Женя была там. Она стояла спиной к нему, перегнувшись через стойку и что-то задумчиво разглядывая в своих бумагах… Кровь ударила ему в виски, он перестал соображать, перестал контролировать себя, чувствуя лишь адское перенапряжение, заставляющее подрагивать все мышцы его тела, чувствуя жадность, потребность, необходимость связать ее с собой во что бы то ни стало, сделать по-настоящему своей, чтобы она узнала, чтобы почувствовала…

Он подлетел к ней, грубо развернув ее к себе лицом, и со всей силы прижал к стойке, неистово обхватив ее голову руками и с бешеным вожделением замерев лишь в одном мгновении от ее губ… Ее глаза расширились, Сережа медленно, страшно томительно и ужасающе желанно скользнув взглядом от ее губ к глазам, тяжело дыша и лишь ощущая ее тонкое, нежное тело под собственным напором… Ее ресницы дрогнули в испуге… Ей страшно! Сережино сердце подпрыгнуло, ударившись в груди так сильно, что он чуть не задохнулся, он понял, понял!! Она боится, что может сдаться, сломаться!.. Бешеная эйфория, совершенное ликование – да, да, он получит ее!! Она будет принадлежать ему, он видел в ее глазах этот старательно подавляемый огонь… Она пыталась успокоиться… Нет, он не даст ей успокоиться, черт возьми! Сережа только сильнее прижал ее к стойке, услышав ее трепетный вздох… Ее губы чуть дрогнули, он неистово хотел вспомнить их вкус, жар долбил каждую его клетку, его буквально разрывало от желания, он не мог больше ждать, его сводила с ума сама мысль, что кто-то еще, кроме него, смотрит на нее, рассматривает ее в качестве потенциальной… (Да, конечно, во многом на это его, мягко говоря, сбрендившее состояние повлияли слова Вадима о том, что он бы «куда-нибудь пригласил его Женю», урод вонючий!!! Ух!!!) Он чертовски боялся потерять ее, он слишком живо помнил эту боль, он не допустит, не допустит, чтобы кто-то другой…

- Сережа… - шепотом выдохнула она. – Ты… ты чего?..

Он слегка наклонил голову, безумно, тупо, огненно уставившись на ее губы, его сердце долбило, как сумасшедшее, его руки уже ласкали ее румяные щечки, зарываясь в мягкие волосы, его разум уже представлял, что он с ней сделает, когда им удастся, наконец, остаться вдвоем… Ах, эти волосы! Эта кожа… Эти ресницы… Он бы зацеловал ее здесь, о бы целовал ее, пока она не станет умолять его о пощаде... Женя, Женя…

- Женя. – безапелляционно, хриплым от страшного желания голосом проговорил он, а она вздрогнула, закрыв глаза и еле слышно, но так сладко застонав… Всплеск, взрыв, удар, огненная лавина… Черт возьми!!! Нужно остановиться, вокруг же чертовы принтеры, бумажки, кофемашины… Чертов треклятый офис!!! – Мы должны пересмотреть наше соглашение по поводу отсутствия…

- Сереж… - она не отстранялась, он ощущал ее трепет, чувствовал физически ее желание прильнуть к нему, ласково потереться, принять его напор, щечки ее стали ярко алыми, но она гордо пыталась еще посопротивляться… Мило… Безнадежно…

- Женя!!! Как ты не понимаешь?!? Я люблю тебя, я хочу тебя, и меня чертовски бесит, что я не могу прикасаться к тебе, я так больше не могу, слышишь?!? И не собираюсь в дальнейшем потакать твоим дурацким принципам!!! – горячо шепнул ей в губы Сережа, а его руки становились все настойчивее, поглаживая ее шею, зарываясь в ее волосы со все возрастающей грубостью… Она резко открыла глаза… Страстные, желающие, полные ее любви… Ее взволнованное дыхание… Он ловил каждый выдох! Если бы он мог, он бы собрал в коробку весь, весь воздух, когда-либо бывший в ее чудесных легких, чтобы периодически открывать и дышать ее воздухом, ее жизнетворным дыханием… Может он и обезумел, может и с головой давно проблемки, но что он мог поделать, особенно сейчас?.. Секунда… Еще секунда… Женя откинулась в его руках, она почти сломлена, почти готова смириться… Сейчас она в его руках… И она останется в его руках навсегда. Никаких чертовых столетних воздержаний-ожиданий-благородных импульсов. Ему нужна ее любовь, как дневной свет… Ее шея открыта, соблазнительна, бархатистая кожа… он подался к ней, в порыве уничтожить последние крупицы тонкого и слабого заслона между ними… Бьется учащенно жилка… что бы он сделал, если бы они остались одни?.. О, он бы не оставил и сантиметра на ее восхитительном теле без следа своего поцелуя, в его туманной голове лишь горел сигнал услышать ее сладостные вздохи, ощутить ее огонь, ее реакцию, получить ответные ласки, тепло, ее женскую, притягательную нежность…

Но с этой минуты судьба стала играть с ним в новую игру под названием «укроти меня, если сможешь».

В его кармане настойчиво затрещал мобильник.

Женя вздрогнула, разочарованно посмотрев на Сережу, а уж его разочарованию не было предела. Он готов был разломать чертов телефон на мелкие-мелкие кусочки или даже расплавить его газовой горелкой, если не поможет, но… Проигнорировать звонок он не мог: в связи с протеканием долгих и муторных процессов по учреждению новой фирмы, звонить ему могли именно по этому поводу… И он даже не представлял себе, что именно с этого звонка начнется его самая главная борьба за счастье.

- Твою ж мать. – выругался он и с огромным сожалением выпустил Женю из рук, чтобы достать это приставучее чудо техники из кармана брюк, а Женя, шутливо потрепав его по волосам, игриво улыбнулась и ушла к себе за стойку, на ходу бросив:

- Хорошая попытка, Сереж. Скоро продолжим. Где-то через год примерно… Если ты, конечно, не будешь слишком сильно занят. – она дразняще подмигнула ему, а Сергей зарычал от гнева и чертового дурацкого стечения обстоятельств, но на экране мобильника весело прыгал и плясал номер Ксюши, и он, бросив последний, убийственно раздосадованный взгляд на Женю, устремился к себе в кабинет, думая о том, что Ксюша даже не специально, а все-таки умудряется постоянно портить ему жизнь.

Злобно хлопнув за собой дверью и все еще чувствуя невыплеснутое желание, Сережа глубоко вздохнул для релаксации и снял трубку:

- Что такое, Ксеня? – грубо и недовольно спросил он.

- Ой, Сереж… Ты чего такой смурной опять? Жизнь же прекрасна! Ты получил свою задокрутку с проводами вместо мозгов, завел любимую шарманку «развод, развод, опять развод», и скоро выдолбишь для себя официальные «папочкины» два дня в месяц на то, чтобы хотя бы узнавать Настю в лицо, поскольку дети очень быстро растут и сильно меняются… - на одном дыхании злобно-восторженно съязвила Ксюша, довольно захихикав. – Одна печалька – Викторопетровичевский бизнес коту под хвост… Ну тебе и дела нет, ведь так, дорогой? Так что за траур в голосе?

- Это по бизнесу. Готовлю роскошные похороны. – тоже раздраженно съязвил Сережа и сел за стол, сунув глаза в папку с входящими письмами на своем электронном ящике. – Говори прямо – чего надо, Ксюша? У меня нет времени на то, чтобы тягаться с тобой в злобноречии.

Ксюша тоже гневно вздохнула и уже более спокойно проговорила:

- Через три дня у Насти в садике Праздник осени. Она будет рассказывать стих о грустном окончании теплого лета, внаглую сваливших на юг птицах и задрыхнувшем на всю зиму медведе… А еще бабушка, моя мама, разумеется, а не твоя, сшила ей восхитительный костюм цуккини. Там все дети овощами будут. – Сережа усмехнулся, ощутив накатившее тепло в душе. Ни пренебрежительный тон, ни напор, ни насмешка в голосе его будущей бывшей жены не смогут разрушить его страстную тоску по дочке… Как же давно он ее не видел, с ума сойти! Не слышал ее голоса, не обнимал ее худые, детские плечики… Тепло, тепло, жарко в груди, и Сережа хотел было осведомиться, когда он сумеет, наконец, получить к ней доступ, как Ксюша сама выдала:

- Ну, в общем, к чему я клоню? Можешь сходить с ней на утренник вместо меня, а потом… Так уж и быть, разрешаю тебе провести с ней вечер. Мне все равно будет некогда: сдача налоговой декларации за прошлый квартал по «Нойзи-Хаусу» висит… Так что вот он, твой звездный час, Сережа.

Сережа ошалело посмотрел на телефон, задним мозгом подумав, что что-то в этом во всем нечистое есть, поскольку не далее, как на всем протяжении нескольких последних месяцев Ксюша стоически охраняла Настю от нежелательного контакта с «плохим папой», крича на полные связки, что не допустит его к дочери больше «НИКОГДА, НИКОГДА, НИКОГДА, нечего всяким предательским тварям тереться около моей дочки, мы и прекрасно вдвоем проживем, слышишь, скотина, урод, мордоед?!? НИКОГДА!!!», а теперь вдруг целый день? Да еще вдвоем??

Сердце как-то интуитивно сжалось, предчувствуя недоброе, но будь он тысячу раз проклят, если не воспользуется возможностью и не проведет эти часы с Настей!

- Неужели. – язвительно буркнул Сережа, ухмыльнувшись, а нутро предупреждающе пружинило в каком-то марше. – Действительно, не прошло и года. Во сколько у нее утренник?

- В девять тридцать. – ворчливо сообщила Ксюша. – Если ты забыл со всеми своими бабами, то у них в группе всегда проводятся праздники в одно и то же время. Ладно. Подъезжай. Но вечером чтобы Настя была дома! Вздумаешь увезти ее в свое логово – я тебе все лицо расцарапаю и ментам до кучи скажу, что ты моего ребенка украл! Ясно тебе, непутевщина?

Сережа не сдержал в себе раздраженного смешка.

- Красть Настю не входило в мои планы, извини. У тебя все?

- Все!!!

- Тогда досвидос. – и он сбросил вызов, чтобы, не дай Бог, не услышать в ответ еще какие-нибудь лесные названия собственной личности.


Глава 5. «Минус»

Игнорируя все мыслимые и немыслимые душевные порывы просигнализировать своему хозяину о надвигающейся опасности, Сережа, заручившись Жениной словесной поддержкой, уже в девять утра торчал во дворе того самого дома, где прожил долгих девять лет и который даже всуе называл «своим», нервно прохаживаясь перед «Экстрейлом» и взволнованно ожидая, когда спустится Настя. Встреча с дочкой так взбудоражила его, что он не спал всю ночь, беспокойно ерзая в кровати и продумывая то, что скажет ей, то, как она встретит его, и ее возможные к нему вопросы… Он поймал себя на мысли, что до жути боится ее обиды, что не знает, что будет делать, если она не захочет говорить с ним… Сережу давила огромная, каменная плита вины перед ней… Он не мог себе представить, что чувствует ребенок, когда одной половинкой его сердца вдруг становится меньше…

В нашей стране так много подобных ситуаций и подобных разводов, что нам это кажется уже нормой… А бедные дети, видя перед глазами пример неполной семьи, вырастают с четким ощущением, что это совсем не страшно – повернуться спиной и выйти в дверной проем навсегда, даже не вспомнив о том, что большие, полные слез и непонимания глаза сына или дочери глядят тебе вслед, нуждаются в тебе… Но это не имеет такого уж большого значения, потому что ты убежден – в твоем решении играет главную роль жизненная необходимость… Твоя лишь необходимость… Только твоя…

И Сережа, попавший в подобную ситуацию и три месяца уже не видевший собственную дочь, осознавал все это, но и не только. Связь. Родство. Тепло. Забота. Все то, что должна была получать от него Настя, все это рухнет, канет в небытие, развеется по ветру, если он сам не станет хвататься за эти нити. Самое легкое – это стать чужим собственному ребенку. Но Сергей намеревался до всех возможных пределов устроить все так, чтобы Настя по-прежнему чувствовала всей душой, что он – ее отец.

Дверь подъезда с пиканьем распахнулась, и…

- Папа, папа, папочка!!!

Сердце защемило так, что даже защипало в глазах, а улыбка сама широко растянула его лицо по-горизонтали… Этот голосок… Родной… Любимый…

Настя!!! Настя, его дочка, его клеточка, его маленькая частичка, она сейчас неслась быстрее ветра с огромными, счастливыми серыми глазищами и раскинутыми для объятий руками…

Она бежала к нему, она ждала его, она скучала!..

- Настя! – Сережа кинулся ей навстречу, ощущая в груди такую боль, что дышать не представлялось возможным, и вот она, его прелестная маленькая дочка в очаровательном темно-зеленом платьице, белых колготочках, туфельках в тон наряду и смешной шапочке овальной формы с маленьким коричневым хвостиком, символизирующей цуккини во всей красе и похожей на лепешку, она обхватила его за шею своими маленькими ручками, а Сережа стиснул ее в объятиях со всей силы, понимая, что из него, возможно, впервые за десятки лет, собираются брызнуть слезы, но он мощно держал их в себе, крепко зажмурившись…

Она так знакомо пахла… ребенком. Родной, чудесный запах… Ее маленькое, тонкое тельце содрогнулось… Сережа резко отстранил ее, заглядывая ей в лицо, и с неописуемым ужасом, тревогой и бешенством, направленным на себя, увидел прозрачные, блестящие слезы на ее щечках.

- Насть… Ну что ты… Что ты… - хрипло из-за невероятно тугого комка в горле произнес он, зацеловывая ее щеки, не имея сил остановиться, страшно желая увидеть улыбку на этом нежном личике, а она всхлипывала, ее маленькие, белоснежные ладошки впивались в его шею, будто боясь ее отпустить, а серые глаза светились жгучей, смертоносной для любого родителя печалью.