ней. Элизабет не оборачивалась, но ясно видела его тень на снегу. В ярости Элизабет гнала изо всех сил; талия у нее хрустнула, когда она вписалась в последний поворот, ближе к оранжевой сетке. Здесь было тихо, лыжи плавно скользили по снегу, но ярость была настоящей. Джек настигал ее неумолимо. У него, конечно, сильные мускулы, и он собирался выиграть эту гонку…

Нет! Тело Элизабет вопило: «Нет! Нет! Нет!» Она с силой оттолкнулась палками и бросилась вперед, когда Джек поравнялся с ней. Сухожилия на ногах ныли, но она все же пронеслась через финишную черту, опередив его меньше чем на голову.

Элизабет расстегнула шлем. Джек Тэйлор, в свою очередь, сорвал с себя очки и уставился на нее. Она повернулась и, не говоря ни слова, покатила дальше.