– Все более-менее? Вы целы? – спросил он. Это же спрашивали друг у друга все. И кто-то в ответ плакал от страха, кто-то от пережитого шока, кто-то от облегчения, что живой и живы родные.

– Наши дети, – пролепетала Сара, всхлипывая. – Они остались с няней. Но как добраться до дома? Пешком?..

Прошел слух, что гараж, где они припарковали машины, обрушился, и там, внутри, люди. Да и что толку сейчас от машины, хоть бы и от такси? – проехать по разрушенным улицам маловероятно. В какие-то несколько секунд Сан-Франциско превратился в город-призрак. Время перевалило за полночь, и прошел ровно час после землетрясения. Работники отеля «Ритц-Карлтон» вели себя безупречно. Они прочесывали людскую толпу, ища, где нужна помощь. Спасатели и пожарные пытались рассортировать пострадавших.

Спустя еще несколько минут пожарные объявили, что в двух кварталах отсюда есть надежное укрытие, и объяснили, как туда дойти. Они поторапливали людей спрятаться, освободить улицу. Опасность еще одного толчка страшила. Но Эверет продолжал снимать. Вот такая работа была ему по душе. Нет, он не хотел, чтобы люди переносили такие несчастья. Он просто честно фиксировал происходящее, зная, что это станет фактом истории.

Наконец толпа сдвинулась с места, и люди, обсуждая случившееся, побрели прятаться. Они наперебой старались выговориться – кто что подумал в первую минуту, что сделал потом… Стресс требовал выплеска. Один мужчина был в душе в своем номере и в первые секунды подумал, что прорвало трубу – сейчас он был босиком и в купальном халате. А женщина ему вторила: она подумала, что под ней сломалась кровать… Кто-то решил, что это такой аттракцион…

Эверет взял протянутую ему бутылку воды, сорвал крышку и жадно напился – горло забила известковая пыль. Пожарные накрывали погибших брезентом. Мертвых насчитывалось уже около двадцати человек. Ходили слухи, что под завалами остались люди, и это приводило всех в ужас. Участников благотворительного вечера опознать было легко по их изодранным и перепачканным едой нарядам – они были похожи на спасшихся пассажиров «Титаника». И вдруг Эверет заметил Мелани Фри и ее мать. Мать истерично рыдала. Мелани была спокойна и в ясном сознании. На ней все еще был его парадный пиджак.

– С вами все в порядке? – задал он ей сакраментальный вопрос. Она улыбнулась ему и кивнула.

– Да. Зато мама сама не своя. Ждет продолжения этой жути. Вернуть вам пиджак?

Если она его снимет, то останется почти голой. Он отрицательно покачал головой.

– Я могу одеяло накинуть, – прочитала она его мысли.

– Не надо. Он хорошо на вас смотрится. В вашей группе кто-нибудь пострадал? – Он знал, что у нее немалая свита, хотя сейчас он видел только ее мать.

– Моя подруга Эшли поранила локоть, и ее сейчас перевязывают. Мой парень изрядно напился, и ребятам из моего оркестра пришлось вытаскивать его на руках. Он где-то здесь, блюет, – она неопределенно махнула рукой. – С остальными все в порядке. – Вне сцены она опять напоминала подростка.

– Вам лучше пойти в убежище. Там безопаснее, – посоветовал Эверет им обеим, и Джанет Хастингс начала подталкивать свою дочь. Она была согласна с Эверетом: лучше спрятаться, пока еще раз не тряхнуло.

– Ты иди, а я еще тут покручусь, – мягко сказала Мелани. Это вызвало у ее матери усиленный поток слез. Надо же!.. Мелани Фри хочет остаться помочь. А собственно, почему бы и нет? И вдруг Эверет спросил себя, а не хочет ли он выпить, и был крайне рад, поняв, что не хочет. Это было впервые. У него не было ни малейшей потребности выпить, даже имея в оправдание столь удобный повод, как землетрясение. При этой мысли на его лице расплылась улыбка довольства, и можно было подумать, что он наслаждается происходящим. Джанет тянула дочь в сторону убежища, но Мелани вывернулась и скрылась в толпе. Мать была в полном отчаянии.

– С ней все будет хорошо, – успокоил ее Эверет. – Я сейчас найду ее и отправлю к вам в укрытие. А вы идите пока…

Джанет колебалась, но движение толпы и ее собственное желание подхватили ее и унесли вместе со всеми. Эверет подумал, что, независимо от того, найдет он Мелани или нет, с ней ничего не случится. Она молода и сообразительна, да и ребята из ее группы где-то поблизости и не оставят ее. Он не видел ничего зазорного в том, что она хочет помочь пострадавшим. Вокруг было много людей, кому требовалась разного рода помощь, несмотря на усилия прибывших спасателей.

Продолжая снимать, он опять столкнулся с той рыжеволосой маленькой женщиной. Сейчас она присела возле маленькой девочки, подле которой хлопотала и ее мать. Он сделал несколько снимков и опустил камеру.

– Вы врач? – спросил он рыжую. Оказывая помощь, она выглядела очень профессионально.

– Нет, я медсестра, – просто ответила та. Ее ярко-синие глаза на мгновение встретились с его взглядом. Она улыбнулась. В ней было что-то смешное и вместе с тем трогательное. И у нее были самые притягательные глаза, какие он когда-либо видел.

– Я рада, что оказалась сегодня здесь.

Лицо женщины было вне возраста, и он не мог бы сказать, сколько ей лет. Он прикинул, что где-то далеко за тридцать, может быть, даже слегка за сорок. В действительности ей было сорок два. Она останавливалась и заговаривала с людьми. Он следовал за ней. Потом она приостановилась, чтобы взять бутылку с водой. Всех мучила витавшая в воздухе пыль.

– Вы не собираетесь пойти в убежище? Там тоже, наверное, нужна помощь, – заметил он. Но она отрицательно покачала головой.

– Побуду еще здесь, а потом пойду в свой район.

– А где вы живете? – спросил он с интересом, хотя совсем не знал города. Но в этой женщине было что-то интригующее. И возможно, тут была какая-то история, которую ему никогда не узнать. При виде нее его журналистский инстинкт словно сделал охотничью стойку.

Она улыбнулась его вопросу.

– Я живу в округе Тендерлойн, недалеко отсюда. – Место, где она жила, было совершенно другим миром по сравнению с тем, где они были сейчас. Всего несколько кварталов, а разница неизмеримая.

– Довольно опасный округ, да? – Он был заинтригован, он слышал про Тендерлойн, что там обитают проститутки, наркоманы и беспризорники.

– Да, это правда, – честно отвечала она. Но она была там счастлива.

– Так вот где вы живете… – Он был смущен и обескуражен.

– Да, – улыбнулась она. Ее рыжие волосы и физиономия были в грязи, но глаза на чумазом лице сияли. – Мне нравится там.

Шестым чувством он предполагал, что ей суждено стать одной из героинь нынешней ночи. И когда она решила возвратиться в Тендерлойн, его потянуло пойти вместе с ней. Что-то ожидало их там – он не мог обмануться.

– Меня зовут Эверет. Можно мне пойти с вами? – спросил он ее.

Она немного подумала и кивнула.

– Вероятно, среди этих проводов пробираться нам будет непросто… Электрические джунгли какие-то… Но вариантов нет. Спасательные команды не поспешат в наш район. Кстати, зовите меня Мэгги.

Прошел еще час с момента, как они покинули место возле отеля «Ритц». Было около трех часов утра. Большинство людей либо спрятались в убежище, либо решили пробираться домой. Мелани он больше не видел. Кареты «Скорой помощи» с серьезно пострадавшими разъехались, пожарные, казалось, держали все под контролем. Вдалеке они слышали звуки сирены. Эверет пришел к выводу, что начались пожары. Трубопроводы были разрушены, и работа пожарным предстояла серьезная. Он неотступно следовал за маленькой женщиной. Они прошли вдоль Калифорния-стрит, спустились вниз по Ноб-Хилл, держа курс на юг. Потом пересекли Юнион-сквер, наконец-то повернули направо и стали двигаться в западном направлении по О’Фаррелл. Окна в магазинах на Юнион-сквер стояли без стекол, улица была усеяна осколками. Возле «Отеля Святого Франциска» была та же картина, что и возле отеля «Ритц». Постояльцы были эвакуированы и отправлены в убежища. За полчаса они добрались до места, где жила Мэгги.

На улице кругом были люди, но совершенно другие. В затрапезной одежде, некоторые были под кайфом, иные глядели затравленно. Окна магазинов были разбиты, пьяные валялись на тротуаре, а проститутки жались друг к дружке. Эверет был поражен: почти все узнавали Мэгги и приветствовали ее. Она останавливалась и разговаривала с ними, спрашивала, как дела, есть ли пострадавшие, оказана ли им помощь и как в квартале с едой. Они охотно болтали с ней. Наконец она и Эверет сели на ступеньки крыльца при входе в ее дом. Было почти пять утра, но Мэгги не выглядела усталой.

– Кто вы? – спросил он восхищенно. – У меня такое чувство, словно я вижу какое-то странное кино, в котором на землю спустился ангел, но, кроме меня, возможно, никто его не замечает.

Она рассмеялась, услышав такое описание себя. Надо же. Все видят ее не отягощенной проблемами. Но ведь она реальный, обычный человек из плоти и крови, что могла бы подтвердить любая из проживающих здесь проституток…

– Как поэтично… Но все много проще, – спокойно отвечала она, думая, как бы скорее снять с себя рясу. Это было простое скромное черное платье, но она хотела переодеться в привычные джинсы. При первом рассмотрении было видно, что ее дом здорово тряхнуло, но он не был разрушен до такой степени, чтобы в нем опасно было находиться. И этому не препятствовали ни пожарные, ни полиция.

– Что вы имеете в виду? – спросил Эверет в недоумении. Он устал. Ночь была длинной для них обоих, но она была свежа, как роза, и вела себя намного оживленнее, чем на благотворительном вечере.

– Я монахиня, – просто сказала она. – Эти люди – мои подопечные. Большую часть работы я провожу на улице. Вообще-то всю, если честно. Я живу здесь уже десять лет.

– Но почему вы до сих пор молчали об этом? – спросил он после секундного замешательства.

Она спокойно разговаривала с ним здесь, на улице. Этот мир она знала лучше всего, гораздо лучше, чем любой бальный зал.

– Я не думала об этом. А это что-то меняет?

– Черт, да… то есть… нет… – Он запнулся. – Я хотел сказать «да»… Конечно, это меняет дело. Это очень важная деталь, касающаяся вас. Вы очень интересный человек, если учесть, что вы еще и живете здесь. Вы ведь живете не в… эээ… монастыре?

– Нет, мой распался несколько лет тому назад. Монахинь было мало, и его превратили в школу. Епископат разрешил нам жить на квартирах. Некоторые монахини живут вдвоем или втроем. Жить здесь со мной никто не захотел, – она улыбнулась, – они предпочли более благополучные кварталы. А моя работа здесь. Это моя миссия.

– А как вас зовут по-настоящему? – спросил он, будучи окончательно заинтригованным. – Ваше имя в монашестве…

– Сестра Мэри Магдален, – тихо сказала она.

– Вы сразили меня наповал, – признался он, вытаскивая из кармана сигареты. Это была его первая сигарета за всю сегодняшнюю ночь. Не видно было, чтобы она его осуждала. Несмотря на то, что она монахиня, она совершенно спокойно чувствует себя в реальном мире, подумал он. Она была первой монахиней в его жизни, с которой он разговаривал так свободно. После всего, что они пережили, они чувствовали себя почти братьями по оружию. В некотором смысле так оно и было.

– А вам нравится быть монахиней? – спросил он, затянувшись.

Мэгги утвердительно кивнула и повернулась к нему.

– Нравится. Уход в монастырь был самым хорошим поступком в моей жизни. Я всегда знала, что это именно то, что я хочу сделать. Даже еще когда была ребенком. Так же, как дети хотят стать врачом, юристом или балериной. Это называют ранней склонностью. Для меня это было ожидаемой целью.

– И вы никогда не жалели, что сделали это?

– Нет, – радостно улыбнулась она ему, – никогда. Эта жизнь как раз по мне. Я ушла в монастырь сразу после окончания колледжа медицинских сестер. Я выросла в Чикаго, была самой старшей из семи детей. Я всегда знала, что это будет правильно для меня.

– А парень у вас когда-нибудь был? – Он очень хотел услышать ее ответ.

– Один, – легко призналась она без тени смущения. Она не вспоминала о нем все эти годы. – Когда училась в колледже.

– И что случилось? – Он был уверен, что какая-то романтическая история заставила ее уйти в монастырь. Он не мог и представить, что могли быть другие причины. Он вырос в семье лютеран и первую монахиню увидел только тогда, когда уехал из дома. Сама идея монашества всегда казалась ему бессмысленной. Но теперь он видел эту радостную, уверенную в себе маленькую сильную женщину, которая с безмятежным спокойствием, радостью и дружелюбием рассказывает ему о своей жизни среди проституток и наркоманов. Это производило на него невероятное впечатление.

– Он погиб в автокатастрофе, когда я была на втором курсе. Но если бы он даже остался жив, это не повлияло бы на мое решение. Я сразу, в самом начале, сказала ему, что собираюсь стать монахиней, хотя до сих пор не уверена, что он мне поверил. После него я ни с кем не встречалась, потому что уже все для себя решила. Скорее всего, я бы и с ним перестала встречаться. Но мы были молоды, невинны, а наши отношения – абсолютно безобидные. По нынешним понятиям, разумеется.